Краткая история тракторов по-украински - Левицкая Марина. Страница 20

Станислав воскликнул:

— Ух ты! Я й не знав, шо Надежда так хорошо балакае по-украинськи!

В дверь позвонили. Открыл Майк. Это были Задчуки. Они стояли на пороге с букетиком цветов и домашним тортом.

— Заходите-заходите! — сказал Майк. — Мы как раз собирались пить чай.

Задчуки застыли в дверном проеме. Они заметили грозное Валентинино лицо. (Груди она уже спрятала.)

— Заходьте, — недовольно сказала Валентина. В конце концов, они же ее друзья, может, когда-нибудь и понадобятся.

— Заходите, — пригласила я, — я поставлю чайник. — Мне нужно было отдышаться и собраться с мыслями.

Хотя на дворе уже был октябрь, погода стояла теплая и солнечная. Мы решили пить чай в саду. Майк и Станислав расставили под вишней шезлонги и старый шаткий походный столик.

— Добре, шо прийшли, — сказал папа Задчукам, откинувшись на скрипучем брезенте. — И торт укусный. Моя Милочка тоже такий пекла.

Валентина восприняла это как оскорбление:

— У «Теско» лучче. Миссис Задчук обиделась:

— А мине домашний больше наравиться. Мистер Задчук встал на ее защиту:

— Нашо ты купуеш у «Теско», Валентина? Чому сама не печеш? Женшина должна пекти сама.

После стычки со мной Валентина до сих пор была в воинственном настроении.

— Нема времени пекти. Увесь день гроши заробляю. Купую торты, одежу, машины. Муж-жадюга не дае мине грошей.

Я испугалась, что она опять задерет футболку, но Валентина лишь эффектно мотнула грудью в сторону отца. Тот в страхе взглянул на Майка молящим взором. Плохо зная украинский, Майк не понял, о чем речь, и, как назло, вернулся к теме торта. Он решил снискать расположение миссис Задчук, положив себе еще один большой кусок:

— М-мм, как вкусно!

Миссис Задчук покраснела. Она погладила Майка по ноге:

— Вы хорошо кушаете. Люблю, когда мущина хорошо кушае. Почому ты больше не кушаеш, Юрий?

Мистер Задчук воспринял это как оскорбление:

— Од торта пузо росте. Ты товста, Маргаритка. Трохи товстувата.

Миссис Задчук восприняла это как оскорбление:

— Лучче товста, чим худа. Глянь на Надежду. Як голодающа з Бангладеша.

Я восприняла это как оскорбление. С негодованием втянула живот:

— Быть худой — хорошо и полезно для здоровья. Худые дольше живут.

Все повернулись ко мне и насмешливо захохотали:

— Худиют од голода! Од недоедания! Пока товстый похудие, худый здохне! Ха-ха-ха!

— Люблю товстух, — сказал отец. Пытаясь задобрить Валентину, он положил свою морщинистую руку ей на грудь, немножко стиснув. Мне в голову ударила кровь. Я вскочила, случайно задев ножку стола, и чайник вместе с остатками торта опрокинулся на землю.

Чаепитие вышло не ахти.

После того как Задчуки ушли, нужно было еще помыть посуду и постирать грязную скатерть. Валентина натянула на руки с розовыми перламутровыми ногтями резиновые перчатки. Я отпихнула ее.

— Сама помою, — сказала я. — Я не боюсь испачкать руки. Наверно, ты слишком хороша для этого, Валентина. Слишком хороша для моего отца, ты так думаешь? А вот тренькать его гроши — всегда пожалуйста!

Она заорала:

— Ведьма! Ворона! Вон з моей кухни! Вон з моего дома.

— Это не твой дом! Это дом моей матери! — завопила я в ответ.

В кухню вбежал отец:

— Надежда, чого ты суешь нос? Ето не твое дило!

— Папа, ты сумасшедший. Сначала ты разрешил Валентине растренькать все твои гроши. Потом — одолжи мне сто фунтов. Одолжи пятьсот фунтов. А сейчас говоришь, чтобы я не совала нос. Одумайся!

— Я просив одолжить грошей. Я не просив совать носа. — Он стиснул зубы. Сжал кулаки. Весь затрясся. Помню, раньше это вселяло в меня ужас, но сейчас я была выше ростом.

— Папа, почему я должна давать тебе гроши на эту загребущую, лживую, размалеванную… — «Суку, суку, суку!» — хотелось мне выкрикнуть. Но это слово так и не слетело с моих феминистских уст.

— Вон отсюда! Вон, и шоб я тебя больше не бачив! Ты мине не дочка, Надежда! — Он уставился на меня пустыми безумными глазами.

— Прекрасно, — сказала я. — Мне так даже лучше. Кому нужен такой папаша? Лапай свою грудастую жену, а меня оставь в покое.

Я собрала вещи и помчалась к машине. Через несколько минут за мной вышел Майк.

Когда мы выбрались из Питерборо и поехали по трассе, Майк в шутку сказал:

— Ну у тебя и семеечка!

— Заткнись! — рявкнула я. — Заткнись и не суй нос!

Потом мне стало стыдно. Я поддалась всеобщему безумию. Мы ехали домой молча. Майк искал на радиоволнах легкую музыку.

9

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПОДАРКИ

Однажды поздно вечером, вскоре после нашего приезда, Станислав позвонил сестре. Он нашел ее номер в отцовском телефонном справочнике.

— Прошу вас. Зделайте шо-нибудь… ети страшни скандалы… они все время орут… — всхлипывая, говорил он в трубку.

И Вера кое-что сделала. Она позвонила в Министерство иностранных дел. Там ее попросили изложить все в письменном виде. Придя в бешенство, она позвонила мне:

— На сей раз мы будем писать вдвоем и обе поставим свои подписи. Я не желаю, чтобы он стравливал нас между собой. Не желаю, чтобы ты оставалась у него на хорошем счету только потому, что ни черта не делаешь, а я все беру на себя, и он в конце концов вычеркнул меня из завещания.

— Может, я вначале ему позвоню? — сказала я. — Попробую узнать, что там у них происходит. Я не хочу совершить что-нибудь такое, в чем мы обе потом будем раскаиваться. — Я чувствовала себя виноватой в том, что не уследила за ним.

Я позвонила отцу. Вначале услышала в трубке треск, а потом его учащенное дыхание:

— Алло? А, Надежда. Добре, шо позвонила.

— Что-то случилось, папа?

— Нелады з Валентиной. Некотори проблемы. Сичас она веде себя так, будто меня не любе… говорить, шо я прымитивне существо… тварь ползуча, котору треба роздавить… прыдурок, которого треба запереть на замок… здохляка… ну и так далее. — Он говорил бессвязно и много кашлял. Голос у него был хриплый — отец мучительно выдавливал из себя все эти слова.

— Эх, папа, — я не знала, что и сказать, но он расслышал упрек в моем голосе.

— Конешно, не она одна в етом винувата. В нее серьезный стресс из-за отсрочек у Министерстве. Ну и потом, она дуже багато роботае: днем у больнице, а вечером у готеле. Она устае, а когда она уставша, то очень роздражительна.

Меня переполняла злоба — злоба на нее и на него.

— Папа, это было с самого начала всем ясно. Всем, кроме тебя.

— Не кажи Вере, добре? А то она скаже…

— Папа, Вера обо всем знает. Ей позвонил Станислав.

— Станислав звонив Вере?

— Он плакал в трубку.

— Погано. Дуже погано. Ладно, хай буде шо буде… до апелляции мы останемся умеете… а потом они уидуть и оставлять меня у покое.

Но мы с сестрой решили больше не испытывать судьбу. Я набросала письмо в иммиграционную службу Министерства иностранных дел в Лунархаусе, Кройдон, изложив историю женитьбы Валентины с моим отцом и ее связи с Бобом Тернером. Я больше не строила из себя добрую либералку. Описала жилищные условия, упомянув о раздельных кроватях, и подчеркнула, что брачные отношения не осуществлялись, поскольку я полагала, что, согласно официальной точке зрения, целью брака является проникающий секс. Я была довольна чопорным тоном своего письма.

В начале сего года миссис Дубова получила вторую шестимесячную визу и в апреле въехала через Рамсгит в страну. Она снова остановилась в доме мистера Тернера. В июне она обвенчалась с моим отцом в церкви Непорочного зачатия в Питерборо.

После свадьбы миссис Дубова не переехала к моему отцу, а осталась жить на Холл-стрит в доме мистера Тернера. По окончании школьного триместра миссис Дубова (ныне Маевская) и Станислав переехали в дом моего отца. Тем не менее супруги спали в разных комнатах и никогда не осуществляли брачных отношений.

Поначалу нам казалось, что все идет нормально. Мы думали, что, если даже миссис Дубова (ныне миссис Маевская) и не любит нашего отца в романтическом смысле, она хотя бы проявит заботу о немощном старике. Тем не менее уже через несколько месяцев все пошло из рук вон плохо.