Кто умирает? - Левин Стивен. Страница 13
Можно сказать, что осознание напоминает воду. Оно принимает форму любого сосуда, в котором оказывается. Если человек принимает свое осознание за его разные мимолетные сосуды, жизнь становится унылым путешествием от одного сиюминутного желания к другому. Жизнь становится суетливой и заполненной страхом, и человек больше не может переживать эти формы, признавая, что вода – это вода, какую бы форму она ни занимала.
Осознание, принятие желания позволяет уму раскрыться для своего содержимого, пережить какое-то пространство, и впоследствии желание больше не является единственной мотивирующей силой. Вместо этого оно становится напоминанием о необходимости осознания, зеркалом, показывающим нам, как сильно мы держимся за содержимое ума и как мы забываем о своей подлинной природе и привязываемся к поверхностным уровням. Когда ум замыкается на своем желании, сердце также оказывается недоступным.
Таким образом мы начинаем работать с содержимым сознания вместо того, чтобы действовать под его влиянием. Мы наблюдаем за наблюдателем. Мы начинаем прислушиваться к сердцу. Мы наблюдаем все, что происходит в уме, осознавая, например, мысль о яблоке и не давая уму «заяблочиться», замкнуться на мыслях так, будто они реальны. Мы начинаем замечать, что мысль есть мысль, что это всего лишь еще одно облако, проплывающее в сознании. Ведь вы не можете укусить мысль о яблоке, равно как вы не можете запачкаться кровью, прикасаясь к ужасной воображаемой картине с изображением автомобильной катастрофы. В мысли о яблоке все кажется таким мимолетным! Однако когда ум замыкается на мысли, страхе или желании, ориентация на открытость дает возможность в течение мгновения ясно видеть, переживать свободу, которая может сопровождать всю нашу жизнь.
Когда мы работаем с умом вместо того, чтобы действовать под его влиянием, мы работаем с желаниями, а не раболепствуем перед ними. Работая со страхом, мы не пугаемся; работая же под влиянием страха, мы боимся всего, что видим. Работая со смятением, мы проникаем в ясность; работая под влиянием смятения, мы все путаем. Каждое мгновение работы под воздействием ума – это мгновение неведения, в котором каждое состояние сознания, каждое чувство становится окрашенным стеклышком, через которое мы наблюдаем мир. Мы сердимся, и мир представляется нам царством агрессии и несправедливости. Мы испуганы – и видим только свои опасения и враждебность. Мы смущены – и нам кажется, что весь мир перевернут вверх дном. Когда мы доверяем сердцу, мы видим мир осознания и действий, которые не требуют усилий. Когда мы доверяем уму, наше восприятие мира ограничивается нашими предпочтениями и желаниями.
Какая часть наших жизней оказывается прожитой в этой безжизненности, в этой механистичности, в этой обусловленности?
Когда ум желает, когда он рассматривает свои цели, мы почти чувствуем его тяготение к ним. Он устремляется к следующему мгновению, мгновению предполагаемого удовлетворения. Часто нам кажется, что нас влечет от одних действий к другим, потому что в наших жизнях так мало пространства, так мало свободы выбора. У нас мало пространства, в котором мы можем сознательно участвовать в жизни. Когда мы смотрим на ум из сердца, весь изменяющийся поток рассматривается как мимолетное представление. Когда мы смотрим на него из ума, изменения становятся нашей тюрьмой.
Часто, когда мы начинаем отпускать жажду ума, нас немного пугает ее сила, ее способность заставлять нас действовать вслепую. У нас есть склонность пойти на эту жажду с топором, но очевидно, что топор берет в руки только другое желание. Наблюдая за лавиной желаний в уме, мы видим, насколько мы обусловлены. Как навязчиво мы реагируем на каждую мысль, будто это единственный шанс в бесконечном потоке возможностей. Мы замечаем, что чем больше ум желает, тем больше он навлекает на себя страдания. Мы видим, что в основе любого желания лежит незавершенность, отсутствие. Нетерпеливое ожидание другого мгновения, которое должно принести удовлетворение.
То, что мы обычно называем счастьем, есть способность повторять прошлые удовольствия. Стремление к счастью – это попытка удовлетворить старые желания. В самой природе желания – чувство неполноты, несовершенства. Мы видим, что эта жажда порождает то, что можно назвать умом «если только». Желание говорит нам: «Если только я куплю новую спортивную машину, я буду счастлив» или «Если только я добьюсь этой должности, этой встречи, этих денег, которые мне так нужны, тогда все будет о'кей». Однако чем больше ум желает получить объект, все еще не материализовавшийся в его мире, тем меньше он осознает происходящее. Он уплывает в будущее или мечтает о прошлых удовольствиях. Весь мир сужается до одного желания, до одной спортивной машины, награды или милого личика. Весь мир исчезает в ожидании, и жизнь снова оказывается потерянной, проданной за призрак, существующий в сознании. Мы редко встречаемся с реальностью непосредственно; чаще мы видим лишь ее плоские тени, которые она отбрасывает в уме.
Желание может быть довольно болезненным, потому что это чувство, что у вас чего-то нет, стремление к чему-то большему. Настоящее неудовлетворительно, потому что оно не содержит желаемого объекта. Чем сильнее желание, тем большую неудовлетворенность настоящим чувствует человек.
Желания могут быть очень тонкими. Они не обязательно должны иметь своей целью столь осязаемое приобретение, как покупку спортивной машины или завоевание первого приза. Это может быть утонченное желание того, чтобы ваши дети были здоровы. Это может даже быть желание ясности. Неважно, каков объект желания; желание – это всегда сужение восприятия до объекта, которое заставляет нас забыть о пространственности, потерять гармоничность жизни. Объект желания не имеет никакого значения, поскольку ум закрывается и начинает страдать под воздействием любого желания. Сексуальное желание и желание счастья в равной мере ограничивают сознание. Неважно, что является объектом желания: золото или спокойствие. Интересно отметить, что счастье, которое ищут, оказывается потерянным, когда естественный ум замыкается вокруг очертания его мимолетной тени. Мы теряем счастье, стараясь обрести его.
Природа желания такова, что мы отворачиваемся от текущего мгновения в поисках «чего-то еще». Ваш поиск «лучшего манго» или «самой модной спортивной машины» имеет в своей основе чувство неудовлетворенности. Затем наступает мгновение удовлетворения. Это момент перехода от неимения к обладанию, который имеет место, когда вы мельком видите желанное манго. Вы радуетесь: «О, какое оно желтое! Какое это прекрасное манго!» Манго оказывается в вашей руке, и за этим следует мгновение покоя. В течение короткого времени у вас в уме нет желаний, а в теле чувствуется необычайная легкость. Вы переживаете спокойствие не потому, что получили желаемое, а потому что какое-то мгновение другие желания не заслоняют от вас радости и спокойствия вашей глубинной природы. То, что мы называем удовлетворением, – это мимолетное переживание безграничности, которая лежит в основе всего. Внезапно облака расступаются, и мы видим яркое солнце. Болезненных устремлений больше не существует. Ум на какое-то время становится целостным. В это мгновение нежелания ум становится подобным чистому пруду, по поверхности которого больше не бегут волны, и поэтому сквозь толщу прозрачной воды мы видим, что находится на дне. Мы переживаем мгновенную причастность к радости, которая наполняет нас, когда мы приближаемся к своей подлинной природе.
Через какое-то мгновение это удовлетворение исчезает, а на смену ему приходят другие желания, которые призваны защитить мое новое приобретение. Я хочу теперь спрятать манго, посадить семечко в землю, получить из него как можно больше. Свобода оказывается потерянной среди других желаний, защитных реакций и корыстных намерений.
Вы купили новую спортивную машину и на какое-то время освободились от желания. Вы чувствуете легкость, счастье, радость, даже любовь по отношению к объекту, который помог вам пережить это мгновение освобождения. Затем вы слышите, как на улице едет паровой каток, подбегаете к окну и напряженно произносите: