Анакир - Ли Танит. Страница 18

— Я здесь для того, чтобы перед лицом всех этих людей принести жертву богине в благодарность за мою победу в Тьисе.

Жрец огляделся, принял какое-то решение и убежал.

Толпа зашумела, протестуя, потом умолкла, с нетерпением ожидая, что же предпримет Кесар.

Тот немного поколебался, точно в раздумьях, а затем направился прямо к мраморному алтарю на террасе. Он ничего не сказал, но, повинуясь движению его руки, черные бычки пошли к нему. Теперь их вели мужчины, а девушки куда-то делись.

Кесар вытащил нож. Лезвие было отточено до бритвенной остроты — он ожидал подобного исхода. Молниеносно, с поразительной и грозной точностью он взмахнул рукой, одним ударом перерезав оба бычьих горла.

Кровь хлынула густой алой струей. Огромные головы повисли, черные тела забились в агонии и почти одновременно рухнули на землю. Вымокшие в крови цветочные гирлянды расплелись, пачкая ступени алым. Но Кесар оказался настолько быстр, что на его великолепный наряд не попало ни капли. Даже его руки остались незапятнанными.

Так приносили жертвы короли — века назад, в далеком прошлом...

Жрец, всего-навсего побежавший за помощниками, выскочил на террасу вместе с собратьями. Но в нем уже не было никакой надобности.

Король, обнаженный, если не считать набедренной повязки, только что закончил упражняться на мечах и шел принимать ванну. Именно в это время и в таком виде он намеревался принять Кесара. Это было важно, ибо короля давно так не оскорбляли. Было совершенно необходимо, чтобы молодой человек в темно-красном прочувствовал всю меру этого оскорбления.

— Ну, — обратился к нему Сузамун, в конце концов небрежно позволив рабу набросить ему на плечи мантию. — Каковы будут твои объяснения?

— Объяснения чего, мой повелитель? — Кесар эм Ксаи воззрился на короля с безграничным недоумением.

— Твоего пышного шествия по моим улицам, вот чего.

— Мой повелитель, вы позволили нам войти, когда нам будет угодно. Ваши подданные решили поприветствовать нас от вашего имени.

— От моего имени? Да вы вели себя так, будто снова завоевали Закорис, а не потопили горстку каких-то жалких лодок!

— Семь кораблей, мой повелитель.

Сузамун завернулся в мантию, сел и глотнул вина. Больше никому выпить не предложили. В комнате хватало народу, с интересом наблюдавшего за этой сценой. Старший сын короля, принц Джорнил, жевал инжир и разглядывал наряд Кесара. Как почти месяц назад его отец позавидовал калинксам, так теперь сын возжелал этот изысканный костюм. Джорнила выводил из себя тот факт, что человек, у которого не было никаких доходов (и который ничуть не заслуживал их иметь) мог позволить себе таких портных и такую ткань — шелк, похожий на тончайшую, искусно выделанную кожу.

— Семь кораблей, — повторил король. — Ты хочешь сказать, что у тебя не двоилось в глазах?

Повисла долгая пауза. Оскорбительный вопрос явно требовал ответа.

— Их было семь, мой повелитель, — твердо сказал Кесар. — Если вы не доверяете моим подсчетам, спросите у капитанов, которых сами назначили. У Лиоса или Ральднора эм Иоли.

— Не собираюсь ни о чем у них спрашивать. Я лишил их своей милости. Вместе с тобой.

Снова повисла долгая тишина. Кесар не поднимал глаз, отчетливо сознавая, что может увидеть в них Сузамун.

— Прошу прошения, мой король. Когда вы посылали меня в Тьис, я счел, что с вашего благословения еду добыть себе немного славы.

— Вот как? Тогда тебе следовало дождаться, когда я прикажу тебе это. Тебя, висская собака, послали сжечь кучку мусора в море. Не более того.

По комнате пробежал слабый шепоток. Сузамун поднял глаза, точно призывая дерзких говорить громче, и все смолкли.

До дворца дошли слухи, ходившие по улицам: якобы Кесар был послан в прибрежный городок благодаря проискам какого-то недоброжелателя, весьма высокопоставленного, который позавидовал ему. Лишь искусство жрецов Анкабека спасло принцу жизнь.

То, что король не упомянул о пребывании Кесара на Анкабеке, тоже очень бросалось в глаза.

Кесар молчал. Он ждал, когда король поймет, что его немилость в данном случае отдает низостью. Но тот не понял — или не захотел понять.

— Ты вступил в мой город, как молодой леопард, — бросил Сузамун эм Шансар. — Теперь ты уползешь обратно, как мышь. Немедленно отправляйся в свое имение в Ксаи.

Кесар поднял голову, и его глаза сверкнули, точно занесенные ножи.

— Да, моя саламандра, — усмехнулся Сузамун. — Твой огонь погас.

Оборванец низко поклонился — уже в третий раз с тех пор, как вошел.

— Они продают пряди черных мужских волос, выдавая их за ваши, мой господин. Поэт сочинил превосходную хвалебную песнь и сейчас распевает ее по всему восточному городу. А женщины — хотя им-то никто ничего не платил — просто сходят с ума по вам, забыв про всех своих любовников...

— Хорошо, — отозвался темный силуэт в кресле. И добавил, обращаясь к другому человеку, к несказанной радости оборванца: — Заплати ему, сколько я говорил.

Когда наемник удалился, Кесар поднялся и наполнил стеклянный кубок водой. Для вина сейчас было совсем не время.

Его ошибка заключалась в недопонимании того, что он играет против полного болвана. Сузамун оказался настолько глуп, что не догадался сделать правильный ход — ход, который сложил бы все кирпичики один на другой...

Кесар глотнул горькой воды.

— Что там еще?

Сержант его гвардии передал ему какой-то пакет. Его открыли и проверили, после чего Кесар изучил содержимое.

— Третье любимое кольцо Ральднора эм Иоли. Знак любви?

— Лучший, чем если бы он написал об этом, мой лорд, — сержант оскалил зубы в усмешке.

— Согласен. Отповедь Сузамуна пришлась ему не по вкусу. Но вместо того, чтобы винить меня, он винит короля. Еще один дурак. Только, пожалуй, более удобный, ибо держит свои обещания. Твои люди готовы выезжать?

— Да, мой лорд. Одна пятая, как вы приказали. Те, кто прослужил вам дольше остальных.

— В Ксаи им не понравится. Впрочем, и мне тоже... Да, есть еще кое-кто. Один из Девятых, Рэм. Кармианец со светлыми глазами, у которого имеются приятели в Оммосском квартале.

— Знаю такого. Недавно мы отделали его Шкуродером.

— Отыщи его и прикажи выезжать. Король велел мне убраться из Истриса до рассвета.

За дверями поднялся какой-то шум. Часовой ударил копьем в пол. В следующий миг дверь распахнулась настежь. На пороге появился слуга и пропел по-шансарски:

— Первый наследник волей Ашары, принц Джорнил Истрисский.

Джорнил быстро проскочил мимо него и вошел в комнату.

Кесар глянул на него. Джорнил ответил ему таким же взглядом. Тусклый вечерний свет ласкал его, точно влюбленная женщина. Дверь за его спиной закрылась.

— Польщен, — отрывисто бросил Кесар. — Вы явились помахать мне на прощанье?

— Я явился приказать тебе оставить здесь это одеяние, когда ты будешь уезжать.

Секунду Кесар недоуменно глядел на него, потом внезапно рассмеялся. Он взял еще один кувшин с вином и сделал знак сержанту. После того, как дверь закрылась в третий раз, Кесар налил вина наследнику Сузамуна.

Джорнил отставил чашу из дымчатого стекла, даже не пригубив.

— Берите, — подбодрил Кесар. — Неужели вы опасаетесь, что я что-то подсыпал туда?

Джорнил просиял. Это было сказано на языке Висов. Несмотря на то, что слуга объявил о его приходе по-шансарски, Джорнил с большим трудом разговаривал на языке своих предков.

— Нет. Но мне не нравится твое вино.

— Оно с виноградников Кармисса.

— В самом деле? Однако вернемся к одежде.

— Разумеется, мой принц, — отозвался Кесар, взявшись за застежку туники. — Прямо сейчас?

— О, можешь просто оставить ее здесь. Я пришлю за ней кого-нибудь.

— Прикажите хорошенько выстирать ее. Я проехал в этом по меньшей мере три мили.

Джорнил поднял чашу с вином, оглядел ее, снова отставил.

— А правда ли то, что говорят? Что мой отец пытался убить тебя?