Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую - Макдональд Мэри-Кэтрин. Страница 35

Когда Форман заметно подустал, Али стал над ним подтрунивать.

– И это все, что ты мне приготовил, Джордж? А мне говорили, ты умеешь драться, – шепнул он ему на ухо.

Форман уже выбивался из сил, так и не добившись никакого толку, а теперь еще и пристыженный, он совершенно выдохся.

Теперь пора. Али собрал в кулак всю силу, какую ему удалось сберечь, и в восьмом раунде нанес несколько сокрушительных хуков правой, комбинацию из пяти ударов и финальный сокрушительный хук левой. Ко всеобщему удивлению, Форман проиграл по очкам. Али не только не погиб, но и выиграл бой.

Готовясь к схватке, он не пытался стать сильнее или быстрее. Он придумал, как можно изменить ход игры, подорвать власть Формана и обратить его силу против него самого.

Подорвать власть – значит поставить ее под сомнение и таким образом освободиться от нее. Представьте, например, как оратор ставит под сомнение несостоятельные аргументы оппонента, и они рассыпаются. В этом есть некоторая свобода, сила и озорство. Чтобы подорвать чью бы то ни было власть, нужно найти в себе смелость противостоять противнику более могущественному, чем вы сами, найти его слабые места и обратить их в свою пользу. Подорвать власть – значит изменить ход игры, взять реванш и отыграться.

Когда нам приходится подрывать чью-то власть? Когда нас захватили, сковали, посадили в клетку. Когда мы оказываемся бессильны, беспомощны, когда у нас нет выхода. Когда нам нужно снова взять все в свои руки.

История Лили – прекрасный пример. Ее отец был очаровательным и жизнерадостным семьянином на людях и сущим кошмаром для родных. Снаружи ее жизнь напоминала идеальную картинку. В стенах дома же все полыхало, и каждый живущий там медленно сгорал заживо. Лили удалось уцелеть – она и вправду единственная в семье, у кого это получилось. Все ее братья и сестры искали спасения в алкоголе и наркотиках. Некоторые уже ушли из жизни.

Однако выживание – сложная концепция. В чем-то Лили уцелела, а в остальном – нет. Ее жизнь вроде бы шла своим чередом, у нее была семья и работа, и некоторые ее отношения были здоровыми. Но страх, который поселился у нее в душе, когда она была маленькой и страдала от эмоционально неустойчивого отца, наводящего ужас на домашних, никуда не делся. Этот страх принимал решения за нее. Он сформировал ее систему убеждений. Через эту линзу она смотрела на мир. Такой страх незаметно разъедает изнутри. Он не дает почувствовать себя в безопасности, поверить во что-то хорошее, по-настоящему расслабиться. Он разрушает ваши отношения, а люди недоумевают, почему вы им не доверяете и не позволяете с ними сближаться.

Когда сверхбдительность становится для вас нормой жизни, вокруг себя вы видите лишь потенциальную угрозу. Пытаться строить отношения с человеком, которым движет подобный страх, – все равно что пытаться поговорить с кем-то по душам под прицелом снайпера. Можете сколько угодно изливать душу, но 99 % вашего внимания все равно сосредоточено на красном огоньке. И это нормально.

Как-то раз Лили спросила меня, не кажется ли она мне холодной.

– Неужели я произвожу такое впечатление? Холодная, равнодушная, неспособная к близости?

– Нет, – ответила я.

На самом деле все немного сложнее. Кто бы ей так ни сказал, этот человек был и прав, и неправ. Лили не холодная. Она очень теплый человек. Она часто смеется и сразу словно вся превращается в смех. Она запрокидывает голову и смеется всем телом. Это заразительно. Она очаровательна, восхитительна, любопытна. Но все же – Лили держит людей на расстоянии. Она всегда так намеренно собранна, что некоторым кажется, будто она неуязвима. В ней есть что-то такое, до чего трудно дотянуться, вероятно, потому что она смотрит на мир через прицел снайперской винтовки и постоянно высматривает угрозу.

– Так вот, сижу я в шкафу, полная решимости. Я прямо чувствую, как часы за дверцей отсчитывают минуты и секунды. – Здесь у нее срывается голос, и она снова замедляется. – Слышу, как во двор заезжает машина, и гравий хрустит под колесами. Меньше чем за секунду, даже не приняв такого решения, я спускаюсь по лестнице, и вот я уже дожидаюсь отца внизу с остальными. Словно я себя предала. Все эти усилия и вся моя решимость испарились буквально в одно мгновение.

– Я знаю, Лили, что суть вашей истории не в этом, но я даже рада, что вы не остались там, в шкафу. Я боялась, что бы с вами было, если бы вы не вышли.

– Знаю, – кивает она. – Но ведь это так грустно. Это ужасно грустно. Но дело не в этом. Раз уж мы об этом заговорили, теперь я понимаю, почему так поступила. Я не предала себя – я себя защитила. Моя автоматическая реакция – убегать или отключаться – вот что спасло меня, вот почему я осталась жива. Правда, мне пришлось отказаться от собственной личности. Что же дальше? Что мне делать? Как мне ее вернуть? Мне нужно ее вернуть.

Лили и Мухаммед Али очень разные, но самое важное различие заключается вот в чем: противник Али был жив и стоял на ринге прямо перед ним. А противник Лили давным-давно в могиле. Как сражаться с тем, кто существует лишь у тебя в воображении?

В этом вся прелесть подрыва власти. Сделать это никогда не поздно. Иногда, чем дольше ждешь, тем эффективнее проявляешь себя в этом бою. Не всегда удается победить противника в моменте, как это сделал Али. Порой все происходит слишком быстро, и нас так быстро сбивают с ног, что мы не успеваем вернуть себе контроль над ситуацией. Однако ошибочно полагать, что, не дав отпор в моменте, мы так навсегда и останемся проигравшими. Тот факт, что вам не удалось подорвать власть противника в моменте, еще не значит, что вы не сможете сделать это в будущем.

Выводы и инструменты

Лили борется с самой собой – той девочкой, что живет у нее в подсознании. Ее отец показывал ей – словами и поведением – что она недостаточно хороша. Что она неприемлема. Что ее цель – казаться, а не существовать. Быть тихой. Быть идеальной. Она была его отражением, а он был алкоголиком, поэтому ее роль заключалась в том, чтобы доказывать всему миру, что он добропорядочный гражданин и хороший отец. Если она будет вести себя хорошо, значит, и он будет выглядеть хорошо, – классическая пыль в глаза от созависимых отношений.

Причина, по которой у нее нет идентичности – или нет ощущения собственной идентичности – состоит в том, что она всю жизнь борется с ярлыками, которые навешивал на нее отец. Либо она со всей решимостью и преданностью старалась их оправдать и быть в этом безупречной (Я буду настолько идеальной, что никто и никогда не сможет утверждать обратное!), либо яростно их отвергала (Я отказываюсь молчать!). Как бы там ни было, они по-прежнему влияли на ее жизнь, и она жила словно в клетке.

Независимо от того, как прошло наше детство, большинство из нас по-прежнему борется с той версией себя, которая живет у нас в подсознании. Эта версия сформировалась на основе чужих суждений о нас или страхов, с нами связанных. Она состоит из ярлыков, которые навешивали на нас другие люди, и ярлыки эти к нам приклеились задолго до того, как мы успели это осознать. Какой бы ни была эта версия нас, отчасти ее фокус в том, чтобы убедить нас, что мы такие и есть.

Мы недостаточно хороши. Наше поведение неприемлемо. Нас трудно любить. Мы не спортивные. Застенчивые. Вечно хулиганим. Нам не дается математика. Нас слишком много. Мы чересчур эмоциональны. Слишком чувствительные. Жирные. Лгунишки. С нами что-то не так.

Когда мы обращаем внимание на эти ярлыки, то теряем чувство собственной идентичности. Ведь независимо от того, принимаем мы их или отвергаем, к ним по-прежнему сводится наше представление о самих себе. Эти ярлыки гениально устроены, поскольку и правда заставляют нас думать, что они нас определяют. Что они и есть вся наша личность. Неинтегрированные травмирующие переживания устроены так же. Они обманывают нас, заставляя думать, что самое худшее, что с нами случилось, и есть все, что определяет нашу жизнь.