Кровавая Мачеха (СИ) - Ружникова Ольга. Страница 23
Это уж точно.
— Змеи с Октавианом Мальзери — он и впрямь сопляк и мальчишка. Но вот Анри Тенмар… У вас и впрямь что-то было или нет?
Еще не легче. Опять. Где? Под носом Олафа? На могиле Кармэн? Когда Элгэ считала, что проклята?
А что? Переспала же Элгэ с Виктором, не относив траура по Алексису. Что теперь о ней можно думать?
— Когда бы я успела, Виктор? По-твоему, я всё жизнь только и делала, что скакала по чужим постелям? А Анри Тенмар любил твою мать, женился на Элен, а потом — на Ирии Таррент.
— Ирия Таррент спала с его стариком-отцом. А в перерыве — с каким-то кузеном-поэтишкой, на чьей могиле в Тенмаре оставила гору цветов, я об этом слышал. И Анри Тенмар точно не был верен моей матери — все эти годы. И моя мать ему — вряд ли, или я ее совсем не знаю. И ты тоже не клялась мне в любви и верности. Твои ведь слова?
— Ты — неблагодарная свинья, Виктор, если и впрямь считаешь так, как говоришь. Это Анри спас тебя. И он же возвел тебя на трон.
А ты уже его успел подставить. И не единожды.
— Да. Потому что у него не было выбора. Он уже заменил бы меня — да не на кого. Тенмар ведь лишился своего золотого, драгоценного Грегори.
— Прекрати. Не смей так про Гора! Вы росли вместе, дружили с рождения. Вы же были братьями!
— Так хотели наши семьи. Мой отец был принцем из великого рода, моя мать — принцессой. Я с раннего детства соображал в политике лучше, чем Грегори в двадцать один. Он всю жизнь только сопли жевал и плыл по течению — бревно бревном. Даже дурак Фредерик Юбочник был лучшим королем, чем когда-нибудь стал бы Грегори. Но нет — никогда никакого Виктора. Только Грегори. Никто и никогда вообще не рассматривал в этой роли меня. Не принимали всерьез. В том числе и потому, что моя бабка Анна Ларнуа думала не головой, когда ложилась под Тенмарского Дракона.
— Виктор, имей уже хоть какую-то совесть.
— Я ее уже давно поимел. Она для меня больше не привлекательна.
— Виктор, прекрати. Грегори уже нет в живых.
— Да, к счастью. Иначе мне пришлось бы или присягнуть ему, или драться с ним насмерть.
«Если поймешь, что я — это уже не я…»
Куда смотрела Элгэ все эти годы? Собственное имя — будто насмешка. Назвали — в честь богини Мудрости и Памяти…
— Если я вдруг узнаю, что ты и Тенмар… Хватит с меня Драконов! Особенно этого! Хватит с меня возомнившего о себе невесть что Тенмара — и маршала, и его земель!
— Давай я лучше соглашусь на развод. Хоть сейчас. Я хочу свободы, Виктор. Тебе тоже лучше взять в жены более подходящую тебе женщину. Разделяющую твои взгляды на страну, людей, друзей и врагов. Попроси об этом Юлиану Кантизин. Она накоротке с самим Его Святейшеством Патриархом. Если пожелаете оба, ты сможешь жениться на ней, получишь вторую корону, объединишь ваши страны.
Если императрица Юлиана, конечно, пожелает…
И Элгэ спятила, что ли? Чтобы Виктор что-то там объединил — куда ему придется деть свою маленькую тезку — императрицу Викторию Кантизин? И он вполне себе на это готов, не сомневайся. Одна надежда — Юлиане Мидантийской такой муж не нужен даром. Да и с приплатой — без надобности. Видит она все его «великие» интриги насквозь.
— Я люблю тебя! — раненым зверем прорычал Виктор. — И будь я проклят, если отпущу тебя!
Ты уже проклят. Осталось лишь понять, давно ли.
Элгэ не видела в лицо ни Мигеля Мэндского, ни Эрика Ормхеймского. И здесь нет ни Кармэн, ни Арабеллы, ни даже Ирии Таррент. Но в Лютене осталась Элен Контэ. Наивная, влюбленная Элен. И даже она способна что-то понять и запомнить. А потом Элгэ доберется и до Ирии Таррент.
Она давно расспросила бы юную бывшую графиню — если бы знала, что уже пора спрашивать.
— И она не накоротке с Патриархом. Он обвенчал Юлиану с покойным Евгением, когда тот приволок ее к алтарю за косы.
— Это сама Юлиана тебе сказала? При личной встрече?
— Дождешься от этой гордячки. Чтоб она призналась, что кто-то ее укротил и взнуздал… Элгэ, поверь: эта пышногрудая шлюха сразу не стала бы так заигрывать со мной, если б совсем ничего не чувствовала. И не стала бы сейчас юлить. Юлиана — лживая дрянь и потому была готова продаться даже никакому во всех смыслах Евгению, чтобы выжить. Но меня она хочет до сих пор. Я это прочел в ее глазах.
Типичная логика некоторых мужчин: либо моя, либо ничья. А раз чужая — значит, шлюха. Да и своя — почти в той же цене.
— Просто она понимает, что мне нужна только ты. Вот и изображает липовую гордость. Я же привез тебя с собой.
Элгэ готова уехать хоть прямо сейчас, но тогда переговоры оборвутся сразу же. Потому что по каким бы причинам не «юлила» Юлиана Кантизин — это точно не страсть к Виктору.
А если б даже была и страсть — такие женщины не живут порывами сердца. А уж тем более, тела. Присланные портреты говорят лишь о попытках манипулировать своей красотой — больше ни о чём.
— Виктор, выданная против воли женщина не станет хранить верность погибшему мужу. Особенно, если она — «лживая, продажная дрянь» и «шлюха». Поверь мне, уж в этом я разбираюсь.
— Я превосхожу этого бесцветного Евгения во всём, это очевидно любой девице или бабе. Даже ей. Но она мне не нужна, Элгэ. Разве что ради помощи от Мидантии. А потом — да пошла она. Соси, детка.
Когда именно у Элгэ исчезли последние мозги, а? Когда она с чего-то решила, что Виктор ей напоминает Алексиса? Что он вообще хоть чем-то удался в родного отца?
Глава 2
Глава вторая.
Конец Месяца Рождения Осени.
Эвитанско-Мидантийское пограничье.
1
Мясо в восточных травах, запеченное с сыром, остывает и скучает на золотых тарелках. Юлиану мутит, а ее раздраженному собеседнику сейчас не до еды.
Она слишком долго водит Виктора за нос. Его терпение и так удивительно, сколько продержалось. Евгений бы еще даже не начал нервничать. Но вот бешеный Роман кипел бы давным-давно.
И всё равно нападение едва не застало врасплох. Правда, лишь «едва». Даже несмотря на догнавшее в последние дни недомогание — удел всех в ее положении.
Только всё же в Мидантии (и в ее дворце) из них двоих родилась и выросла Юлиана. Даже если сейчас она, скорее, неповоротливая утка с яйцом внутри, чем стремительный ястреб. А скоро всё будет еще хуже.
Юлиана позволила не только вжать себя в старинный гобелен ближайшей стены — прямо в лоб несчастного, когда-то белоснежного единорога. На его невезучий легендарный рог. Мало того, что бьют по башке, так еще и не девственницей.
Позволила даже жадно впиться себе в рот. Когда-то ее почти так же приткнул к толстому стволу раскидистого клена в дворцовом саду распаленный страстью Роман…
И, как и с Романом…
— Я тебе докажу, ты… — орет Виктор Вальданэ.
Что он собрался доказать таким образом? Неспособность к хладнокровию и выдержке? Полнейшую. На уровне капризного трехлетнего ребенка. Причем не мидантийского.
Политик ты никакой, нынешний король Эвитана.
Нарисованный рог за спиной не ощущается. А вот острие Юлианиного кинжала приятно пощекотало чужое несостоявшееся… орудие доказывания. Как раз в области… основного аргумента.
И даже мутить перестало вдруг — какая прелесть. У кого-то поднялось настроение, у кого-то… упало.
— Еще миг — и доказывать вам будет нечем. Мне жаль вашу жену. Уберите клешни.
Ледяной тон его всё же отрезвил или… другое? Понял, что она внезапно не шутит?
— Вашему мужу вы позволили и не такое, — злобно шипит он.
Взбешенный Роман вел бы себя точно так же. Нет, еще звал бы на помощь слуг.
Но слуги здесь придут на помощь вовсе не обнаглевшему гостю, а императрице.
— Ключевое слово здесь — «мужу». Я была законной женой Евгения, а не шлюхой.
— Зато он тоже не спросил вашего позволения. На брак. Моя жена вышла за меня добровольно.
— Очевидно, плохо вас знала. И не лезьте со своим представлением в нашу с Евгением семью. Династический брак в Мидантии — дело тонкое. Допустим, у нас так принято. Не могла же я сама не спросить позволения Евгения — всё же корона была на его голове. Но всё это не мешало нам вырасти вместе, стать союзниками и со временем оценить друг друга.