Краткая история тракторов по-украински - Левицкая Марина. Страница 34

В этот самый момент из дома вышла Валентина. Хотя на дворе стоял июнь и было тепло, она закуталась в большую шубу с узкой талией и широкими плечами, сунула руки в карманы — изображала из себя кинозвезду. Она так растолстела, что шуба еле на ней сходилась. На шее сверкали какие-то блестящие бусы, которые в темноте можно было принять за бриллианты. За ней шел Станислав в рубашке с короткими рукавами, неся в руках ее сумочку.

Увидев, как мы втроем стоим в саду и смотрим на «ролик», Валентина остановилась.

— Гарна машина? — обратилась она ко всем, но взглянула в ожидании ответа на Майка.

— Да, очень славная машина, — ответил Майк, — но это скорее музейный экспонат или коллекционный экземпляр, нежели автомобиль, на котором можно ездить.

— Привет, Валентина, — обворожительно улыбнулась я. — Ты так элегантно выглядишь. Собралась в свет?

— На роботу, — отрезала она, даже не повернув ко мне головы.

— А ты что думаешь, Станислав? Тебе нравится машина?

— Конешно, нравится! Лучче, чем «ЗИЛ». — Блеснули его щербатые зубы. — У конце концов Валентина всегда получае то, чого хоче.

— Машине капут, — сказал отец.

— Ты ее одремонтируешь, — рявкнула она. Но затем, вспомнив, что ей полагалось быть с ним ласковой, наклонилась и погладила по щеке. — Мистер Инженер.

Сгорбленный мистер Инженер вытянулся во весь свой незавидный рост:

— «Роллс-ройсу» капут. «Ладе» капут. Скоро й «роверу» капут. Токо пешочком не капут. Ха-ха-ха!

— Самому тебе скоро капут, — сказала Валентина. Она поймала мой взгляд и негромко рассмеялась, делая вид, что это шутка.

Валентина со Станиславом уехали на «ровере», оставив за собой облако дыма и запах горелого. Пока Майк с отцом продолжали сосредоточенно изучать «ролик», я вошла в дом и отыскала «Желтые страницы».

— Алло, это Эрик Пайк?

— Чем могу служить? — Голос был елейный и в то же время прогорклый, как перегоревшее машинное масло.

— Я дочь мистера Маевского. Вы продали ему машину.

— Ах, да. — Прогорклый сдавленный смешок. — Валентинин «ролик». Вы знаете, он принадлежал Гласуай-нам…

— Мистер Пайк, как вы могли так поступить? Вы же знаете, что машина не на ходу.

— Ну видите ли, мисс а-а… миссис а-а… Понимаете, Валентина сказала, что ее муж — первоклассный инженер. Занимался аэронавтикой. Знаете, я немного разбираюсь в самолетах. — Елейно-прогорклый голосок зазвучал более самоуверенно. — Понимаете, мировыми лидерами по аэронавтике в 1930-х были украинцы. Сикорский изобрел вертолет. Лозинский работал над «МиГом». Я сам видел эти аппараты в действии, в Корее, понимаете. Прекрасные маленькие истребители. Поэтому, когда Валентина рассказала мне о своем муже — что он пообещал ей завести машину в два счета… Уверяю вас, я сомневался, но она говорила очень убедительно. Ну вы же ее знаете.

— Мой отец осмотрел машину и сказал, что починить ее не удастся. Можете забрать ее и вернуть обратно деньги.

— Пятьсот фунтов — очень хорошая цена за «ролле» старой марки.

— Но ведь машина не заводится.

На другом конце провода воцарилась тишина.

— Мистер Пайк, я знаю, что здесь происходит. Мне все известно о вас с Валентиной.

Вновь тишина, потом послышался негромкий щелчок. Наконец, короткие гудки.

Леди Ди «ролик» понравился. Окно задней дверцы для пассажиров не закрывалось до конца, и коту удавалось протиснуться в щель. Он приглашал туда своих дружков со всей округи, и они развлекались ночи напролет на роскошных кожаных сиденьях, а потом метили мочой территорию. Подружкой Леди Ди стала боязливая и тощая полосатая кошечка, которая, как вскоре стало очевидно, тут же забеременела. Ей нравилось сворачиваться клубком на сиденье водителя, запустив когти в мягкую кожаную обивку.

В июне было не по сезону сыро. Дождь лил как из ведра, пока газон не превратился в болото. «Ролик» все глубже в нем увязал, а вокруг росли высокая трава и бурьян. Подружка Леди Ди родила на переднем сиденье «ролика» четверых котят — слепые, мяконькие, мяукающие комочки сосали свою тощую мамашу, ритмично хлопая лапками по ее животу. Папа, Валентина и Станислав были без ума от них и попробовали перенести их в дом, но подружка Леди Ди перетащила их обратно, хватая по одному за шкирку.

Вера навестила отца вскоре после рождения котят. Она примчалась из Путни в своем побитом «гольфе-джити» с открытым верхом, подаренном Большим Диком еще в те времена, когда он ее любил (машина тогда, разумеется, еще не была побитой). Вера приехала в полдень: Станислава и Валентины не было дома, а папа прикорнул в кресле под включенное на полную громкость радио. Проснувшись, он увидел ее перед собой и непроизвольно завопил:

— Не! Не!

— Папа, замолчи ради бога! На этой неделе нам хватало мелодрам, благодарю покорно, — рявкнула Вера голосом Старшей Сеструхи. — Так! — Она огляделась вокруг, словно бы Валентина могла прятаться в углу. — Где она?

Отец молча сидел в кресле, вцепившись в подлокотники.

— Где она, папа?

Он демонстративно закусил губу и уставился прямо перед собой.

— Папа, я приехала аж из самого Путни, чтобы вытащить тебя из беды и расхлебать кашу, которую ты сам же и заварил, а ты даже не соблаговолишь со мной поговорить.

— Ты ж сказала, шоб я мовчав, от я й мовчу. — И он снова сжал губы.

Старшая Сеструха обошла все комнаты, громко хлопая дверями. Заглянула даже во флигель и теплицу. Потом вернулась в ту комнату, где сидел отец. Он так и не сдвинулся с места. И губы его были по-прежнему плотно сжаты.

— Право же, Надя, — сказала она мне, — я готова понять, почему Валентина вылила на него чашку воды. Мне хотелось сделать то же самое. Наверное, он пытался доказать, какой он умный. — Я промолчала. И плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться. — Но разговорить его оказалось проще простого. Я спросила его о Королёве и космической программе.

— И чем же все это кончилось? Ты познакомилась с Валентиной?

— Она показалась мне замечательной женщиной. Такой… энергичной.

Видимо, Старшая Сеструха и Валентина чудесно поладили. Валентину привели в восторг Верина стильность и рисовка. А Веру — Валентинина откровенная сексуальность и безжалостность. Они обе сошлись во мнении, что отец — жалкий, безумный и презренный тип.

— А как же перламутрово-розовый лак для ногтей? Шлепанцы на высоких каблуках? «Ролик» на газоне?

— Ну да. Она, конечно, шлюха. И преступница. Но я не могла ею не восхититься.

У меня упало сердце. Я возлагала столько надежд на эту встречу: матримониальная пушка Задчуков — против миссис Эксперт-по-разводам; атласная зеленая установка для запуска ракет — против сумочки «Гуччи». Я поняла, как сильно рассчитывала на то, что Старшая Сеструха повлияет на Валентину. Но теперь осознала, что в некотором смысле они были одного поля ягодой.

— Бедный папа. Он, конечно, со странностями, но я никогда не назвала бы его презренным.

— Да ты посмотри, сколько хлопот он всем доставляет — нам, властям, той же Валентине. В конце концов она поймет, что лучше ей перебраться к кому-нибудь другому. Если б он только мог с самого начала сказать «нет». Но он действительно считал себя подходящей партией для тридцатишестилетней шлюшки. Разве это не достойно презрения?

— Но она же поощряла его. Льстила ему. Рядом с ней он чувствовал себя молодым и сексуальным.

— Он позволял себе льстить, потому что в глубине души верит в свое полное превосходство. Считает себя способным перехитрить систему. Он уже не первый раз занимается чем-то подобным.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты многого не знаешь, Надя. Знаешь, что он чуть было не отправил бабу Соню в Сибирь?

— Я помню, как папа мне об этом рассказывал. Речь шла о пионерах украинской авиации. И еще мама говорила мне, как бабе Соне выбили передние зубы.

После окончания Киевского института гражданской авиации в 1936 году отец хотел поступить в Харьковский университет, где Лозинский со своими коллегами занимался разработкой реактивного двигателя. Но вместо этого его направили на восток — в Пермь, в предгорья Урала, преподавать в советском летном училище. Отец возненавидел Пермь: толпы пьяных солдат; никакой интеллектуальной или культурной жизни; за тысячи километров от дома; за тысячи километров от Людмилы, которая была уже беременна их первенцем. Как добиться того, чтобы его отправили домой? Николай придумал коварный план. Он не сможет пройти проверку органов безопасности. На одном из целой горы бланков, которые необходимо было заполнить, отец сообщил властям, что женат на враге народа. И чтобы представить себя в еще более невыгодном свете, выдумал старшего брата Людмилы — контрреволюционного террориста, жившего в Финляндии и стремившегося свергнуть Советскую власть.