Пеликан - Дриссен Мартин Михаэль. Страница 10

— Обычно недели через две, не раньше. Но ему почему-то не терпится, говорит, чем скорее, тем лучше. Только пришел в сознание и тут же запричитал: «Домой… почта… почта…»

— Вот это я понимаю, чувство долга, — не дрогнув ни одним мускулом, отреагировал Йосип.

Когда они с собакой пришли домой, жена курила на кухне — пепельница переполнена, пачка сигарет в пределах досягаемости.

— Привет, — поздоровался Йосип. Уже много лет он не называл ее по имени. — А у нас гости. Для Катарины привел.

Как обычно, когда он заговаривал с ней решительно и безразлично, она не ответила, вперив в мужа ничего не выражающий взгляд. Ее лицо, некогда милое и по-деревенски простое, утратило былую привлекательность. Оно округлилось и потеряло всякий контур. Женщина на кухне, казалось, пришла сюда из далекой азиатской степи, а не из соседней деревни в пятидесяти километрах — в дополнение к слабоумию в ней будто проявлялись гены бог знает какого монгольского или киргизского народа. Йосип не только потерял молодую жену, которую когда-то любил, он оказался прикован к существу, не разделявшему с ним ни расу, ни будто бы даже человеческое начало. Тем не менее он всегда обращался с ней любезно и уважительно, что она расценивала как слабость и беспардонно на него набрасывалась. Только когда он, как сейчас, заговаривал тоном, не терпящим возражений, жена впадала в ступор. Вызвать ее реакцию можно было, лишь действуя жестко и строго. К сожалению, это претило его натуре, он был не способен постоянно на нее давить. Вот и сейчас она молча сверлила его глазами, будто жена кулака в ожидании кнута своего хозяина и господина. На ее подбородке блестела слюна.

— Я хочу, чтобы ты ей не мешала. Никаких сцен. Ясно?

Она смотрела на него стеклянными голубыми глазами, скрестив руки на коленях, и в качестве единственного ответа засунула ногу в барабан стиральной машины, будто бы рассчитывая на легкий педикюр.

Йосип так натянул поводок, что собака захрипела. Жена держалась тихо, но это могла быть бомба замедленного действия — как с пролетариатом перед началом революции. Иногда он боялся, что однажды во сне она перережет ему глотку.

Йосип направился в свою спальню, где любила проводить время Катарина. Приоткрыв дверь, он ногой придержал собаку — хотелось сделать дочери сюрприз. Девочка сидела в позе лотоса на ковре перед его кроватью и складывала пазл с пони.

— Милая, можно войти?

Обычно эта шутка работала безотказно: дочь улыбнулась и, вскинув руки, неистово забарабанила ими в воздухе, будто хотела сказать: «Вот же, сейчас начнется праздник!» Катарина умела говорить, но обычно обходилась лишь странными звуками.

— А у нас гость. Ее высочество принцесса!

Девочка замерла в ожидании, натянув платье на колени. Йосип отстегнул шлейку и втолкнул собаку в комнату.

Лайка прошествовала по ковру так, как это умеет делать только борзая на своих четырех высоких лапах, а затем элегантным и в то же время скромным движением заняла место рядом с девочкой. Катарина аккуратно положила на ковер детали пазла, которые все это время были у нее в руке. Склонив набок узкую голову, Лайка внимательно следила за ее движениями. Девочка протянула руку и дотронулась до собачьего носа. Лайка посмотрела на нее выпученными глазами, осторожно подняла переднюю лапу и положила ей на колено. Обе немного пускали слюни.

Йосип снял китель и расстегнул рубашку.

— Вы же друг с другом поладите, правда?

— Да, — задумчиво сказала Катарина. — Я Пушинка Первая, а она Пушинка Сотая.

— Ну и отлично. Тогда папа приляжет. Папа устал.

Йосип уставился на потолочный вентилятор, который уже лет тридцать торчал без движения, как могильный крест. Хороший план. Одного преступника он заставит платить другому. А в выигрыше окажутся все: Андрей сохранит работу, шантажист получит свое, да и ему больше не придется переживать.

Осталось решить, как и где передавать деньги.

Пока Йосип разглядывал неподвижные лопасти вентилятора с ползающими мухами, его посетила абсурдная мысль.

Что, если выбрать другой бетонный блок на обочине кольца и сделать так, чтобы преступники платили друг другу без его участия? Вышел бы настоящий шедевр с изящным нравоучительным подтекстом.

Йосип рассмеялся. Сначала почти беззвучно, но потом раздался всхлипывающий, надрывный гогот, сотрясавший его живот.

Над кроватью показалась головка Катарины в очках.

— Почему ты смеешься? — удивилась она. — Ты же никогда не смеешься!

— Знаю, знаю, — согласился Йосип, расстегивая верхнюю пуговицу на брюках, чтобы полегчало.

— Ну?

На сей раз из-за края кровати вынырнула половина озабоченной собачьей головы.

— Пока это секрет. Потом расскажу.

— Папочка противный, — разозлилась Катарина. Она не любила, когда нарушался привычный ход дел. В последний раз, когда Йосип вернулся из Загреба, она недоверчиво обнюхала его и сказала: «Ты слишком вкусно пахнешь». Теперь перед автобусом он всегда принимал душ.

— Иди собирай пазл, — ответил Йосип.

Нужно рассуждать практически. Письмо можно написать на имя Андрея и просто отправить по почте, а когда он поправится, сам себе его и доставит. Просить больше, чем требовал его собственный шантажист, Йосип счел непорядочным. Использовать для передачи денег бетонный блок на обочине Миклоша Зриньи — способ, конечно, проверенный, но не лучше ли выбрать собственное место? Он мысленно обошел весь город, начиная с бульвара, а потом все выше через старые кварталы, каждый раз сворачивая в разные переулки и взбираясь по новым лестницам. Места близко к дому ему не нравились. Новостройки на склоне тоже не подходят— там можно заплутать. Думать как преступник оказалось не так и просто, особенно с непривычки.

Девочка подробно объясняла Лайке, куда класть каждый элемент пазла. Время от времени собака скулила, а Йосип надеялся, что она еще не просится на улицу.

Постепенно мысль завела его на холмы и дальше, за городскую черту. Собственная грандиозная смотровая площадка в виде горной станции фуникулера сулила ему ряд преимуществ. Кажется, чуть севернее вдоль склона узкой полосой шли пашни и несколько виноградников. Он там редко бывал, но сейчас без труда нарисовал перед собой этот пейзаж. Узкие дорожки и тропки, то вверх, то вниз, не сильно отклоняясь от линии высоты. Необитаемые домики и сарайки, куда наемные пахари или владельцы земли ставят трактора и прячут утварь. Земля здесь бурая и иссохшая, во время пахоты на неровной поверхности остаются линии и узоры, похожие на отпечатки пальцев. Произрастающий здесь виноград настолько плох, что годится разве что на производство уксуса или самого дешевого в супермаркете вина в картонных упаковках. Многообещающая территория для начинающего шантажиста: почти никто не приходит, сюда можно, не привлекая внимания, прогуляться от памятника. Тут Йосип вспомнил про высоковольтную линию. Если не считать военную станцию связи на вершине горы дальше к северу, то мачты линии электропередачи — самые высокие во всей округе. Хотя в электротехнике он профан, они ему всегда нравились, наверное, потому что были так просто и понятно составлены, будто из набора с детским конструктором — по три цирковых силача, стоя друг у друга на плечах, горизонтально раскинув обрубки железных рук, элегантным неводом провожают восемнадцать толстых каплем вверх, исчезая за вершинами карстовых гор. Йосип четко нарисовал всю картину, а теперь силился припомнить фундамент каждой мачты, но безрезультатно. Стоит как-нибудь сходить туда и осмотреть опоры более тщательно. Он вспоминал, что пахать вроде бы приходилось, обходя угловатые бетонные блоки, пространство между которыми заросло неприступным колючим кустарником. Идеальное место, чтобы прятать деньги.

Лежать на кровати и вот так запросто постигать ухищрения игры, в которую прежде никогда не играл, — Йосип почувствовал себя невероятно одаренным.

— Папа, можно она будет жить с нами? — спросила дочь.