Камни Флоренции - Маккарти Мэри. Страница 7

В римской Флоренции имелись бани, храмы, форум (на месте которого сейчас находится площадь Республики), Капитолий, или великий храм Юпитера, с ведущей к нему мраморной лестницей, акведук и театр; все эти сооружения исчезли без следа, но о них напоминают названия некоторых улиц: Виа делле Терме, или улица Бань, Виа дель Кампидольо, или улица Капитолия. За городскими стенами находился амфитеатр, в котором могли разместиться пятнадцать тысяч зрителей; его очертания еще можно увидеть в изгибах улиц Виа Торта, Виа деи Бентакорди и площади Перруцци, описывающих полукрут возле церкви Санта Кроче. Задняя стена Палаццо Веккьо возведена на месте театра, а Баптистерий — на месте претория, то есть резиденции римского наместника. В Баптистерии, в крипте Сан Миньято (первого христианского мученика в здешних местах; его обезглавили на арене, и он, держа в руках свою голову, перешел через реку и поднялся на холм, где сейчас находится церковь), стоят римские колонны с узорчатыми капителями — такие колонны первыми начали сооружать именно римские зодчие. Традиции Рима, во всяком случае, для тех, кто с ними знаком, во Флоренции почти осязаемы; точно l'a к же те, кто разбирается в планах римских колоний, видят в старых городских улицах очертания лагеря, или castrum.

В Средние века Флоренцию было принято считать «дочерью», а Рим — «матерью». Средневековые флорентийцы, гордясь традициями, считали себя потомками древнеримской знати. Например, семейство Уберти утверждало, что его родоначальником был якобы сын Каталины, прощенный Цезарем и усыновленный им под именем Уберто Чезаре. Во времена Данте считалось, что Флоренцию населяют два народа: знать, или Черные, происходящие от солдат римской армии, и простолюдины, или Белые, потомки уроженцев Фьезоле. Постоянные распри, кипевшие в городе, обычно объясняли тем, что они не могли ужиться друг с другом. Есть и еще одна история: о том, как Флоренция, разрушенная Тотилой [24], была заново отстроена Карлом Великим, который восстановил город «come era», с его античной формой правления — римскими законами, консулами и сенаторами.

В этих легендах и генеалогических фантазиях есть зерна правды. Внешней строгостью и сдержанностью Флоренция обязана суровости Рима — первопроходца, раздвинувшего свои границы до диких гор, до бурной реки. Это ощущение форпоста, военного лагеря, разбитого среди гор Фьезоле, еще живет в улицах, окружающих Дуомо — Виа Риказоли, Виа деи Серви, — ведущих в сторону гор и прямых, как улицы в незатейливых старых городках американского Дикого Запада.

Флоренция лежит на поверхности, но глубоко под ней угадывается Рим. Колонны причудливых форм и размеров в крипте Сан Миньято в тусклом свете похожи на окаменевший лес. Баптистерий, по легенде, некогда был храмом Марса, бога войны, которому поклонялись ветераны Цезаря и который считался покровителем города. Согласно более современной теории, Марцокко (геральдический лев, символ Флоренции) — это на самом деле Мартокус, поврежденная конная статуя Марса, которую из суеверия оставили охранять Понте Веккьо; в 1333 году ее смыло наводнением. Эта статуя сыграла видную роль в истории Флоренции. В 1215 году, на Пасху; у северного конца Понте Веккьо, у подножия статуи, члены семейства Амидеи убили юного Буондельмонте деи Буондельмонти, ехавшего верхом на белоснежном коне, в свадебном убранстве, с венком на голове, за то, что тот нарушил обещание жениться на девушке из их семейства. Этот инцидент положил начало непрерывной войне между гвельфами и гибеллинами, которая тянулась полтора столетия и едва не уничтожила город. В 1300 году, когда, после небольшой перестройки моста, обезглавленную и изрядно попорченную статую бога вернули на прежнее место, ее поставили лицом к северу, а не к востоку; как раньше; это сочли зловещим предзнаменованием для Флоренции и, действительно, в том же году начались распри между Черными и Белыми. Данте, представитель Белых гвельфов, вынужденный из-за этих распрей покинуть родные места, считал злого бога войны, который к тому времени уступил место покровителя города Иоанну Крестителю, вдохновителем постоянного раскола Флоренции. Задолго до этих событий, если верить легендам, статую вынесли из храма, где она находилась раньше, и спрятали в башне близ Арно; когда Тотила разрушил город, статуя упала в реку. Если бы ее не нашли и не установили на Понте Веккьо, восстановить Флоренцию было бы невозможно. Наводнение 1333 года, смывшее все мосты, а вместе с ними и статую, напоминало конец света. Как пишет очевидец события, хроникер Виллани [25], оно началось с бури, продолжавшейся девяносто шесть часов. Непрерывно сверкали молнии, гремел гром, вода низвергалась на землю потоками; молившие о помощи мужчины и женщины перебирались с крыши на крышу; цепляясь за доски; падала черепица, рушились башни, ломались стены; красные колонны церкви Сан Джованни наполовину скрылись под водой. Колокола церквей и монастырей звонили днем и ночью, чтобы изгнать духа бури. Прошло не так много времени после этого чудовищного наводнения и потери статуи-покровительницы, и на Флоренцию обрушилась новая беда: в 1339 году банкротство Эдуарда III Английского привело к краху двух флорентийских банкирских домов, Барди и Перуцци, которые финансировали войны английского короля на континенте; с этого началось ослабление Флоренции как мирового банковского центра.

В качестве portafortuna (талисмана) города на смену богу войны пришел геральдический лев. В отличие от венецианского льва святого Марка, флорентийский Марцокко не имел никакого отношения к церкви; это животное преследовало чисто политические цели, и вид его, даже на каменном барельефе Донателло, был неприятен. Религиозным символом Флоренции была лилия, и некоторые писатели, не верившие в историю с Мартокусом — поврежденной конной статуей воинственного божества — считали, что Марцокко связан с другим суеверием: в Средние века синьоры частенько держали львов в донжонах городских дворцов и внимательно наблюдали за их поведением в периоды политических кризисов, так как полагали, что по нему можно угадать, какая судьба ожидает государство. Древнее искусство предсказаний процветало в этих краях задолго до Цезаря или Катилины. Известные своим мастерством этрусские жрецы ворожили на горных вершинах Фьезоле, вглядываясь в небеса и в грозовые тучи в поисках предзнаменований, точно так же как позднее Галилей, осужденный церковью, но пользовавшийся покровительством Козимо II Медичи, наблюдал за небесными телами с холмов Беллосгуардо и Арчетри. В этом городе у реки, окруженном естественными обсерваториями, наряду с древними верованиями, процветали всевозможные учения и прорицатели. На площади Сан Фиренце, недалеко от дворца Барджелло, стоял храм Изиды, египетской богини вод и рек, чей культ принесли сюда римские ветераны; во Фьезоле существовала коллегия жрецов из мирян, поклонявшихся Великой Матери — явное заимствование с Востока. Изида оплакивала Озириса, Великая Мать оплакивала Аттиса, оскопившего себя под сосной — эти пришедшие издалека мрачные культы нашли здесь, в Тоскане, своих приверженцев и были очищены от элементов безнравственности, столь характерных для других уголков Империи; по словам историка Дэвидсона, они предвосхитили особую преданность флорентийцев Святой Деве. Культ скорбящей Матери был, разумеется, связан с календарем, с временами года. До середины восемнадцатого века флорентийцы отсчитывали начало года ab incarnazione, т. е. от зачатия или вочеловечивания Христа, а это означало, что новый год начинался у них за девять месяцев до Рождества, двадцать пятого марта. Это день Благовещения — один из наиболее популярных сюжетов тосканской живописи. Ангел нового года, с лилией в руке, возвещающей о том, что лоно крестьянской девушки отныне несет Святое Семя, — это, безусловно, весна. По старому римскому календарю новый год начинался с весеннего равноденствия — с двадцать первого марта.