Повесть былинных лет - Леженда Валентин. Страница 29

* * *

И впрямь ближе к полуночи оказались Гришка с Тихоном на широкой дороге, ведущей в Новгород. Не раз ведь здесь уже бывали, знакомые все места.

Добрым молодцам не спалось. Да и как ты тут уснешь, коли рыжий безобразник на козлах телеги все время поет песни крамольные политического характера. Княжьи племянники даже испариной пару раз покрылись от слов некоторых частушек. Да за такое в любом уделе на кол без разговоров сажают. Не приспешник ли самого Павла Расстебаева их подвозить вознамерился? То-то будет потеха, когда их всех ратники новгородские схватят как смутьянов злостных, преступных.

Особенно добры молодцы трухнули, когда проезжали мимо прикордонной заставы. Увидав полосатые столбики по краям дороги, одноглазый приосанился и заголосил пуще прежнего:

Пригорюнилась природа,

Расцвели бутоны власти,

Страх бессильного народа

Перерос пределы страсти. [2]

Но дежурившие у дороги ратники были настолько пьяны, что даже немного подпели дерзкому мужику нестройными хриплыми голосами и отсалютовали вслед повозке булатными копьями.

— Вот что всех нас, русичей, роднит! — торжественно произнес рыжий. — Крепкий хмельной напиток! Выпил — и все вокруг братья. Чем не повод для объединения земель расейских общая всенародная попойка. Недаром ведь князья удельные на ежегодных Великих Вече первач всем жаждущим бесплатно раздают. Вот она, национальная идея славянская!

Что и говорить, крамольная болтовня.

Гришка с Тихоном даже уши заткнуть вознамерились, но тут повозка резко затормозила и одноглазый спрыгнул на землю.

— Вот тута в лесу и переночуем, — объявил он пребывающим в непонятке добрым молодцам.

— Так вон же стены новгородские уже невдалеке виднеются! — удивленно указал в сторону Тихон. — На постоялом дворе в городе и переночуем.

— Э нет, — усмехнулся мужичишка. — Рыжебровка устала, надо бы передохнуть.

— Кто устал?!!

— Ну лошадка моя любимая. — И безобразник нехорошо сверкнул зрячим глазом.

Углубились в лес, разожгли костер.

Мужичок достал из телеги балалайку.

Дружинники тут же смекнули, что выспаться им сегодня ночью вряд ли удастся. Но, подсев к огню, Гришка с Тихоном под заливистое непотребное пение все же каким-то чудом малость задремали. Видно, шибко за день притомились.

Задремали и не заметили, как балалайка вдруг взяла да и смолкла.

Рыжий противно рассмеялся и, приблизившись к спящим добрым молодцам, внимательно вгляделся в их по-детски беззаботные лица

— Экие кретины на белом свете водятся, — тихо прошептал он, крутя в руках балалайку.

Продолжая тихо посмеиваться, одноглазый помочился в костер, тем его загасив. Затем осторожно обошел спящих витязей кругом и…

Протяжно взвизгнула балалайка, раздался глухой стук… а затем и второй…

МАЛЫЙ ОТРЫВОК ИЗ «ПОВЕСТИ БЫЛИННЫХ ЛЕТ» НЕИЗВЕСТНОГО ЛЕТОПИСЦА
Женитьба Буй-тура Всеволода

Вот и пришло время, братья, правду-матку узнать об одном князе расейском, небезызвестном Всеволоде из удела Сиверского.

Ну то, что он скуп да жаден до неприличия, так это многим известно. Да и вообще, покажите мне хоть одного щедрого князя, и я ему в своей повести отдельную главу посвящу с прологом и епилогом. По-гречески, значит, как в ентих трахедиях ихних.

Токмо у нас на Руси любые трахедии, как по волшебству, превращаются в комедии. Взять, к примеру, ту же свадьбу Всеволода.

А дело так было. Пошли они однажды с братом Осмомыслом, князем Ижорским, по девкам. Ну, понятное дело, в простые одежды переоделись и лесами да огородами в село одно подались, что на границе с землями половцев находится.

Девки местные, ясен пень, обрадовались и тут же на сеновале братьев ублажать стали всем скопищем. Шестнадцать их было аль семнадцать, гистория сие умалчивает. Все молодки крепкие, задастые. Знали ведь, хитрюги, кто к ним ночью пожаловал. Это те два дурня думали, что раз одежку сменили, так сразу и замаскировались.

А девки-то забеременеть от этих лопухов мечтали, дабы ялименты потом за чадо княжеское с папаши сбивать, да и наследник лишний для будущей междоусобицы никогда не помешает. Глядишь, и порешит в ратном бою законнорожденных братьев. Так что все тогда там на сеновале происходило с глубоким сокровенным умыслом.

И вот, как в бородатом анекдоте, внезапно на ту деревню нагрянули половцы.

Ясно, что заложил им кто-то заранее братьев. Недаром местные крестьяне наутро обнаружили у границы висящего на дереве дровосека с вывалившимся на волосатую грудь языком. Ведь вешали половцы лишь предателей, даже ежели те им своих закладывали. Давали золота, ну а потом ловили и вздергивали на ближайшем суку. Остальным же «секир башка»!

Понятно было, что половцы токмо за князьями прискакали. Девок голых плетками по задницам разогнали и Всеволода скрутили. В иной ситуации, ежели это был просто обычный набег, забрали бы и девок, а так приказ был строгий братьев знатных словить.

Осмомысл же, шельмец, убег.

Волосы-то у него были длинные, бороду он тоже не носил, задница круглая широкая. Вот и затерялся он среди визжащих молодок, благо темно было как у ефиопа в… гм… под мышкой.

Привезли половцы Всеволода в шатер самого хана Кончака. А хан Кончак в ту ночь страдал бессонницей. Нужен был ему партнер по шахам заморским, игре заумной, увлекательной. Половцы-то все тупее бурдюка с водой, с ними, дурындами, особо не поиграешь. Вот и послал хан отряд князя какого-нибудь словить для игры в шахи. Князья-то расейские с виду дурни дурнями, но на самом деле все образованные, юниверситеты заокиянские позаканчивали. Да еще предатель ентот так удачно подвернулся.

Это потом Всеволод всем раструбил, как он был вероломно схвачен половецкими шпиенами в собственном тереме (причем басурманы закололи пятнадцать человек из охраны князя), как, он отбивался от них голыми руками и уложил около сотни. Но те все лезли и лезли в распахнутые окна по трупам собратьев. Князь не выдержал и сдался. Затем шел душераздирающий рассказ (княжеские дружинники при этом хором рыдали в голос) о том, как Всеволод несколько раз убегал по степи от басурман, но те его неизменно ловили и волокли в шатер хана Кончака. Ну а в шатре Ясно Солнышко (напоминаю, по его же словам!) ждали немыслимые пытки: раскаленные кузнечные щипцы и знаменитый половецкий козий сыр. На самом же деле играли князь с ханом в шахи до самого утра, вяло попивая отличное эллинское вино, и неспешно вели беседы о политике да об оружии редком, кое Кончак маниакально коллекционировал.

Затем, уже на рссвете, когда умаявшийся хан опьянел и заснул, Всеволод отправился гулять по огромному половецкому шатру в поисках места, где бы прикорнуть. И забрел князь в конце концов в покои дочери Кончака красавицы Гюльчитай. Забрел и сразу же понял, что тут он и переночует.

Наутро, понятное дело, переполох начался.

Хан кричит, кулаками потрясает. Половцы с перепугу головы стали пленным тьмутараканским купцам рубить. Гюльчитай вся в слезах. А Всеволод, весь такой довольный, нагло так заявляет: «Да кому она теперь такая, папаша, нужна?.»

На это хан грустно вздохнул и приказал сыграть свадьбу. Благо получался еще один повод славно развлечься, выпить и пару партий в шахи с новоявленным зятьком сыграть.

Князь потом брехал, что похитил он ханскую дочь. Разорвал, дескать, спутывавшие его веревки, убил голыми руками еще одну добрую сотню половцев и вместе с прекрасной пленницей был таков на лучшем белом скакуне Кончака.

Брехня это все великая. Не верьте ей. Правду, ее ведь не сокроешь, сколько ни пытайся.

Сыграли свадьбу, и Всеволод с молодой женой да с дарами великими в свой удел вернулся. То-то Осмомысл удивился и от зависти чуть сам себя не порешил.

Но не повезло Всеволоду. Гулящей оказалась половчанка, как девка из веселого дома. Что называется, растлил на свою голову. И мало того, что рога князю с каждым встречным-поперечным наставляла, так еще и бросила его опосля семнадцати лет совместной жизни, сбежав с каким-то заморским цирковым силачом, по слухам, ефиопом.

вернуться

2

Стихотворение Аркадия Томульца. — Примеч. авт.