Double spirit. Часть 3 (СИ) - "kasablanka". Страница 13

— Хорошо бы, — отозвался Лео, вытягивая ноги и откидывая спинку сиденья до упора назад. Ехать предстояло еще около двенадцати часов.

====== Глава 12. Тем, кто ложится спать ======

Комментарий к Глава 12. Тем, кто ложится спать Дом Свиридова.

http://www.deltaplans.ru/projects/u-255-1k/p.jpg

(Спасибо, Egrassa!)

Ледяное солнце. Оно проникает в каждую щелочку, в самый дальний уголок, заливает весь дом беспощадным светом. Какому идиоту могло прийти в голову поставить панорамные окна везде, даже в спальных комнатах? Ах да…

Ну, ладно, хорошо ещё, что они выходят только в сад и на озеро. А что, если было бы так везде? Ну, то есть круто было бы жить в аквариуме?

Он тихо захихикал.

Каждая тварь, проходящая по улице, могла бы увидеть, чем ты занимаешься. Жрешь там, трахаешься, или еще чего похуже. Лежишь часами, словно зомбик, и пялишься в одну точку. Без движения, без мыслей, без чувств.

Бля, о чем только он думает? Спасибо тебе, солнце, что встаешь зимой почти в двенадцать, к этому времени можно и выспаться… Мда. Маленькая поправочка. Это если заснуть удалось. А если нет? Ну да всё равно спасибо. Тем более, что препараты пока на него еще действуют, и если не очень нализался и не забыл их принять, то худо-бедно поспать удается. Хуже, если очень. Нализался. И если забыл. Тогда шесть-семь часов роскошного бреда, мучительного полусна-полуяви обеспечено. И как после этого подниматься? Как, я спрашиваю? Молчите? Вот то-то и оно.

Хорошо, что мозги пока варят, да и выход лежит на поверхности. Вот они таблетки, конечно не очень разумно принять их утром и проспать после них в итоге весь день, хотя кому в жопу какая разница? Здоровый сон растущему организму необходим, даа. Пусть даже и такой. Все лучше, чем как в самом начале, полтора месяца назад, когда бред мешался с явью и было совсем хуево. Даже ходить было сложно, мышцы ног дрожали, словно желе. Сейчас хоть этого нет. О чем это он? Ах да, таблетки.

Но сначала нужно… Черт. Самое необходимое. Встать. Туалет. Душ. Зубы. Пить. Все. Теперь можно… А, неет, еще не все. Еще одно дело.

— Эй. Эй! Слышишь?

— Ммм? Что?

— Вставай, мне уходить надо. Выметайся.

— Ааа… Сколько времени? Завтрак?

— Какой нахер завтрак! Ты что, не понял? Ясно сказал — пошел на хуй! Ты какого хера вообще остался?

— А, ну ты сам сказал, потом уже, после всего, что оставайся, мол. Сказал, что один не сможешь уснуть, — растерянно.

— Что, прямо так и сказал? — недоверчиво.

Растрёпанный блондинистый пацан недоуменно пожимает острыми плечами и таращит сонные глаза.

— Так и сказал.

— Ммм. Ну всё равно — иди нахуй.

— Ладно, ладно, только не ори.

Обиженное сопение, быстрые сборы. А он ничего. Волосы такие… красивые. Светлые, густые, а если их вот так собрать в кулак, то даже немного похоже на… нет. Ни на что не похоже.

— На хуй! — на всякий случай напомнил он мальчишке, замешкавшемуся было от неожиданного почти ласкового прикосновения.

— Да понял я уже.

Пошлепал босыми ногами к двери. А характер у него, похоже, легкий.

— Тебя как зовут? — в спину.

Остановился, с улыбкой.

— Стас.

— Телефон оставь, вон ручка.

Торопливо кивает головой, пишет в блокноте на столе.

— Позвонишь?

— Конечно.

— Пока.

— Давай.

Алан смотрит на дверь пару минут, потом подходит к столу и тупо пялится на клочок бумаги с телефоном. Зажигает свечу в крученом подсвечнике. Подносит клочок к маленькому язычку пламени и ждет, пока пальцам внезапно не становится больно.

— Черт! — машет в воздухе рукой, хватается за мочку уха. Укол ожога возвращает его к действительности. Ах да. Таблетка. Одну? Две? Останавливается на одной. Запить минералкой из бутылки. Сейчас. Еще минут десять-пятнадцать — и все.

— Альберт Вальтерович! — голос с первого этажа. Как некстати!

— Что? Я сплю. — недовольно.

— Мама просит, чтобы в скайп вышли, она дозвониться не может.

— Сейчас.

Бля, не хватало, чтобы она его сейчас увидела, таким… не товарным…

Он берет телефон, быстро нажимает кнопку. Звонок по WhatsApp.

— Привет, милый.

— Привет, мамуль. Как дела?

— О Господи, с тобой все в порядке? Где ты? Что вообще случилось? Я чуть с ума не сошла, открываю новости, а там…

— О черт, прости, ну прости, мамуль, я цел и невредим, я должен был тебе сразу звякнуть, но ночь же… Ах да, черт, у вас же день. Прости, я дурак.

— Я понимаю, родной, — после небольшой паузы, — ты сейчас болен. Как и я… Божечки, за что нам все это?

— Мам, ну не надо. Мам, не плачь, хватит. Мам, ну я скоро приеду и буду с тобой, правда. Всегда буду с тобой.

Вранье. Не приедет. Пока не приедет. Ну не может же он ей сказать правду, не может же рассказать этого всего? Того, что он ненавидит этот дом больше всего на свете, но не может жить ни в одном другом. Не может ночевать больше нигде, кроме как здесь. Хотя это для него всегда, каждый раз, словно погружение в ад.

Не может рассказать того, что как поздно бы он ни вернулся, с кем бы ни приехал, в каком бы состоянии ни был, он должен пройти эти несколько сот метров в темноте, по ночной холодной ледяной пустоши.

Там есть тропинка в снегу, он ее протоптал за эти полтора месяца, ему знакома каждая льдинка на этом пути.

Старый пролом давным-давно затянуло толстой ледяной коркой, синим льдом, и если бы не тропинка и не еловая ветка, которую он воткнул в снег там, в самый первый день, его было бы не так-то просто найти. И он сидит там. Когда десять минут, когда полчаса. Один раз даже почти целый час просидел, пока почти не превратился в кусок льда…

Он не хочет думать о том, что рано или поздно придет эта гребанная весна, и лед растает, не пожалеет его. Порвет единственную ниточку, тонкую паутинку, бредовую, еле видимую, еле ощутимую, но такую нужную, словно воздух…

Он и возвращается-то каждый раз только для того, чтобы прикоснуться к ней.

— Что? — кажется, он что-то пропустил.

— Я говорю, что за свадьба? Ты же мне ничего не сказал?

— Какая свадьба? — он в первую секунду даже теряет дар речи, — какая такая свадьба?

— Ну, девушка твоя в интервью говорила.

— Мам, какая девушка? Какая свадьба? Ты точно про меня говоришь?

— Ал, ну интернет же врать не будет.

— Так. Давай по порядку. Кто… — черт, его уже ведет, и мысли путаются. Не хватало еще вырубиться посреди разговора. — Так. Еще раз. Кто у нас девушка.

— Ка… Калерия, кажется. Фамилию не помню.

— Какая еще нахуй Кавалерия? Мам, я про эту козу в первый раз слышу!

— Ал! Во-первых, не ругайся. А во-вторых — в первый раз слышу или ни фига не помню? Это разные вещи! И кстати, это она была за рулем твоей машины.

— Да ты что?

— Алик, ты издеваешься или совсем был того… неадекват?

— Мам. Я просто сплю уже, я не выспался. Напомни мне, пожалуйста.

— Певица. Ты ей отвалил бешеные деньги на съемки клипа.

— Аааа! Все! Вспомнил! Ты так бы сразу и сказала! Вот видишь, я все вспомнил, и неадекват этот твой обидный тут совсем не в кассу!

— И?

— Что «и»?

— Я жду.

— Ну мааам! Ну… приперлась эта…

— Ал!

— Коза. И как только она на меня вышла? Я, блин, сам не пойму. Короче. Щас спою, говорит. Ну, то есть, в смысле, блин! Хочу петь. Я ей — ну раз хочешь, то пей. То есть, тьфу. Пой. Красавица. При мне.

— Ал!

— Ну она, короче, вдруг как запоет! Мам, я реально чуть не сдох! У меня, блин, чуть уши не отпали! Не говоря уже обо всем остальном. Ты же знаешь, мне реально больно слышать, если кто лажает! А тут вообще! Пиздец!

— Ал!

— А потом я ей так сразу: «Стоп, — говорю, — тебе сколько денег надо?» Ну я же это, чтоб замолчала она, ну!

— А она?

— Сказала, сколько. Ну это я уже потом сообразил, что это на клип. Когда ей их дал, она так визжала… Но знаешь, я даже обрадовался. Не я один чтобы пострадал. Пускай теперь вся страна мучается. А фигли? Прикол, — он уже не смог сдерживаться и зевнул. — Ой, что-то ломает меня, мам, я спать.