Интимные услуги - Левитина Наталия Станиславовна. Страница 21

– Прекрасно. Значит, мы будем беседовать с вами в другой обстановке.

Олег недовольно передернулся. Наглый тип, мерзкий ищейка.

За дверью комнаты послышался звон, легкие торопливые шаги прошуршали по лестнице, и через минуту в комнату осторожно заглянула Катя.

– Олег Кириллович, – тихо сказала она, участливо поглядывая на психующего хозяина дома, – вам пакет принесли с уведомлением, я расписалась в получении. Вот.

Олег Кириллович невидящим взглядом посмотрел на Катерину. Что ей надо?

– Вот пакет принесли, что-то срочное.

Олег взял пакет и кивнул Кате, чтобы шла. Возникшую паузу он снова использовал для нападения на следователя:

– После вашего ухода на Оксану больно было смотреть. Знайте, что ее смерть останется на вашей совести…

Олег Кириллович стал нервно вскрывать увесистый, плотный конверт. Толстая бумага не поддавалась. Внезапно струя разноцветных фотографий вырвалась из его рук, и красочные снимки веером рассыпались по ковру. Андрей с интересом наблюдал за Олегом. Взгляд, мельком брошенный на фотографии, заставил его присвистнуть, нагнуться и поднять одну из них. На снимке, очевидно сделанном сквозь окно, веселая, красивая и абсолютно счастливая Оксана протягивала руку через стол, на котором стояли открытая бутылка шампанского и разрезанный торт в виде розового сердца, и ее кисть пряталась в огромной лапе Мирославского. В другой руке она держала фужер и чокалась им со своим визави. Мирославский плотоядно улыбался.

Андрей перевел взгляд с фотографии на Олега. Сейчас он мог сравниться с египетским сфинксом. Лицо его окаменело и приобрело оттенок осенней свинцовой тучи, глаза сузились и сверкнули злобой и гневом.

«Пора линять, – подумал Андрей. – Бегом, пока разъяренный и обманутый муж не начнет крушить мебель своими ветвистыми рогами».

Катю мучили сомнения. Она прекрасно помнила, что произошло в день гибели Мирославского. Оксана сказала, что утром встречалась с шантажистом. Но почему же она пришла только вечером, пролила сок на пол? Неужели в тот день она нашла способ связаться с Мирославским и встретилась с ним? Получается, Катя обманула следователя, дала ложные показания. О Боже… Теперь и ее могут посадить в тюрьму?

Андрей спускался вниз по лестнице, когда услышал, что его догоняют.

Крошке-домработнице явно жилось неплохо. Она была в норковой шубе и в дорогих сапогах. Сколько же ей лет? Четырнадцать – пятнадцать?

– Андрей, мне надо поговорить с вами! Они вместе вышли на улицу.

– Я наврала, когда вы меня расспрашивали, – призналась Катя.

– Спасибо, что призналась.

Андрей отметил про себя, как одежда меняет женщину. В домашнем наряде – длинная разноцветная футболка и лосины – она выглядела прехорошеньким младенцем. А сейчас представляла собой юную аристократку, породистую и изысканную. Аристократичная домработница, усмехнулся сыщик.

– В тот день Оксана пришла поздно вечером, и она была ужасно расстроенна и взволнованна. И попросила меня, в случае чего, сказать Олегу Кирилловичу, что она весь день провела дома. Что мне теперь делать?

– Да уж не знаю, милая, что теперь с тобой будет, – ласково улыбнулся Андрей. – Тюрьмы не избежать. Давай-ка сядем в машину и нарежем пару кругов по микрорайону, а то ты простудишь свою чудесную голову и из нее улетучатся все немецкие слова.

Катя кивнула. Она подошла к машине и подождала, пока Андрей откроет для нее дверцу. «Почему она домработница? Такая внешность…»

– Сколько тебе лет? – спросил Андрей, мучаясь с зажиганием. «Шестерка» успела продрогнуть и не желала заводиться, очевидно мечтая, чтобы хозяин согрел ее собственным телом.

– Восемнадцать.

– Я думал, четырнадцать.

– Старение, так же как и накапливание знаний, происходит не постепенно, а скачкообразно, – серьезно ответила Катюша. – Можно месяц зубрить иностранный язык и не чувствовать прогресса, а потом в три дня вознестись на новую высоту. И с возрастом, наверное, то же самое. Некоторые женщины до тридцати лет производят впечатление девочек, а потом внезапно превращаются в дам бальзаковского возраста.

«Ясно тебе, Андрюха? – подумал сыщик, не ожидавший столь подробного ответа на свой вопрос. – Вот тебе и маленькая девочка».

Автомобиль тронулся с места.

– Расскажи мне про Оксану.

Катя сидела, уткнувшись носом в пушистый воротник, и внимательно разглядывала свои руки. Потом она вздохнула:

– Кажется, я ее любила. Она была очень добрая, хотя какая-то бесполезная.

– Бесполезная? – удивился Андрей.

– Ну да. Как же объяснить? Она целыми днями ничего не делала – слонялась из комнаты в комнату, читала какие-то глупые детективы, листала журналы. Ее целью было дождаться прихода Олега Кирилловича. А так как он приходил очень уставший и обращал на нее мало внимания, то получалось, что цель не оправдывала средства – нельзя убивать время, истреблять жизнь день за днем. Может, я несправедлива? Ведь я сужу со своей позиции. Я привыкла ни минуты не тратить впустую. Я не смогла бы пролежать три часа на диване, мне было бы ужасно жаль своей жизни.

– Конечно, если проводить день в трудах, чужая праздность раздражает.

– Нет, Оксана раздражала меня, только когда начинала путаться под ногами. Я очень хорошо к ней относилась. Но она меня удивляла. Она имела возможность путешествовать по всему миру, изучать любые науки, могла заниматься любым видом спорта, ну что еще? А ее абсолютно ничего не интересовало. Наверное, есть женщины, которые рождаются только для любви. Она просто сидела дома, вялая и инертная, и ждала мужа. Но такую никчемность могло оправдать лишь сильное чувство, тотальная влюбленность, когда она бы и дышать не могла в отсутствие Олега Кирилловича. Но если она обратила внимание на того, другого мужчину, то, значит, и любовь была не особенно сильной?

– Она посвящала тебя в свои тайны?

– Думаю, она рассказывала мне процентов шестьдесят.

– А ты, значит, считала ее внутренне никчемной?

– Это не влияло на мое отношение к Оксане.

– Бесполезность – не очень уж большой грех для такой красивой женщины.

– Не знаю. Я думаю, на шестом году совместной жизни одной красотой не удержишь возле себя мужчину. Ведь и Мирославский тоже оставил Оксану. Ну, в общем, я совсем плохо разбираюсь в жизни. Я думала, что если женщина живет на содержании у мужчины, только если она не воспитывает его детей, то надо быть исключительно интересной и сильной личностью, чтобы удержать и сохранить его любовь. Надо, по крайней мере, иметь другие цели в жизни, кроме ожидания его возвращения с работы.

– Женщину любят… это уж как получится. Если любовь исчезла, даже уникальная личность, помесь Элизабет Тэйлор, Чиччолины и Софьи Ковалевской, не сможет удержать мужчину. А какую-нибудь безмозглую кочерыжку, от которой пользы как от карликового пуделя, будут любить всю жизнь просто так, не за достоинства или красоту…

– Значит, я ничего не понимаю в жизни. Я догадывалась. Только вы не подумайте, что я в чем-то осуждаю Оксану. Тем более сейчас, когда она… Я никогда не решилась бы на такое… как она… Я так люблю жизнь.

Последнюю фразу Катя произносила уже шепотом, так как слезы наконец-то добрались до конечной цели, из льдинок, замерзших в груди, превратились в горячие соленые потоки, устремившиеся на воротник шубы.

– Вот, хотела рассказать вам, какая Оксана была хорошая, а получилось наоборот. Она была несчастной женщиной.

Катя начала шмыгать носом, тереть глаза, сопеть, хлюпать – и все это под одобрительным взглядом Андрея Пряжникова. Как любой мужчина, он не очень выносил женские слезы, но эта малышка даже в слезах, с красным носом и мокрыми щеками была удивительно мила и приятна детективу.

Полковник Скворцов проводил время в дружеской беседе с генералом. Шеф Анатолий Федорович находился не в особенно благожелательном расположении духа, и поэтому ненормативная лексика, горячим поклонником которой он являлся, обычно рассеянная по его пространным высказываниям в виде многочисленных островков, теперь приобретала очертания материка и стремилась поглотить остатки человеческой речи.