Анакир - Ли Танит. Страница 43

— Наверное, они беспокоятся, — сказал он Лар-Ральднору. — Может быть, нас даже искали этой ночью.

— Пожалуй.

— Это моя вина. Я прошу прощения. Я поговорю с твоим отцом.

— А вам не кажется, что я сам могу с ним поговорить? — резко ответил Лар-Ральднор, и Рэм впервые услышал металл в его голосе.

— Как тебе будет угодно, — пожал он плечами.

— Ему больше незачем учиться у меня, — сказал Рэм Яннулу чуть позже. — Вы сами уже достаточно вложили в него. Так или иначе, в нем есть сила духа, и у него светлая голова. Мне думается, вы ожидаете от Ральданаша, что он поставит вашего сына командовать. Что ж, мальчик справится с командованием лучше, чем кто-либо другой.

— И все это ты выяснил во время вашей несостоявшейся охоты на волка? — спросил Яннул, поднося ему чашу вина. Рэм поблагодарил, сел, но не обратил внимания на вино.

— Вы и без того щедро заплатили мне. Не стоит выбрасывать деньги, если в этом нет нужды. А для партнерства в поединках ему хватит того молодого слуги... забыл, как его зовут.

— Ты настроен против моего сына, — сказал Яннул. Он говорил серьезно, не спеша. Рэм ничего на это не ответил, с беспокойством глядя на дверь. — Я знаю о твоих пристрастиях, но мне казалось, что его они не коснутся.

— Мой лорд, — холодно отозвался Рэм, — он воссияет для вас в Дорфаре, как яркий факел. Но у меня есть свои дела в Амланне...

— Я доверяю тебе, — перебил его Яннул. — Отчего же ты не доверяешь сам себе?

Рэм замер. Все вокруг застыло.

— Или ты считаешь, что столь хорошо воспитанный юноша не сможет достаточно громко сказать «нет»? — продолжал Яннул. — Он сможет сказать «нет», Рэм. В моем сыне нет оммосской крови.

У Рэма перехватило дыхание, словно его ударили.

Имя Оммоса, узкого клочка земли, когда-то жестоко попиравшего Равнины, давно уже имело отвратительное значение — мерзость, отбросы. В то же время в этом краю существовал культ близости мужчины с мужчиной, поэтому его имя стало привычным обозначением порока мужеложства. Логично и нелогично. Люди Равнин ненавидели Оммос. Яннул тоже должен был его ненавидеть. Для него он был сплошным извращением и грязью.

— Я лишь высказываю свое мнение, — вновь заговорил Яннул. — Подумай. Ты совсем недолго живешь в моем доме, рядом с моим сыном. А мне все было известно с самого начала.

Дух Рэма был сломлен, он чувствовал себя побежденным.

— Да, большая честь, — произнес он. — Что ж, будьте довольны тем, что я останусь.

— Если ты останешься, я стану считать это своей победой.

— Почему же, во имя богов?

— Есть причины. Ты мне кого-то напоминаешь. Может быть, мою молодость и все, что в ней было наилучшего и наихудшего.

Не видя ничего перед собой, Рэм направился к двери.

— Нет, — через силу сказал он. — Я не приму вашего предложения. До сих пор я принимал все, но теперь не могу, — он хотел еще что-то сказать, но не смог подобрать нужных слов. Ему вспомнилась давняя порка в Истрисе, дом Лики, рвота от боли, когда он стоял перед ней, не в силах совладать с собой. Здесь было почти то же самое. А кроме этого, не было ничего. Товарные фургоны и голодные, как волки, разбойники, ночи Застис, проведенные в домах простых радостей. Теперь ему не светила даже рассветная звезда ребенка, ему оставалось только идти, не зная куда, без надежды, в пустоту.

— Рэм, — окликнул его Яннул.

— Я уже принял свою долю побоев, — отозвался Рэм. — Так же, как принимал все побои до сих пор. От Кесара. От защитников Лики с их жирными руками. Пинки самой Лики и ее проклятый кипяток...

— Что ты сказал? — переспросил Яннул.

Рэм усилием воли приказал себе молчать. Сорвался, надо же...

— Ничего, — уронил он, уже подходя к дверям.

— Я расслышал имя Лики.

Почему бы не ответить? Он никогда не говорил о ней, но сейчас уже наговорил слишком много для того, чтобы что-то скрывать.

— Женщина, которая была моей матерью. Она блистала при дворе Корамвиса и была любовницей какого-то Дракон-Лорда. Но в дни моего детства все это было уже в прошлом — и она отыгрывалась на мне. Она все время била меня. А зачастую это за нее делали ее приятели, чтобы поберечь ее нежные кулачки, — он опять помолчал. — Судя по всему, мой отец бросил ее. Понятия не имею, почему. Но я никогда не знал его, и это мой позор.

Он повернулся и уже вышел во двор, когда услышал крик Яннула.

— Подожди, во имя бездн Эарла!

Что-то заставило Рэма оглянуться.

Яннул стоял в дверном проеме, его лицо стало серым, невзирая даже на темный цвет кожи. У Рэма промелькнула мысль о внезапной болезни. Тем не менее он очень спокойно отозвался:

— Правда, мой лорд. Вы не можете сказать мне ничего, что вынудит меня сейчас остаться здесь.

— Ничего? А если я скажу, что ты сын Ральднора эм Анакир, бога и героя, истинного Повелителя Гроз всего Виса? — на лице Яннула появилась усмешка. — Это может вынудить тебя остаться?

С аллеи, обсаженной кустами, на террасу залетали светляки. Рэм, который на самом деле был Рармоном, сыном Ральднора, сына Редона, стоял, наблюдая за ними.

Разговор длился целый день. Он был ошеломлен и в конце концов почувствовал оцепенение, будто от очередной порки. Такое оцепенение наступало перед агонией. Ему рассказали все, что только можно. Слишком много. Он был переполнен новым знанием. Не иметь ничего и неожиданно получить такое...

В конце концов, наверное, боги все же существуют где-то и, если верить сказаниям, играют с людьми в свои настольные игры.

Лики. Как часто она бормотала себе под нос о своем страстном любовном приключении с членом королевской семьи. Любовница героя Ральднора, которая утомила его. Он предпочел ей нареченную невесту короля. Спустя год Лики вступила в заговор против его жизни — так ненавидела она Ральднора эм Анакир, отца своего сына.

Отчего эта сука никогда не говорила ему об отце? Из-за своей злобы? Или она слишком тяжело переживала это? Для такой женщины, как его мать, эта история должна была стать очень сильным ударом, за который она тяжело поплатилась.

После того, как все было сказано и сделано, Ральднор охотно позволил забрать от себя этого сына — зачатого без желания и отринутого вместе с женщиной. Может быть, как сказал Яннул, богиня использовала Ральднора, задушив в нем все человеческое и заставив выполнять свою волю. Но даже если это так, Ральданаша в Ваткри он завел с любовью и с определенной целью. Бастард же, рожденный Лики, не значил для него ничего.

Вот она, ступенька на гладко вымощенной дорожке. Рэм знал об этом. Все его тело напряглось, но вскоре напряжение схлынуло. Он прекратил сражаться с собой.

— Я могу уйти с террасы в один миг, — произнес Лар-Ральднор.

— Не сомневаюсь.

— Если вы хотите остаться в одиночестве...

— Мы все и всегда в одиночестве.

Лар-Ральднор («названный так в честь моего отца!» — пронеслось в голове у Рэма) рассмеялся своим серебристым смехом.

— Все тот же Рэм, несмотря ни на что, — юноша сделал шаг и остановился неподалеку от Рэма, но все же не рядом с ним. — Должен ли я теперь называть вас «мой лорд»?

Рэм ничего не ответил на этот выпад.

— Что вы собираетесь делать? — Лар-Ральднор был настойчив.

— Ничего. Мало что изменилось.

— Изменилось все, и вы это отлично знаете.

— Об этом знаю только я и твоя семья.

— Мне кажется, что отец знал это с самого начала, — сказал Лар-Ральднор. — В тот первый вечер, когда мы вернулись домой, он сказал мне: «Этот человек похож на Ральднора. То, как он вел себя перед Анак, делает ему честь». Я думаю, отец ждал вас, чтобы вы дали ему ключ к разгадке тайны, даже если сам он не до конца понимал, в чем эта тайна.

Рэм наблюдал за светляками. Он чувствовал себя молодым и испуганным, словно вернулись его пятнадцать лет. Слишком поздно для того, чтобы принять этот груз. Он должен был знать обо всем с самого начала — или не знать никогда.