Варяжские гнезда - Левицкий Михаил. Страница 27

– О всех твоих речах и подумаю! – заключил Водан.

– Подумай! – сказал Феодор. – И если подумаешь с жаждой правды, то уверуешь, и Бог тебя благословит.

Водан и спутники его стали прощаться со старцами и собрались спускаться с горы.

– Царь, – сказал Иона бень-Манассия, – позволь мне еще остаться с этими старцами. Глубокий и чудесный смысл в их речах. Я многое еще хочу от них узнать.

– Оставайся, – сказал царь. – Воистину они мудрые старцы; но мы идем страны завоевывать и царства основывать. Да и народы наши на все поверят такому учению, слишком несходному с тем, чему их учили, но я и сам думаю:

Иона остался до ночи на горе у старцев и вернулся под утро на корабль. Он пришел к царю.

– Служил я тебе верой и правдой, – сказал он. – Теперь прошу – отпусти меня. Я здесь останусь с этими святыми старцами.

– Жаль мне, Иона, расстаться с добрым воином, – сказал Водан. – Твоей службой я доволен и рассчитывал на нее и впредь.

– Помнишь, царь, – сказал Иона, – я говорил о чудной встрече моей бабушки у колодца Иакова близ Сихары, Ведь дивный гость ее, о котором она всю жизнь вспоминала, был сам Христос Сын Божий. Это и старушка наша нам говорила не раз. Но мы грешили и не вполне ей верили. Старцы Феодор и Иустин мне все разъяснили. Христос меня зовет. Иду служить ему.

– Против воли тебя не держу, – сказал Водан. – Но не пожалей только. Я от походов наших жду славы великой и силы и богатства. А старцы что тебе дадут?

– Истину, царь, и путь к жизни вечной! – горячо воскликнул Иона.

– Иди и будь счастлив! – сказал ему Водан.

Корабли ушли вверх по Днепру без Иона самарянина. Он остался у старцев на горе с крестом.

ХИВЭВАЙМОТ

Страна древлян, поросшая густым лесом, но болотистая, не понравилась большей части пришельцев. Войну пришлось вести долго. Нападали в лесах небольшими отрядами, сражались отчаянно, но добычи не получалось. Городов вовсе не было, а деревень очень мало, и те самой первобытной постройки. Древляне жили звероловством, хлеба не сеяли, одевались больше всего в звериные шкуры, редко в ткани, вымениваемые у полян и северян. Оружие их было плохое. За то часто пускали они в ход отравленные стрелы, что остервенело нападающих и пробуждало на беспощадную резню. Побитые, древляне уходили в свои леса или пробирались им одним известными путями на островки, расположенные среди обширных болот, в которых тонули и люди, и животные. Лучшая часть лета была потеряна. Скоро осень настанет, а тогда уже надо будет искать места для зимовья.

Водан собрал своих воинов и предложил на общий совет: устраиваться ли на зимовку среди древлянских лесов, чтобы потом в них и окончательно основаться, или же пробраться вверх по Днепру в страны более населенные и зимовать в одном из городов, которых в тех местностях, говорят, много. Решили, что берега Припяти только и хороши для диких звероловов, таких как древляне, и что лучше их особенно упорно не преследовать, а в тех лесах, из которых они удалились, оставя на произвол судьбы свои жалкие землянки, заняться охотой. С племен и родов, просивших о мире, взять так же дань звериными шкурами. Нагрузив лодки пушным товаром, можно было вести торговлю с племенами, которые обнаружат мирные наклонности, и собирать через них сведения о новых местах, пригодных для поселения.

Как в охотах, так и в стычках с внезапно открывающимися засадами недругов, принимала участие и большая часть женщин с самой Фригг во главе. Оставались в стане только готовящие кушанье для воинов и ухаживающие за малыми детьми. В помощь к ним всегда отряжалось и небольшое число мужчин. В дремучих лесах не было возможности двигаться значительными отрядами. Всегда разбивались на малые кучки, которым и приходилось сражаться с внезапно нападающими из чащи темного бора врагами. Нельзя было никогда отлучиться из стана, в уверенности, что охота не окончится сражением с лесовиками.

– Знаете, друзья мои, – говорил Ираклеимон, – в какую мы страну попали? Дедушка Геродот, праотец греческих историков, рассказывает о скифах-неврах, которые все поголовно оборотни и раз в году обращаются в волков. Я думаю, они же и древляне. Во-первых, иной с ног до головы облечен в шкуры. Во-вторых, куда ни пойдешь – или дикого зверя, или дикого человека встретишь, а чаще всего и того, и другого. Видно, они и не боятся друг друга, а живут в величайшей дружбе, когда не голодны.

– Да голодны-то они, кажется, всегда, – возражали собеседники.

– И с чего бы, казалось, – рассуждали некоторые. – В лесах их сколько дичи! Не ленись только бить. А грибов, ягод да кореньев съедобных в час на три дня себе наберешь.

– А древляне, – заметил кто-то, – волчатину едят, даром что она ворванью воняет. Главное-то – хлеба в поганой стране не достанешь ни за какие динарии.

За хлебом отряжались по временам две-три большие ладьи в страны полян и северян. Они охотно меняли хлеб на разные припасы и товары, которых у асов оставалось еще достаточно. За меха они много не давали, так как этого добра и у них было достаточно. С ними они советовали проплыть еще выше по рекам до городов, где съезжаются иноземные купцы. Там мехам сбыт хороший.

Один из этих походов за хлебом и овощами втянул часть войска Водана в новое и неожиданное предприятие. Пристали к левому берегу Днепра Пересвет, Авгил и Еварест с довольно многочисленным отрядом воинов. На берегу происходило ожесточенное сражение. Ни по одежде, ни по внешнему облику нельзя было принять сражающихся за людей разных племен. Ладьи прошли вперед до деревни, не возбуждая внимания сражающихся.

В деревне вожди похода объяснили, что им нужно.

– Рады бы уступить хлебушка, – сказали им, – и поторговать с добрыми гостями. Да хлеба-то теперь нет. Жатвы потоптаны, скот перебит, деревни пожжены. За оружие доброе мы бы и последнее отдали, да и то надо по всей округе поискать, где еще съестное есть, чтобы самим не голодать.

– Какое же это нашествие вражье на страну северскую произошло? – спросил Пересвет. – Мы северянам всегда добрыми друзьями были и теперь рады помочь.

– Страна-то северская нас беззащитными оставила, – объяснил старик, вышедший для переговоров. – Говорят нам: «Свои собаки дерутся – чужая не приставай».

– Вы не северяне? – удивились посланцы Водана.

– До северян день пути, – сказал старик. – Мы вятичи. Народ мы большой и сильный, да ладов у нас в родах нет. Вот и пошли дурни на дурней. Третий месяц народу смертный бой идет, а толку нет, потому что неоткуда больше подмоги взять. Срединных-то больше, чем наших. Мы вот Муром о подмоге просили, да к устьевым олянам они, говорят, уже прислали, а к нам еще нет. Все ждем. Воительницы муромские так же идут на нас.

– А надежные люди эти низовые оляне? – спросили присланные Водана.

– Люди-то со всячинкой; поразбойничать дюже охотники; только теперь против срединных мы с ними в союзе. Правду сказать – не те низовые стали, что при дедах были. Много девок муромских да волгарских в жены дерут, да многие из них и сами – кто за Волгу, а кто в Муромские леса выселились. И в речь вятицкую чужие слова то и дело подсовывают. Скоро и не разберешь у них, кто вятицкого, кто муромского, а кто и волгарского рода. И ребята пошли у них все черномазые, в матерей, не белые, да гладкие, как наши. А вояки все же добрые и недругу не спускают никогда.

– Чрез наши края, – объяснили вятичи, – течет широкая и глубокая река – Ока. Рыбная на ней ловля, охота за зверем по берегам, хлеба, благодарение богам, земля родит не худо. Отцы и деды наши торговали спокон века. Все добро свое возим вниз по Оке, до реки Волги, а Волга-то река большая, через много стран и народов протекает. Там такие места есть, где лен и пенька не родятся, и бабы прясть не умеют, не то что ткать. За то приходят иноземцы, у которых оружие доброе, ткани дорогие, золото, серебро, камни цветные. Всегда вольно ходили мы на стругах и вверх, и вниз по Оке матушке. Теперь же срединные недоброе дело затеяли. Построили несколько городков да сторожевые струги и никого плавать не пускают, кто им дань не заплатит. Устьевых олян они тоже обидели – земли у них неправедно захватили, а с Муромой они всегда воюют. Вот мы и соединились, чтобы их на старые места загнать, да гнезда их разбойничьи разрушить. Мы вот у Днепра живем, по Волге не торгуем, а за своих тоже вступились.