Ольга Ружникова (СИ) - Ружникова Ольга. Страница 7

Слева — бескрайняя гладь воды. Или крайняя — просто того берега в ночи не видно.

Озеро или река? Судя по сонной глади — наверное, озеро. Не море же здесь. Не в ту сторону скакали.

Если в такое нырнуть и затаиться — сумеют во тьме пристрелить?

Принцесса молчит. Ждет. Ответа или… глупостей?

— Он — намного хуже нашего Карла. А вы говорите — у нынешних друзей принца Романа полно осведомленных шпионов? Или мои скромные тайны известны любому писцу?

— Вряд ли.

— Тогда какой идиот со шпионской сетью поставит на принца Романа? Если нужен новый император — почему не принц Евгений? Или он — слишком мягкотел?

— На наш мидантийский вкус — да. Пусть и не так, как нежный возлюбленный моей сестры.

— Представляю, кем вы считаете меня.

— Могу сказать, что вашего покойного принца Ильдани я считаю нереальным рыцарем из баллад. Даже не верится, что такой дожил до сорока. А вы — наивны и обаятельны, как ягненок, Эдингем, — почти нежно улыбнулась принцесса. Сытой хищницей. Тигрицей в лисьей шкуре. Такая поумиляется… прежде чем оголодает и всё равно сожрет. — Но вернемся к моей стране. Здесь вы правы: у безмозглых заговорщиков нет умных шпионов. А для любого заговорщика с мозгами даже Константин лучше Романа. Нелогично, правда? И раз уж вы решили копать дальше… Кем тогда должны быть заговорщики, чтобы ни Константин, ни Евгений ни за что не вступили с ними в сговор?

2

И вовсе это не тюрьма. Ну, если не считать внушительной стражи у ворот и по периметру. И ограда — выше роста Алана, но тоже произведение искусства. Монсеньор бы оценил такое витое плетение. Будто и не металл.

От ворот широкая дорожка ведет, вьется — к белоснежному зданию с башенками. Через вишневый сад. А у самой ограды — небольшая компания кленов. Здесь они уместны, как… Алан в Мидантии. Только он — вообще один.

Уединенное поместье. За городом, в тишине, вдали от суеты и интриг. На свежем воздухе. Именно здесь и держат беспомощного калеку.

Ирония судьбы — знать любит загородные виллы. И не только мидантийская. А этот «домик» с садиком — наверняка один из самых дорогущих. Императорский ведь.

И вряд ли использовался как тюрьма и раньше.

Стража опять пропустила легко. Как у них тут узник не удрал до сих пор? Впрочем, впустить — это одно. А вот за «выпустить» голов лишатся все. А то и чего другого — сначала. Мидантия такое любит.

Алана уже должны казнить сколько-то там раз. И в очередной — за лицезрение Константина. Без повязки.

Хоть погулять-то он ее надевает? Или думает, вишни прикроют? Объединившись с кленами? Как в сказке.

Неужели Борис оказался милосерднее, чем его считают? И на племянника просто не смог поднять руку? Может, он был к нему трогательно привязан? Такое бывает и с самыми жестокими людьми. Гуго, например, обожает собачек. Особенно мелких и кудрявых.

И тогда узурпатор просто распустил слухи, чтобы боялись? И не ставили на беспомощного слепца. Какое из него теперь знамя борьбы?

Но тогда Борис Предатель здорово рискует. Просто непростительно. Монсеньор бы не одобрил… только как он теперь об этом узнает? Алану-то выжить будет трудновато.

А Константин на самом деле — молод, полон сил. И законный свергнутый император. Рано или поздно он сумеет связаться со сторонниками.

Если, они у него, конечно, есть. Судя по тому, как легко сын Иоанна Кровавого лишился власти…

С другой стороны дядя шел к свержению племянника давно. А тот слишком доверял родственнику и оказался просто не готов.

Но зато уж Борис теперь готов насколько… Бывшего правителя даже в Эвитане охраняли бы лучше. А ведь Борис Предатель — не идиот. И уж точно — не столп милосердия.

И… во что тогда вляпался Алан на самом деле?

И как же красив этот принц Константин — на женский вкус! Не суровым обликом Северного Волка и не салонными локонами придворных шаркунов, а… Такие лица бывают у художников, взгляд — у поэтов… А пальцы, наверное, у скульпторов, но за этим — к принцессе Марии. Она опишет лучше. В том числе — на ощупь.

Просто не красавцам вроде Эдингема в очередной раз дико завидно.

Но интересно, как тот же Евгений проигрывает внешне и кузену, и брату. Константин — сама тонкая одухотворенность. Роман — яркий красавец… если забыть, что от него уже шарахаются. Дамы любого возраста и любой дерзости.

Но нелегко, наверное, расти в такой компании.

Мария уединилась с любовником. Ей повезло.

Потому что Эдингем тоже уединился… посидеть в соседней комнате с Юлианой. Ему-то придется провести последние часы в не самом приятном обществе.

— Что здесь планируется? — вполголоса прошипел он.

— Вы знаете. — Таким же тоном ее «Снотворное» загоняло в угол запуганную принцессу Софию. — И говорите тише.

Отлично. Чего еще не знает местная стража, что нужно от нее скрывать?

Хуже, что далеко не всё знает и Эдингем.

Только он — офицер, а не еле живая от ужаса девочка, силой выпихнутая замуж в змеиное логово… в императорскую семью. И забытая там за ненадобностью. Братец — уже кардинал, папа — уже министр. Девочку не жалко.

Тем более, у них там уже и новая подросла. Тоже, небось, за эти годы уже выгодно продать успели.

— Алан, даже если я не убью вас сама — мне достаточно заявить, что вы на меня напали. Вы это понимаете? Отлично. А теперь успокойтесь. У вас есть шанс выкрутиться из этой заварушки живым. Не лишайтесь его. Вспомните о заложнице. И о… вашей Эйде в Эвитане. И о шпионах Романа. Разве вы не влюблены?

— Считаете себя настолько умнее меня, принцесса? Вы мне это уже говорили. Уж вы-то точно не допустили бы глупость влюбиться… позже, чем в десять лет.

— Но в десять же допустила. И… ладно, Алан, — рассмеялась она. — Я вам солгала. Разлюбила я несколько позже, чем в одиннадцать.

Лишний раз напоминает, что ему можно говорить уже всё? Перескажет он уже исключительно голубям и ангцам Творца?

— Неравная любовь?

Очень уж приятно представить Юлиану вздыхающей по мускулистому, потному конюху. Или по смазливому незнатному пажу с лютней и локонами. Напомаженными и надушенными.

Если, конечно, она не кусала локти, когда Константин предпочел Марию. Наверное, паршиво быть такой красоткой… а выбирают не тебя? Менее яркую, менее дерзкую. У Алана хоть оправдание есть — каждый второй его интереснее и привлекательнее. А принцессе и первой красавице Мидантии только на дрянной характер списывать и остается.

— В чём-то да. — На покойников Юлиана и впрямь не обижается. — Но не так, как вы решили. Мужчины просто порой предпочитают совсем других женщин. Ваша возлюбленная, Алан, там, в Эвитане… она ведь хрупкая, слабая?

Точно — Мария. И теперь уже ясно, с чего такое странное отношение к сестре. Неужели Эдингем вдруг обзавелся крохами проницательности? И хоть в чём-то раскусил прекрасную стерву и интриганку?

— Потому что таких дам хочется защищать, — поддел Эдингем. — Они — истинные леди.

— Самообман, — отрезала принцесса. — Никого вы не защищаете.

Угу. Константину из тюрьмы защищать хоть кого затруднительно. Благодарите его дядю, он же папа возлюбленной.

— Долго нам ждать?

— Столько, сколько нужно. Берите пример с Константина и Марии, Алан. Они рискуют не меньше. Но — никаких нервов. Люди заняты делом.

— Они, если вы не заметили, влюбленная пара, — буркнул Эдингем.

— Ну да, — не проявила ревности Юлиана. Впрочем, она же вроде давно разлюбила? Пусть не в одиннадцать, но и не вчера же. — А вам приходится терпеть всего лишь мое общество. Зато и волноваться не за кого — только за себя. На меня-то вам глубоко плевать.

— А свою шкуру жалеть, надо полагать, дурной тон?

— Ну, вдруг вам светит светлый Ирий? Вряд ли вы успели совершить что-то совсем уж непростительное.

Для наивного ягненка? Как насчет службы у Гуго? Да и у монсеньора Ревинтера?

Как насчет того, что не уберег Эйду? А пообещал Ирэн жениться и бросил одну?