Double spirit. Часть 3 (СИ) - "kasablanka". Страница 45
— Давай, возьми там… все… — снова облизывает губы, кивает на крохотную тумбочку черного дерева, приступочек для одной книжки и маленький выдвижной ящик под ним.
Трахательный такой ящик. Как раз на пачку презервативов и флакон смазки. Набитый до отказа ящичек. Скотина.
Лео закусил губу от злости пополам с желанием трахнуть, насадить на себя до упора, заставить стонать без памяти, чтоб стереть из нее, из этой дурной башки все эти блядские телефоны, всех этих шлюх, для кого заботливый хозяин приготовил весь этот блядский набор. Не для него же старался?
— Пожалуйста… — так просяще, так неуверенно, что злость тут же непонятно куда делась. Нет её.
Лео дрожащими руками (кур-воровал) раскатывает резинку. Ложится сверху, с восторгом чувствуя, как живот на живот, кожа к коже, горячее к горячему. И не торопится входить, хотя там уже раскрыто все, раскинуты острые гладкие пацанские коленки, от нетерпения поджимаются пальцы. Давай…
Он отрицательно покачивает головой. Он хочет оттянуть, задержать этот миг. Запомнить Ала вот таким. Покорным, неуверенным. Ждущим. Теряющим терпение. Уже шипящим полураздраженно, дергающим тазом навстречу. Давай!
Опять качает. М-м. Улыбается. Дразнит головкой вход.
Ссссс! Ал раздраженно дергается назад, окунает пальцы в смазку и пытается сделать все сам. Один палец, два… Смотрит в глаза, кусает нижнюю губу. Она и так уже ярко-красная. Облизывается. Провоцирует. И что интересно, у него получается. Лео, не выдерживая издевательства, мягко отстраняет его руку и осторожно, пытаясь не сорваться, плавно, но неумолимо, без остановки, до конца входит. Даааа… Кто это сказал? Губы в губы, стон смешивается в один.
Ал все еще зажат, похоже, они оба поторопились, не в силах совладать с возбуждением. И Лео больно, почти на грани. Однако если Альберта поцеловать, он расслабится и позволит продолжить. Дааа… вот так… осторожно и не торопясь, но как же, дьявол, сложно не сойти с ума! Как же не сорваться в бешеный темп? Нельзя…
Они не перестают целоваться, покусывая друг друга за израненные уже губы, и это помогает привыкнуть. А потом… движение. Движение. Еще. Еще быстрее… еще жестче. Еще безжалостнее…
Злость, раздражение, желание сделать больно, подразнить, все это сметается одной волной наслаждения. Чистый восторг. Кто придумал, что секс живет там, в нижних ярусах? Брееед. Там обитают желание, похоть. Выше, в животе и груди — страсть, огонь. А секс — он намного выше, он взрывается искрами в голове, восторгом в мозгах, разнося их на части. И ты не слышишь ничего, кроме грохота сердца, и не видишь ничего кроме всполохов перед глазами. И запах от теплой кожи.
И вот все это переливается через край и смешивается наконец в одном адском флаконе. Похоть, желание, страсть, огонь, восторг, наслаждение. Слишком много всего. Не удержать в себе, и поэтому когда кипящий коктейль наконец взрывается одновременно, пульсирующим оргазмом, внизу, и повыше, в сердце, и — контрольный взрыв — в мозгах — вот тогда Лео кричит, сжимая до боли в объятиях сухое горячее тело и чувствуя остатками сознания, как его сжимают ответной тесной судорогой, долгой, мучительной и одновременно слишком, запредельно сладостной. Так, что сознание на миг вышибает, как пробки в электрическом щитке.
И опустошение потом, через пару минут, тоже запредельное. Придя в себя, Лео лениво подумал, что он даже не знает наверняка, получилось ли кончить второй раз у Алана. Хотя… Он вспомнил свои ощущения, потом для верности провел рукой по животу. Липко. Положил ладонь выше, там где сердце Алана старалось изо всех сил пробить грудную клетку. Чшшш. Тише… Погладил.
Альберт вздохнул и завозился, однако вставать и не подумал. Впрочем, как и Лео. В тишине раздавалось только негромкое тиканье часов. Совсем незаметное, если бы оно звучало в городской квартире, в которой и своих звуков предостаточно. Куда шум улицы проникает и днем и ночью, даже при закрытых окнах. Где соседи разговаривают, ругаются, смеются, стонут-трахаются, плачут и кашляют. Мяукают у дверей кошки, хозяева которых ушли на работу. Играет девочка, живущая на пять этажей выше, играет бесконечные гаммы. И все это сплетается, смешивается в один непрерывный, круглосуточный белый шум. Ты не один. Жизнь за стеной, и ты в ее потоке, и ощущение постоянства, надежности и безопасности окутывает тебя мягким коконом.
Однако тут, в особняке, это тиканье было единственным звуком, разрывающим мертвую тишину. Тиктак. Тиктак. Наверное ради этого старомодным настенным ходикам и сохранили жизнь. Чтобы не сойти с ума от тишины и остановившегося времени. Тиктак. Тиктак. Шесть тридцать вечера. Темно как у афроамериканца в жопе в этом мрачном декабре. Ночь года, мать ее разэдак…
Алан нарушил хрупкое равновесие молчания, потянувшись к ящику. Достал зажигалку и пачку сигарет, взял истерзанными губами одну и попытался закурить.
— Ты охерел что ли, в постели курить? — тут же возмутился Лео. Нет, ну мозги есть у идиота, нет? Он еще и бухой, поди, умудряется этот фокус проделывать?
— А что такое? — Свиридов вскинул ровные брови и состроил козью морду. Здравствуй снова, любимая сволочь. Давно не виделись!
— Я вообще-то у себя дома, могу делать что захочу.
— Иди нахер! — еще сильнее разозлился Лео. — Вон, у форточки кури.
И чтобы показать, что он шутить вовсе не намерен, завершил свою тираду несильным, но довольно уверенным пинком.
Ал, который, видать, не ожидал такого, чуть не свалился на пол со своего края.
— Офигеть ты борзый! — он покачал головой, но спорить почему-то не стал.
Да и Лео был прав, между прочим. В постели курить — это ж вообще. Пиздец голимый.
Свиридов босиком прошлепал к окну и, пощелкав зажигалкой, с удовольствием затянулся. Дым послушно нашел щель в оконной форточке и поплыл туда уверенной струйкой.
Лео молчал, пытаясь собрать осколки мыслей и чувств в одну, относительно удобоваримую кучу. Он сел в постели, как и Алан, абсолютно обнаженный. Живот неприятно подсыхал и стягивал кожу, образуя корку с мелкими складками. В яйцах, как впрочем и в голове, царила восхитительная пустота. И если бы не одно обстоятельство, то еще и эйфория плескалась бы и в голове тоже. А не только в яйцах.
Неприятное обстоятельство было таковым, что по всему Лео нужно было бы сейчас одеться, он даже душ не хотел принимать, чтобы не передумать. И уйти. Домой. Но вот на такое простое действие у него как раз сил и не хватало. Сил и решимости. Так что он просто сидел и смотрел на то, как курит Алан, по-прежнему стоя у окна и глядя на черноту улицы. Сигарета закончилась неожиданно быстро и Свиридов закрыл форточку и повернулся.
Лео почему-то задержал дыхание.
— Уходишь?
Алан задал на удивление правильный вопрос. Вот если бы он спросил: «Останешься?» — Лео бы разумеется ответил: «Да с хера бы?» Однако он спросил: «Уходишь?» — и Лео ответил:
— Да с хера бы? — и для верности добавил: — Что, не терпится меня выпинуть? Чтобы сюда своих блядей приволочь? Между прочим, похожих на меня?
— Чччтооо? — Алан вскинулся, на секунду даже онемев от злости.
Он стоял уже возле кровати, и сжал кулаки так, что пальцы хрустнули. Лео смотрел на него снизу вверх, не моргая. В полумраке комнаты выражение лица Алана разобрать было трудно, но глаза его буквально светились от ярости.
Однако через несколько секунд он расслабился и присел рядом на кровать. От его волос пахло морозным воздухом и немного дорогим табаком.
— Откуда ты знаешь? — похоже, он был немного растерян, сидел и сжимал-разжимал кулаки.
— Видел, — выдохнул Лео. Идиот, вот зачем он это сказал? Про блядей? Как будто поддых врезал. Дурацкий язык без костей…
— Эта овца меня чуть с ног не сбила сегодня утром, когда я пришел.
Конечно, он через несколько минут понял, почему девушка показалась ему знакомой, и кого эта самая Женя ему напомнила. Собственное отражение в зеркале. Только женский вариант, конечно…
— Прикинь, я ее даже не трахнул. — Алан рухнул на спину и вытянулся поперек гигантской кровати, руки вверх, во всю длину. Собственная нагота его ни на грамм не смущала.