Варяжские гнезда - Левицкий Михаил. Страница 54

ВАЛА И САРА

Водан царствовал долго над готами, саксами и над квенами, все более и более сливавшимися в один народ под влиянием дротов и дев-прорицательниц. Все они ценили мудрое правление царя.

Морская торговля и союзы со славянскими городами укрепились. Морские дружинники, как городские, так и вольные, зимующие в укрепленных собственных городах солеварнях, очистили море от бродивших по нем прежде морских разбойников. Не все города состояли в союзе, не все поддерживали дружинников-варягов. Но часто за это они терпели жестокие наказания. Щецин заставили подчиниться Винете, Холмоград заставили платить дань волховцам за вход в их реку, а Руссе да Славянску за выход в Ловать.

– Не мной создано это дело, – сознавался Водан. – Оно до меня назревало. Я к нему только присоединился вовремя. Боюсь только, что не так оно прочно, как бы я того желал. Рознь и зависть между городами все живет. Они должны кончить тем, что или соединятся под одной властью, или попадут под иго завоевателей, которые могут придти неожиданно из дальних гор и степей, как некогда пришли мы всех ссорящихся себе покорить. Если победители окажутся созидателями, какими были мы, благо будет народам. Если же это будут грабители, то стонать будет вся приморская земля.

Но говоря это, он мог не удержаться делать уступки обычаям народов, из которых сложилось его царство. Завоевав полуостров иотов, он послал княжить над ними сына своего Скольда, за горами вдоль всего моря он рассадил князьями прочих своих сыновей. Начало будущего дробления, подобного существовавшему на славянском побережье, было положено. Но дробление это слишком вкоренилось в нравы готов, саксов и всех залабских народов, не допускавших, чтобы хоть один сын царя мог в свою очередь не быть царем.

Другое горе Водана в старые его годы было то, что иоты опять зашевелились. К ним часто присоединялись, в грабительских их набегах, и горные квены, еще не вполне отставшие от своей кочевой жизни диких звероловов.

Желая покончить с этими разбойниками, царь Водан собрал значительную рать и направил ее во все горные притоны иотов. Но иоты укрепились на высоких крутых утесах и многие из их городков взять приступом не было возможности. Лучшие вооруженные воины Водана одерживали верх в боях на более открытых местностях. Иоты нападали в узких ущельях и побивая врага камнями с высоты крутых утесов, столь же часто оказывались победителями. Тем не менее, самому Водану удалось выгнать пришельцев из нескольких крепких положений. Обширную часть горного хребта и главных его отрогов расчистил мечом и огнем неустрашимый сын его Ингве-Фрей.

Раз иоты врасплох напали на царский отряд, шедший на соединение с двумя другими, высланными Ингве-Фреем. Готы были гораздо значительнее, и после нескольких часов боя иоты бежали в беспорядке, оставив на месте множество убитых и раненых. Но победителям дорого стоила победа. Старый царь лежал распростертый на земле с тремя стрелами, глубоко вонзившимися в живот.

Врач, осмотревший раны, приказал немедленно положить царя в лодку и везти в Сигтуну. Тотчас же был послан гонец к Ингве-Фрею, для извещения его о великом бедствии, постигшем народ. Стрелы были извлечены. Раны не угрожали, при хорошем уходе, близкой смертью, но в опасности их в будущем нельзя было сомневаться. Были повреждены и желудок, и печень. Река, близ которой происходило сражение, была на этом месте судоходна и впадала в море, близ Родслага Эрика. Поэтому доставить раненого в Сигтуну можно было скоро, не причиняя тяжких страданий. У Эрика были корабли большие и прекрасно построенные, с внутренним помещением, совершенно удобным для больного.

Несмотря на все меры, принятые врачом и на все его успокоительные пития и припарки, царь лежал в горячке и бреду. Опять на него бросался волк Фенрир, опять зияла перед его лицом пасть змея Ермунганда, опоясывающего землю, опять грозили ему великаны. По морю плыл корабль, построенный из ногтей мертвецов и нагруженный такими же ногтями. Под ухом у него по очереди пели три петуха – золотой небесный, красный земной и черный адский. Среди всех чудовищ стояла прорицательница Вала. Лицо ее было бледно, на обнаженной груди зияла кровавая рана. Она открыла глаза свои, они, казалось, мучительно преследовали больного. Он хотел отвернуться, но белые, слепые глаза, широко раскрытые, и бледное лицо Валы все оставались прямо против Водана.

– Великий Альфодер, спаси меня от этих чудовищ! – воскликнул больной. – Пришли мне Одина, духа моего покровителя, пошли мне воскресшего Бальдра.

Чудовища исчезали, как в тумане, хотя очертания их все еще продолжали метаться где-то вдали.

Вала заговорила:

Водан пытается встать и отогнать прочь от себя видение. Все члены его скованы, и он не может даже повернуться на своем ложе. Голос его не может дать звука. Он в бреду бормочет бессвязные слова, из которых можно только понять, что душа его полна безмерного ужаса.

Но вдруг образ Валы исчезает. Вместо ее слепых белых глаз на раненого смотрят два бархатных черных блестящих глаза и грустно улыбается красивое девичье лицо с болезненным румянцем на щеках, окруженное прядями густых черных волос.

Стройный стан девушки облечен в белые одежды, сияющие как ясный день.

– Сара! – восклицает Водан. – Сара из Танаиса! Ты умерла?!

– Я та, которую ты в юности звал Сарой, – отвечал ему нежный голос, – и то, что ты называешь смертью, постигло меня давно, когда ты только шел вверх по Днепру, для поселения в этих краях. Но еще никогда никто не умирал, и никогда никто не умрет. Смерти нет! В природе все изменяется, все возрождается, все оживает. Я, по милости Господа Всевышнего, дух добрый и исполняю Его веления. Не твой я покровитель, а жены твоей. Ты ее своим непомерным самолюбием вовлекал в беды, но ей много простится, потому что она не знала истины. Ты знал ее не всю, но гораздо больше ее. Ты хотел ее учить лжи и сделать из ее поклонницу Тора и прочих ложных богов готских, которых ты переделал по внушению твоего безумного воображения. Ты все дары неба погубил, сделавшись творцом лжеучения и отдалив день, когда твои народы просветятся светом истины. Душа ее жаждет истины. Безумец, кайся и молись. Разве судьба людей в твоей власти или во власти твоих прорицательниц?

– Видит Единый Сущий, – бормочет царь, – что я это делал для блага народов.

– Старцы на горе у Днепра тебе говорили иное. Они хотели тебе показать свет, ты не захотел это узреть.

– Прости мне, Господь! Я сам не ведаю всей истины.

– Но ты ведаешь теперь то, что есть ложь. Ты еще проживешь достаточно, чтобы узнать истину и поведать о ней народу, опровергнув всю ложь, которую сеял.

– Могу ли я сам себя назвать лжецом?

– Да! Ты и есть ничто иное.

– А беспорядки среди народа! Ведь славой мудрости, которая идет обо мне, держу я его в руках! Нет, я не верю, чтобы ты была Сара. Ты опять Вала, принявшая другой образ, чтобы терзать меня перед смертью.

– Ни я, ни Вала тебя терзать не хотим. Мы обе – твоя совесть. Вала плод твоей лжи; я та истина, которую ты не хотел узнать, боясь, что она помешает твоим завоевательным стремлениям.

– Воистину ли ты Сара? Можешь ли мне открыть всю истину? Неужели я безвозвратно погиб?