Вам письмо от Ворчуна (ЛП) - Куин Меган. Страница 9

— Но ты его все равно посмотрела. Я начинаю подозревать, что эти письма, которые ты так стыдливо скрываешь, причина «не улыбки» на твоем лице.

Как-то вечером, когда бабушка заходила ко мне в гости, она застала меня за написанием письма и спросила, что я делаю. Логично, что она связала мою радость с письмами. Бабушка Луиза хоть и старая, но до сих пор очень сообразительная.

— Я не собираюсь отвечать на это предположение, — говорю, пока в дверь кто-то стучит. — О, прекрасно, вот и Арден с краской.

— А, это сигнал мне пойти подремать наверху в твоей кровати, — бабушка улыбается, зная, что в этот миг я позволю ей сделать все что угодно. — Боюсь, если останусь здесь, ты заставишь меня работать.

Очень точно.

Она поднимается в мою комнату, а я направляюсь в прихожую и открываю входную дверь.

— Привет, Ар… — и голос затихает, когда передо мной встает Калеб, уже не забрызганный краской, а только с душа, с ведром краски в руках. — О, ты не Арден.

— Нет, я не он. Приятно, что ты увидела разницу.

Беззаботная шутка? Он кажется странным с учетом двух последних разговоров после моего возвращения.

— Я думала, он привезет краску.

— У него были другие дела, потому приехал я.

— А, ну что ж, спасибо за краску. Сколько я должна?

— Не беспокойся об этом, — говорит он и кивает, указывая внутрь дома. — Позволь занести краску.

Он говорит не беспокоиться?

И предлагает занести краску в мой дом?

Что случилось с человеком, который все фыркал, ворчал, кричал, когда не мог найти свою открывалку?

— Не надо, я справлюсь, — говорю я и чувствую себя довольно неуверенно.

— Нет, я сам, — и проходит мимо меня прямо в гостиную.

Гм, что происходит?

Я закрываю дверь, возвращаюсь и вижу Калеба, который стоит на одном колене на полу, опираясь на другую ногу, и открывает банку с краской, а затем погружает в нее палочку, чтобы хорошо перемешать.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Помогаю тебе.

Да, теперь я вижу, что происходит что-то странное.

— Разве тебе не нужно быть в магазине стройматериалов?

— Джимми вышел на смену, когда я сказал, что у меня произошел несчастный случай с краской. Он присмотрит за магазином.

— Прекрасно, но мне действительно не нужна помощь.

— Я не спрашивал, нужна она тебе или нет, — Калеб поднимает с пола кисточку и валик. — Ты хочешь окрашивать стены или обводить края?

— И то, и другое, потому что я могу сделать это сама.

— Ладно, тогда я займусь краями, — отвечает он, совершенно не принимая во внимание мой ответ.

Я растерянно смотрю, как Калеб наливает краску в большую кюветку, а затем еще немного в маленький сосуд для себя. Он берет кисточку и идет к стене, начинает наносить краску, обводя край косяка.

— Калеб, серьезно, что ты делаешь?

— Твои братья вернутся на Рождество? — спрашивает он.

— Нет, Бэннер и Райот остаются в Чикаго на… погоди, почему я вообще на это отвечаю? — уперев руки в бока, я постукиваю ногой по полу. — Калеб, почему ты здесь?

— Разве это не очевидно? — спрашивает он, продолжая красить. — Стараюсь напомнить тебе, что я хороший парень, что люди порой ошибаются, и, хотя я знаю, что нашу страницу мы пролистали, однако не хочу, чтобы ты чувствовала себя некомфортно, живя здесь, — он оборачивается и смотрит мне в глаза. — Я не знаю причины, почему ты вернулась сюда, Нола, но знаю, что ты заслуживаешь счастья, и отказываюсь быть человеком, мешающим тебе быть счастливой. Понимаю, достаточно неловко опять оказаться вместе в одном городе, поэтому хочу сделать это пребывание менее неловким.

Гм, ну, это действительно кажется очень взрослым поступком.

То ли из-за радостной праздничной атмосферы вокруг, то ли из-за искреннего взгляда его глаз, но лед в моем сердце понемногу тает.

— А… что ж… спасибо.

— Пожалуйста, — усмехается Калеб. — А теперь бери валик. Я сам не буду красить.

— Ладно, подожди секунду, — говорю я и перевожу дыхание после приступа смеха. — Не может быть.

Калеб кивает и проводит кистью по плинтусу.

— Мне хотелось, чтобы этого никогда не случалось, но это правда. Когда в прошлом году я помогал устанавливать декорации для летней театральной программы, мои штаны зацепились за гвоздь. Я не заметил этого и вконец разорвал их, но так и остался стоять и светить нижним бельем.

Я наклоняюсь и взрываюсь искренним смехом.

— Боже мой, прямо при детях?

— К сожалению. Разгневанные родители прислали мне кучу писем. Очевидно, в этом году меня уже не просили помочь, и, если честно, летняя программа была не такой классной, как обычно, а все потому, что мои изделия из дерева не использовали во благо.

— Из страха, что ты покажешь всем свое дерево.

Он поднимает одну бровь, которая, конечно, еще больше меня смешит.

— Они увидели только белье и даже его не смогли рассмотреть, потому что мои слишком белые ноги, видимо, ослепили их.

— Скорее всего, — хихикаю я.

— Ладно, я своей историей поделился, а теперь ты расскажи мне, что самое унизительное случилось с тобой, пока ты была в Нью-Йорке.

— Дай подумать, с чего же начать? — спрашиваю я и набираю больше краски на валик. — Как-то я приняла пожилого господина за того, с кем должна была пойти на свидание вслепую, и проговорила с ним пол часа. А позже получила сообщение от своего настоящего потенциального кавалера, который писал, что он расстроен, потому что я его бросила. Старик чмокнул меня в губы и улыбнулся, когда я быстро удирала от него.

— О нет.

Я пожала плечами.

— Оказалось, что у них одинаковые имена. Меня подставил коллега, потому что не показал никаких фотографий. Еще был случай, когда мне поручили помочь маме моего парня на кухне в День благодарения. Семья была одержима бабушкиным чизкейком, и это был последний бабушкин День благодарения. Она имела достаточно энергии, чтобы в последний раз приготовить его. Меня попросили вытащить его из духовки, но я не знала, что он в форме для выпечки, поэтому попыталась вытащить его из нее, чтобы переложить на тарелку, сжала — и весь святой чизкейк разлетелся по духовому шкафу.

Калеб медленно кивает, широко открыв глаза.

— Не-е-е-т.

— Да, — киваю я. — В тот вечер парень порвал со мной. Я его не винила. Мне тоже не хотелось еще раз оказаться рядом с его семьей.

— Ого, похоже, это хуже, чем оказаться без штанов перед детьми.

— Только немного.

— Стоп, миссис Джинджерфилд дала тебе, и только тебе, рецепт своего знаменитого чатни?

Калеб кивает. Мы сидим посреди гостиной и отдыхаем от работы.

— Почему?

— Я сделал ей качели на крыльце. Она хотела заплатить мне, но я сказал, что не нуждаюсь в ее деньгах, а просто хочу убедиться, что ей будет комфортно наблюдать за окружающим миром с качелей. И она подарила мне коробку. Внутри коробки была еще одна коробка, — я смеюсь. — А в этой коробке был конверт.

— Только не говори, что она дала его в таком виде!

— Вот именно, — отвечает он. — А в конверте была ламинированная открытка, бережно завернутая в салфетку. И на той открытке был рецепт ее чатни.

— Не могу в это поверить. Она ни с кем не делилась этим рецептом. Что ты с ним сделал?

— Ну, я завернул его обратно в салфетку, положил в конверт…

— А потом обратно в коробку, и тогда в другую коробку, — продолжаю я.

— Именно так, тогда взял ту коробку и положил ее в еще большую коробку.

— Ты шутишь, — говорю я и с трудом пытаюсь сдержать смех.

— А тогда положил ее в депозитный ящик в банке, за который плачу десять долларов ежемесячно.

— Серьезно?

Он кивает.

— Однажды, когда придет время, я пойду в свой ящик, вытащу коробку, тогда другую, а потом последнюю, потом достану конверт, разверну салфетку, возьму открытку с рецептом и подарю ее той, которая станет моей женой. А когда она спросит, что это такое, я нежно похлопаю ее по плечу и скажу: «Пожалуйста, приготовь это для меня, потому что я понятия не имею, что такое чатни».