Голубой вальс - Ли Линда Фрэнсис. Страница 11

– То, чего я хочу, не имеет ничего общего с честью или долгом, тут ты просто не в состоянии меня понять. Увы, я не такой идеальный человек, как ты. Все, что я делаю, не в ладах с благопристойностью, не говоря уже о чести.

Совершенно неожиданно для себя Стивен мысленно представил полоску обнаженной белой кожи. Кожа была шелковистая, гладкая, необыкновенно нежная. На какой-то миг в комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Неужели ты никогда не мечтал сделать что-нибудь, что не отвечало бы твоим строгим понятиям о пристойности и чести?

Стивен как будто бы ничего не слышал. Смотрел на брата, но не замечал его. Он видел самого себя, сидящего у кровати, на которой покоилась нагая женщина. Стивен тяжело вздохнул.

– Ты такой образец благопристойности, что о тебе можно написать книгу.

В своем воображении Стивен видел, как порывается погладить молочно-белую кожу.

– Ни один человек не мог бы оправдать твоих ожиданий, – говорил брат.

А Стивен тем временем представлял себе полные груди, стройную талию, округлые бедра. И ощущал обжигающее до боли желание.

– И меньше всех я.

Как она хороша, если не считать искалеченной ноги. Стивен зажмурился и отвернулся к столу. Открыв глаза, он увидел красную ленту, найденную им на полу спальни для гостей… Проснулся Стивен одеревеневший и растерянный. Сначала он не мог даже понять, почему сидит на стуле с высокой спинкой в комнате, о существовании которой даже не вспоминал долгие годы? Но увидев смятые простыни, все вспомнил. Голубой Колокольчик! Холли Голубой Колокольчик – с такими голубыми глазами, что в них даже больно заглянуть.

Соскочив со стула, Стивен принялся ее искать. Возможно, она стоит у окна или свернулась клубком в кресле и ждет его пробуждения. Но никто не смотрел на парк из окна, и кресло было пусто. Незнакомка исчезла.

Его душу пронизал жестокий холод. Много лет он жил замкнуто, но никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. «Да нет, это просто смешно!» – убеждал он себя. Холодно ему потому, что огонь в камине погас, что же до одиночества, то он ощущает его так остро потому, что слуги еще не проснулись. Стивен должен радоваться, что эта женщина незаметно ускользнула и ему не придется встретиться с ней утром. Да он и радуется. Ведь он не хочет иметь ничего общего с Холли Голубым Колокольчиком. Ему нет до нее дела.

Стивен схватил ленту со стола и скомкал ее, собираясь бросить в камин, когда Адам вдруг с силой ударил кулаком по столу:

– Когда ты наконец смиришься? Когда поймешь, что все старания напрасны: я никогда не стану твоей копией!

Стивен устремил взгляд на брата. Он с трудом вспоминал, о чем они беседовали.

– Я говорил тебе, что принял меры для установления личности человека, стрелявшего в меня из пистолета?

Адам широко открыл глаза и весь как-то подобрался:

– О чем ты? Я думал, ты не собираешься давать делу ход.

– Почему у тебя сложилось такое впечатление?

– Мы до сих пор ничего не сообщали властям. Никаких публикаций в газетах!

– Я не хотел посвящать в наши проблемы весь город. Не хватало еще, чтобы бостонцы обсуждали то, что у нас произошло, за послеполуденным чаем. Я не хочу давать повод для пересудов. Но я нанял человека, который займется розыском. Сведений у него, конечно, мало, – тут он с подозрением посмотрел на брата, – если, конечно, кроме его имени, ты не сообщишь еще что-нибудь. Остальное он сможет выяснить сам. Ты и в самом деле плохо знаешь того человека?

– Я уже говорил тебе, – глухим голосом ответил Адам, – что познакомился с ним в таверне. Все, что я знаю, это его имя – Том. Мы повздорили за картами.

– А я думал, это было на скачках. Мужчины в упор смотрели друг на друга.

– Пусть все остается как есть! – Голос Адама был полон суровой решимости. – Оставь все как есть. Все необходимые меры приняты.

– Кто-то врывается в мой дом, пытается тебя убить, вместо этого ранит меня, а я должен прикидываться, будто ничего не произошло?

– Оставь все как есть, – повторил Адам.

– Черта с два!

– А я говорю тебе: оставь все как есть! – На этот раз выдержка изменила Адаму. – Пусть я ничтожество, но я не остановлюсь ни перед чем, чтобы предотвратить твое вмешательство!

Темная бровь взметнулась ввысь.

– Уж не угроза ли это, брат?

С громким проклятием Адам отвернулся:

– Иногда я даже жалею, что мы – родственники. Ты как будто неживой, Стивен. Лишен каких бы то ни было чувств. Холоден, суров, беспощаден. Ничего не знаешь о реальной жизни, в сущности, не любишь людей. Единственное, что тебя волнует, – это благопристойность.

Слова брата больно ранили Стивена. Случись это в какой-нибудь другой день, он бы, вероятно, сильно рассердился. Сколько раз он пытался втолковать Адаму, что ему нет дела до приличий, главное для него – ответственность. Но сегодня в его голове перемешалось столько противоречивых чувств, что Стивен не стал затевать спор. На него вдруг навалилась страшная усталость. Что бы там ни считал Адам, Стивен не мог уклониться от своих обязанностей и выполнял их по мере сил.

Сквозь густые тучи пробился слабый, неяркий луч солнца. Упав в лужу под окном, он засверкал всеми цветами радуги. И Стивен почему-то вспомнил о радугах, горшках с золотыми монетами и кладах с драгоценностями. Он давным-давно перестал верить, что такие находки случаются. Но ведь было время, когда верил.

– А ты помнишь холм Саттера? – громким, но спокойным голосом спросил он брата.

– Холм Саттера? – удивленно откликнулся Адам.

– Ну да, ты знаешь…

– На земле старого Уилбера?

– Да, на земле старого Уилбера. – Стивен засмеялся: – Это был скупец, каких свет не видывал!

Адам слегка улыбнулся:

– Ты называл его старым пнем. Стивен искренне расхохотался:

– Я? Неужели я мог такое сказать?

– Да, ты, – ответил Адам.

– А ты помнишь, – спокойно продолжил Стивен, – как мы однажды вскарабкались на дерево старого Уилбера?

Адам пожал плечами и скорчил гримасу:

– Каждый раз, когда я вспоминаю об этом, у меня начинает болеть задница.

– А я не мог сидеть целую неделю! – со смехом отозвался Стивен. – До чего же он взбесился, когда мы принялись швырять в него ягодами!

– Он бы ни о чем не догадался, если бы с дерева не свалилась та проклятая корзинка.

Братья тихо рассмеялись. Но их веселый смех оборвался, когда они вспомнили, как стояли на крыльце своего дома, а старый Уилбер грязными пальцами крепко держал их за уши.

Стивен скривился:

– Все это показалось нашему отцу не очень смешным.

– Да, но знаешь ли… – Адам подумал, затем добавил: – Мне кажется, мама была довольна этой нашей выходкой.

– Не может быть! – с сомнением произнес Стивен. – В самом деле?

– Да. А как ты думаешь, кто подал мне мысль нарвать ягод?

– Мама? – недоверчиво спросил Стивен. Адам кивнул.

– Она подсказала, чтобы мы закидали ягодами старого Уилбера?

– Нет, так прямо она не говорила. Просто рассказала, как делала это, когда была девочкой. – Адам нахмурил брови. – Я думаю, что ее жертвой был старый Кэбот. Однако ее не поймали, а если и поймали, то, во всяком случае, она умолчала о последствиях.

– Что-то мне не верится… – Стивен покачал головой.

– А ты помнишь, что после того как папа нас высек и ушел в контору, она велела повару приготовить для нас какао со взбитыми сливками?

В голове Стивена замелькали воспоминания. В частности, он вспомнил, как мать сперва причесала его, Стивена, а затем Адама, потом поставила перед ними чашки с какао. Тогда Стивен не задумался над этим. Он только сильно переживал, что разочаровал отца. Но теперь, оглядываясь на прошлое, Стивен вспомнил, как лукаво улыбалась мать, угощая их какао со взбитыми сливками.

Адам всегда был ближе к матери. Ничего удивительного, что она рассказывала ему о своем детстве. Стивен почувствовал сожаление: его воспоминания об отце до сих пор сохраняли живость, а вот о матери он почти ничего не помнил. Отец был главной силой, управлявшей его жизнью, тогда как мать всегда стояла в стороне.