Белый лебедь - Ли Линда Фрэнсис. Страница 60

Грейсон понял, что Хастингс сделал выбор между ним и его отцом. Он развернул записку, прочел ее раз, потом второй.

— Что это такое? — спросил Лукас за его спиной. Хастингс широко раскрыл глаза.

— Мистер Хоторн! — растерянно воскликнул он. — Я не знал, что вы здесь.

— Это не важно. Что все это значит?

— Ничего, братишка, — небрежно буркнул Грейсон. Он сам с этим управится.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, он быстро вышел из дома, кипя от возмущения.

Его руки коснулись ее рук, его ладони скользнули по ее коже — легко-легко, только намекая на прикосновение, и задержались у пышного рукава весеннего платья. Она ощутила сладостную, нежную дрожь, пьянящее ощущение, и ей захотелось отдаться ему прямо сейчас.

— Эм, — прошептал он, согревая ей щеку своим дыханием. — Ты прекрасна.

Так это было или нет, но благодаря ему она чувствовала себя молодой и красивой, и ей казалось, что весь мир лежит у ее ног.

Его руки скользнули по ее шее, по ее щекам, запутались в волосах. Несколько осторожных прикосновений к шпилькам — и длинные локоны упали как водопад на плечи и спину Эммелайн. Она ощутила это своей кожей, пряди волос прикасались к ней так же ласково, как и его пальцы.

Ей хотелось других ощущений. Они были ей необходимы, как будто они открывали перед ней другую жизнь.

Вероятно, почувствовав, о чем она думает, Ричард спустил пышные рукава с ее плеч и, пробежав пальцами по нежной шее, скользнул под воротник.

Голова ее запрокинулась, он поцеловал ее в шею, и по телу ее побежали мурашки.

Он был без пиджака и без галстука, и когда он отступил от нее на шаг, ей страшно захотелось прикоснуться к золотистому треугольнику у него на груди.

Но прежде чем она собралась с духом, он повернул ее к себе спиной.

— Смотри, — приказал он.

Подняв голову, она увидела свое отражение в зеркале, стоявшем в углу комнаты. Увиденное удивило ее.

— Ты очень красива.

— Я стара.

— Нет, — прошептал он.

Она зачарованно смотрела, как он наклонил голову и провел губами по ее волосам, положив широкие ладони ей на плечи. В зеркале она видела кого-то, кого не видела уже много лет, — женщину с сияющими глазами, струящимися волосами и улыбкой, изгнавшей возраст с ее лица. А еще она увидела женщину — такую счастливую, что ей захотелось заплакать.

Его руки гладили ее грудь, талию, бедра. Очень нежно он привлек ее к себе.

— Ты понимаешь, как я тебя хочу?

Голос у него был глубокий и низкий, и она поверила его словам.

Она повернулась в его объятиях.

— Я тоже хочу тебя. — Несмотря ни на что, а быть может, именно из-за этого.

Он не ответил и лишь молча смотрел на нее. Сердце у нее билось быстро-быстро, и она знала, что должна отодвинуться — по очень многим причинам. Хотя бы из-за приличий. Из-за того, что она замужем. Но в этот момент он привлек ее к себе еще ближе, и она не отстранилась.

Тогда он ее поцеловал, их губы встретились, его язык хотел проникнуть внутрь. Она открылась ему и задрожала, когда его язык коснулся ее языка.

К ней вернулись ощущения, которые она не испытывала несколько десятков лет, накрыли ее как волна, и она ослабела от желания — и благодарности. Ей хотелось попросить, чтобы он продолжал прикасаться к ней, хотелось заплакать от наслаждения, которое, как она считала, давно утрачено для нее.

Хорошо это или плохо, но она навсегда запомнит этот день и этот поцелуй, и, может быть, она запомнит их лучше, чем те поцелуи, которые она получила от него давно, много лет назад. Потому что теперь это было как дар, как нечто такое, что она никогда больше не испытает.

Он пробежал пальцами по ее спине и снова прижал к себе. Несмотря на возраст, тело у него было мускулистым и сильным, как у юноши.

Он посмотрел на нее в нерешительности, словно давая ей последнюю возможность уйти. Но она не шелохнулась, она храбро встретила его испытующий взгляд, и тогда он снова впился в нее губами.

Этот поцелуй был нежным, но требовательным, и у нее опять мелькнула мысль, что она ждет от него большего, чем простые объятия. Она хотела чувствовать себя любимой, нежно любимой.

Она мечтала, чтобы в этом мире нашелся хоть один человек, который не смотрел бы на нее как на пустое место и дал ей почувствовать, что любит ее и заботится о ней.

И сейчас она поняла, что ей хочется этого больше всего на свете.

Как же она сможет прекратить их встречи?

Эта мысль испугала ее.

Ей казалось, что она старше и мудрее. Разве не так?

Сможет ли она жить в мире с собой, зная, что вела себя непристойно? И не единожды.

Эта мысль опалила ее, у нее захватило дыхание точно так же, как только что от его прикосновения. Ответов у нее не было никаких — кроме одного.

Она заслуживала быть любимой но не человеком, который не был ее мужем. И она отодвинулась. Глаза Ричарда были затуманены страстью.

— Что случилось?

— Я не могу!

Потребовалось какое-то время, чтобы он взял себя в руки. Наконец глубоко вздохнул.

— Эм, я люблю тебя. Ты, конечно, знаешь это.

— Единственное, что я знаю, — что это нехорошо. По крайней мере для меня.

— Твой муж не обращает на тебя внимания! Что плохого в том, чтобы быть с тем, кто тебя любит? — Она смотрела на него.

— Если бы ты действительно любил меня, ты никогда не попросил бы меня поступить бесчестно. Честь существует не только у мужчин, Ричард. У женщин она тоже есть.

— Эммелайн, — прошептал он потрясение.

Но она уже не слушала его. Она пришла в отчаяние от того, что никогда больше не увидится с этим человеком. Она заслужила немного счастья, и она когда-нибудь найдет его.

Но, открыв дверь, она похолодела. Голова у нее закружилась, и она поняла, что прозрение пришло к ней слишком поздно.

На пороге стоял Грейсон.

Глава 23

Грейсон стоял на пороге комнаты номер 3А, пытаясь осознать, что происходит.

Его мать с каким-то мужчиной.

Мысли его теснились в голове, и он не мог разобраться в охвативших его чувствах. Он напрягся, как будто его ударили под дых.

Отчаянно торопясь в «Куинси-Хаус», он страстно желал, чтобы эти несколько наспех нацарапанных слов оказались глупой шуткой. Эммелайн Хоторн не станет крадучись уходить из дома на запретное свидание в дешевый пансион для мужчин. Эта мысль казалась абсурдной.

Скорее всего существует какое-то другое объяснение.

Но вот он стоит в полутемном коридоре, и его мать смотрит на него со стыдом и отчаянием. Она без шляпы, волосы растрепаны, незнакомый мужчина стоит возле железной кровати. Грейсон не мог больше утешать себя тем, что это шутка.

Значит, несколькими неделями раньше он видел свою мать с каким-то мужчиной. Его мать тогда выглядела такой молодой и оживленной, что даже друзья и знакомые заметили происшедшую в ней перемену.

И его боль сменилась негодованием. Негодованию он обрадовался, негодование — вещь для него понятная.

Он перевел взгляд с женщины, давшей ему жизнь, на мужчину, который посмел прикоснуться к его матери.

Грейсон впервые видел его вблизи, и на какое-то мгновение он смутился. В этом человеке было что-то знакомое, он был очень похож на кого-то из членов семьи Хоторн.

Но Эммелайн схватила его за руку, и чары развеялись.

— Грейсон, — неуверенно начала она, пытаясь найти слова для объяснения. — Это не то, что ты думаешь.

— Черта с два!

Его реакция была примитивной, но он и не старался придумать что-то новое. Он отодвинул мать в сторону, вошел в комнату как человек, облеченный властью, и вцепился в воротник мужчины. Грейсон не заметил на его лице ни удивления, ни раскаяния. Он ударил его о стену. Картины задрожали, и мужчина застонал. Но Грейсону было наплевать.

Не раздумывая, правильно ли он поступает, он сдавил сильную шею незнакомца, подталкиваемый яростью и бешенством — яростью, которая родилась в крохотной мансарде в Кембридже.