Интимные услуги - Левитина Наталия Станиславовна. Страница 26

– Я не малютка, и не развратная.

Катя неистово отбивалась подушкой. Бесхитростно расставшись с невинностью, она теперь перед каждой новой встречей в простынном интерьере пыталась компенсировать свою уступчивость воинственными выходками. Олег получил подушкой по голове и упал, якобы обессиленный.

– Какой же ты красивый, крепкий, – нежно ворковала Катюша, горячим шелковистым ужом заползая к нему на грудь. – Мышцы здесь, и здесь, и здесь.

– Еще раз. пожалуйста.

– Разбежался. Почему ты сам не говоришь со мною по-немецки? С этим иностранцем говорил!

– О Господи, у ребенка и в кровати учеба! Как ты любишь учиться!

– Если бы я не любила учиться, ты лежал бы в кровати около девушки с веслом. Гипсовой и холодной от страха. Ну, без весла.

– Ладно. Я не говорю с тобой по-немецки, потому что меня пугает твое произношение. Это что-то невыносимо ужасное.

– Ах, – задохнулась от гнева Катя и снова ухватилась за подушку.

Двадцатичетырехлетняя пауза между рождением Олега и Катерины, которая так тревожила Татьяну Васильевну и, наверное, повергла бы в ужас Катиных родителей, совсем не мешала разновозрастным любовникам очень практично использовать ночные часы. Зрелость Олега в сочетании с полным отсутствием сексуального образования у Катерины (и, следовательно, отсутствие шор и комплексов) приносили удивительные плоды: впервые за долгие годы напряженной бизнесменской деятельности Олег Кириллович вступил в затяжную полосу опозданий на работу. Подчиненные были шокированы. Они могли бы объяснить его круги под глазами внезапно объявившейся болезнью или кризисом середины жизни, но эта версия как-то не вязалась с приподнятым, веселым настроением шефа и постоянной улыбкой на лице. Раньше такое сотрудники видели не часто.

Андрей притормозил около ресторана «Анна». Максим, щелкнув кнопкой автореверса, переключил кассету в магнитофоне на другую сторону.

– Ох как круто! – сказал Андрей. На противоположной стороне улицы остановился шестисотый «мерседес».

– Где, что? – завертел головой Максим. Близорукость часто мешала ему видеть некоторые подробности пейзажа, а любознательность журналиста не позволяла мириться с этой несправедливостью. – Что круто? Где?

– Машина крутая, не то что у нас, – пожаловался Андрей. – О!

Из «мерседеса» выпорхнула девушка в жемчужно-голубой норковой шубе до пят. Тяжелые, блестящие волосы, – несмотря на декабрьский мороз, не были спрятаны под банальным головным убором и свободно лежали на плечах.

– Куколка, надо же, – заметил Максим, поправляя очки и приклеиваясь взглядом к красотке. – Лет пятнадцать, наверное, дочь какого-нибудь коммерсанта из новой аристократии. Для любовницы слишком молода.

– Да это же Катерина! – изумился Андрей. – Радистка Кэт. То есть домработница.

– Домработница? За что ее так прозвали? Партийный псевдоним?

– Ты слеп, как крот. Приглядись! Катерина, домработница Бергов, которую мы подвозили. Правда, тогда на ней была менее роскошная шуба.

Теперь изумился Максим:

– Красноглазый сморчок, который непрерывно хлюпал на заднем сиденье? Не может быть! Да, действительно она! Фантастика! Как меняет женщину одежда и хорошее настроение.

– А вот и владелец шубы. Несчастный муж жены-самоубийцы.

– А вид у несчастного мужа прямо-таки ликующий.

– Еще бы, такую малышку отхватил. Наливное яблочко. Ей восемнадцать.

– Не может быть!

– В провинции созревают позже. Кстати, она из твоего любимого Краснотрубинска.

– Какие глаза! Я начинаю различать подробности. У тебя нет бинокля? А как она смотрит на босса!

– Последний раз, когда я с ней говорил, она представляла собой удивительно приятную смесь невинности, серьезности и наива.

– Посмотри, какой обжигающий взгляд. Уже не девочка, явно. Этот старый маньяк ее уже выдрессировал.

– Что же он держит ее на морозе, елки-палки! Простудит сокровище.

– Пойдем за ними в ресторан, абсолютно случайно столкнемся и познакомимся еще раз. Может быть, девочке понравится журналист-очкарик и она бросит престарелого миллионера.

– Не думаю, что она с ним только из-за денег. Нет, не пойдем. Не хочу сейчас сталкиваться с Бергом.

– А какие у нее ноги? А грудь? Хорошее тело?

– Можно подумать, это говорит не интеллектуал, лингвист, художник, а циничный мужлан. Ноги две трети роста. А грудь, думаю, как два алма-атинских апорта.

– О Боже! – в отчаянье, чуть не плача, простонал Макс. – Ну почему, почему я не обратил на нее внимание, когда она смачивала слезами обшивку заднего сиденья? Я бы тоже купил ей шубу. Со временем.

– Не ной. Смотри, снова появились.

Катя держала в руках коробку фирменного торта «Анна», а Олег Кириллович – две бутылки шампанского.

– У них будет вечеринка! – возмутился Максим. – При свечах. На ней будет смело декольтированное платье, она будет пить шампанское…

– Не травмируй себя, Макс. Эта девочка теперь нам не по зубам. Самых лучших женщин разбирают толстосумы.

– Отъезжают, – прокомментировал Максим, – испортили нам настроение, а теперь сматываются. Ну что, теперь пойдем в ресторан? Наша очередь.

– Выходи. Сейчас ты познакомишься с дамой, которая прямо-таки излучает сексуальную агрессию и которая очень любит врать. Кстати, вспомнил, Катя увлечена иностранными языками! Это может стать твоим единственным шансом завладеть ее вниманием.

Катя ежеминутно смотрела на часы. Конечно, у нее были заботы по дому, квартира, в которой она теперь была полноправной хозяйкой, требовала усиленных хлопот. Она продолжала учить английский и немецкий и наматывать километры на велотренажере. Но раньше эти занятия были интересны сами по себе, необходимы и полезны. А сейчас они превратились в способ дождаться Олега. Ждать и догонять – самые неприятные состояния. Катя предпочла бы догонять, потому что в этом случае можно было бы прилагать усилил, действовать. А когда ждешь, от тебя ничего не зависит.

Ну почему у него столько работы? К счастью, впереди Лондон, и Олег сказал, что она вполне сможет выполнять функции переводчика. Конечно, не на самих переговорах, а в неофициальных беседах. Но и в Англии Олег наверняка будет вкалывать за троих и надолго исчезать из поля зрения Катерины.

Десять комнат – слишком много для двоих. Спальня Оксаны наглухо закрыта. Туда отнесли все ее вещи. Может быть, помыть еще раз линолеум на кухне? В зале молчит рояль, играть не хочется. Очень медленно тянется время. А если позвонить водителю Саше, и пусть он отвезет ее в гости к Татьяне Васильевне? Или взять «восьмерку» и съездить самой? Танюша все еще дуется. Нет, вдруг Олег сможет вырваться сегодня пораньше.

Катя бесцельно бродила по пустым комнатам, садилась на диваны, вставала, заглядывала в зеркала и рассматривала свое лицо. Сняла три пылинки с ковра. Полистала свежий каталог «Отто» – Олег предложил выбрать что-нибудь для предстоящего круиза, более практичное и удобное, чем вечерние платья от Кардена с ручной вышивкой золотом и жемчугом. Включила музыку. Выключила. Взяла в руки диктофон. О, диктофон! Катя искала его уже сто лет, а он прятался под пачкой «Коммерсанта».

Тогда она забыла его выключить, и батарейки сели. Катюша отправилась искать новые. Бедняга, работал до упора, потом сдался. Что тут у нас – немецкий?

Устроившись на диване, Катя слушала немецкие слова. Это она сама записала кассету, и это был голос другой Кати. Еще была жива Оксана, еще Олег принадлежал своей жене, еще не уехала в Америку Яна. Как все странно… И она сама тогда была ничего не понимающей девчонкой. Целая пропасть отделяла Катю, старательно выговаривающую немецкие слова, от Катерины, которая сейчас слушала кассету. Целая пропасть – и всего месяц.

«Die Bitte – просьба, das Erstaunen – удивление, anreden – заговорить, begegnen – встречать… Катя, оставь нас, пожалуйста!»

Голос Олега! На пленку записался голос Олега! Катя замерла.