Мы с тобой одной крови (СИ) - "Mia_Levis". Страница 2

- Говорю, как перевод?

- А, это… Хорошо, вроде, - так отчаянно хочется спросить, не будешь ли ты по мне скучать, когда после свадьбы я перееду в другой город. Ты будешь звонить, Стивен? Пришлешь открытку на Рождество? Кем мы станем? Кто мы сейчас друг другу? Вопросов так много, они жгутся на языке, наползают в рот, словно скользкие черви, которых хочется сплюнуть, вывалить из себя, очиститься наконец-то от этой мерзости, убивающей меня. Вместо этого я спрашиваю какую-то ерунду, поддавшись мгновенному порыву: - Ты сегодня ночуешь дома?

- Эммм… да. У тебя же еще не…

- Нет-нет! - я быстро качаю головой и делаю глоток чая. Горячо, но так можно скрыть пылающие щеки. Знать бы, братец, почему всякий раз, когда у меня течка, нам приходится разъезжаться? Ладно я - безумный и порочный в подсознании, хотя и должен быть образцом морали, но ты-то почему прячешься? Ненавидишь что ли? Презираешь меня? Поверь, ты не одинок.

- Хорошо, - кажется, тебе хочется сказать еще что-то, но в кухне раздается трель твоего мобильного, ты смотришь на экран и выходишь в коридор. Конечно, мне не пристало слушать разговоры альфы. Все в нашем мире определяет статус, даже степень близости между родными людьми.

***

Всегда удивляюсь, насколько же Лукас неприятно пахнет. Не буквально, конечно, хотя запах сандала, исходящий от него, я и правда не люблю - напоминает о похоронах и вызывает ощущение тоскливой грусти. Но беда не в этом, а в том, как я ощущаю его своим партнером, а вернее не ощущаю. Даже находиться рядом сложно, что уж говорить о тех мгновениях, когда он касается меня своими мокрыми губами и проталкивает язык едва ли не в глотку. В такие моменты я зажмуриваюсь до алых точек перед закрытыми веками и проклинаю тебя, Стивен. Потому что ты виноват! Приучил меня к своему запаху, связал нас нитями, которые разорвать не выходит, выпалил в моем сознании, словно аксиому, веру в то, что нет лучше тебя.

- Стефан, я с тобой разговариваю, - в сознание прорывается низкий баритон, и я несколько раз недоуменно моргаю, прежде чем осознаю, что меня вновь о чем-то спросили, а я, как обычно, все это время провел в мечтаниях.

- Я слышу, - вымученно улыбаюсь, смотря в карие глаза Лукаса. Вокруг них сеточка морщин, но это не признак смешливости. Просто ему сорок пять. Он ровесник и деловой партнер нашего отца, я его третья попытка и, по словам самого Лукаса, он надеется, что в этот раз “ставка сыграет”.

- Стивен на всю ночь ушел?

- Да, - я досадливо морщусь и нервно комкаю тонкую ткань футболки. Нет ничего хуже, чем время течки: во-первых, это такое явное напоминание о моей сущности, а, во-вторых, тебя нет рядом. Страшно представить, что вскоре я стану совсем одиноким. Ведь ты - весь мой мир. - Хочешь еще кофе?

- Да, пожалуйста, - кивает Лукас. Я пытаюсь улыбнуться, но получается жалко. Мне неприятен этот человек, я не хочу, чтобы меня кто-нибудь касался. Кроме тебя, конечно. Как бы дико это ни звучало. Впрочем, кто определяет степень морали в мире, где все сводится к примитивным желаниям под действием гормонов? Иногда мне кажется, что желать тебя чище, чем корчиться от неконтролируемой похоти под кем-то, возможно, совершенно омерзительным. Твоих-то, братец, прикосновений я жажду не только во время течки. Всегда.

На пальцы выплескивается кипяток, когда Лукас подходит сзади и обхватывает меня за талию. Благо, чашка падает в раковину и не разбивается, поэтому я подношу руку к лицу и дую на обожженную кожу. Стараюсь отвлечься, не вдыхать запах чужого тела, не дрожать под касаниями к животу. У Лукаса такие холодные пальцы. Как же это противно… И отказать нельзя, потому что я принадлежу ему. Слышишь, Стивен, не тебе. Ему.

- Лукас, не надо… - всхлипываю, когда он расстегивает ширинку и начинает поглаживать пах своей огромной ладонью. Он касается члена сквозь ткань трусов, а меня тошнит от запаха, от тяжелого и шумного дыхания над ухом, от ощущения его вздыбленной плоти, которой он трется о мои ягодицы. Я что, должен быть возбужден? Быть может, не принимай я блокаторы, моя сущность одержала бы верх, оттеснила отвращение, но сейчас все мои молитвы сводятся к единому слову “хватит”.

- Я больше не могу терпеть… - Лукас сдергивает мои джинсы с бедер, они остаются нелепо висеть на уровне колен. - Хочу тебя… - трусы отправляются следом. - Упрись руками.

- Не надо… - вот так, да? На кухне, возле раковины с мутной водой? Как животные, без прелюдии и нежных слов?

- Стефан, перестань! Мы почти женаты, у тебя течка. Хочу тебя немедленно, - запах Лукаса становится острым - сандал, горький пот и возбуждение не моего альфы - отвратительная смесь. Слышу, как мягко шелестят его брюки, когда он тоже спускает их с бедер. По коже ягодиц скользит влажная и гладкая головка, он толкается в ложбинку, проводит вверх-вниз, приставляет член к анусу. - Черт возьми!

Я облегченно выдыхаю. На столе вибрирует телефон, и Лукас отступает, на ходу натягивая брюки. Я тоже резким рывком подтягиваю трусы и джинсы, пытаясь выровнять дыхание. Как же тяжел этот крест, Стивен. Я бы, наверное, убил себя, если бы не редкая возможность находиться рядом с тобой. Кроме того, у нас одно лицо, и это такое святотатство - причинить вред кому-то похожему на тебя. Я твое отражение и буду им столько, сколько позволит судьба.

- Извини, нужно идти. Дела, - спустя несколько минут сухо произносит Лукас, сбрасывая вызов. Я лишь киваю, нет сил говорить. Он прижимается влажными губами к моей щеке, и я сглатываю комок, образовавшийся в горле. Как же мне плохо, брат. Ты чувствуешь это, как прежде, в детстве? Или нити, связывающие нас, опутывают теперь только меня? Когда же ты освободился, Стивен, когда? Научи меня, как жить… пожалуйста.

***

- Стеф, проснись! Проснись, кому говорю! - у тебя волшебный голос - мягкий, теплый, согревающий. Я бы слушал и слушал, Стиви… - Стефан!

- Мммм… - невнятно ворчу в подушку, переворачиваюсь на спину и несколько долгих мгновений недоуменно смотрю на тебя. Ты? Ночью? Возле моей кровати? Бред. Еще секунда - и я резко сажусь. Такое чувство, что меня с размаху бросили в ледяную воду: ни вздохнуть, ни шевельнуться. Какая же беда могла стрястись, что ты вернулся домой сейчас, когда у меня течка? Когда я отвратителен тебе сильнее, чем когда-либо еще? - Стив, что? Что случилось? - голос срывается и дрожит. Пусть у тебя все будет хорошо.

- Ты такой ледяной ублюдок, Стеф… - ты смеешься - истерично, громко, запрокинув голову вверх. Ты безумно пьян или, может, пьян своим безумием. Что с тобой, брат? С нами что?

- Я не понимаю…

- Не понимаешь, да? - ты опускаешься на колени возле кровати, берешь меня за руку и прижимаешься губами к запястью. Сердце отбивает безумное стаккато, а глаза щиплют непролитые слезы. Неужели издеваешься в эти последние дни моей иллюзорной свободы? Такую память о тебе мне сохранить? - Конечно, мой святой Стефан, не понимаешь. А может тебе просто все равно? Ты же уедешь скоро, сменишь меня на другую семью.

- О чем ты? Ты моя семья, - слезы душат, и я жалко шмыгаю носом. Не вижу тебя совсем помутневшим взглядом, но разве это важно? Я знаю количество трещинок на твоих губах, пересчитал каждую из двадцати двух веснушек на носу и часами любовался длинными ресницами. Если бы еще и душу можно было так просто рассмотреть, понять в этом сумраке наших путаных отношений. Если бы… - Ты пьян, Стив… Не стоило тебе приходить сейчас.

- Не стоило? А когда же еще, брат? Так мало времени у нас… - ты шепчешь, покрываешь поцелуями предплечье. Хочется скулить, умолять о большем. Я потом за нас двоих буду гореть в аду, Стиви, обещаю. Это лишь мой крест.

- Пожалуйста… - на губах металлический привкус моей собственной крови. Как же страшно, что ты останешься. Еще страшнее, что уйдешь.

- Ты пахнешь так, знаешь? - садишься на кровать, слизываешь алую капельку, смотришь в глаза. Родной мой, как же близко… - Так, что с ума сойти, что сил нет никаких. Никто и никогда не сравнится с тобой, никто не заменит. Я хочу помнить, Стеф, понимаешь? Когда у тебя будет семья, а у меня ничего, - я ничего не понимаю на самом деле. Как ты - ты, такой великолепный! - можешь думать так? Твоя судьба будет сплетена из светлых нитей счастья. Черные я заберу себе. Верь мне, брат.