Героиня мира - Ли Танит. Страница 76

По завершении проверки паспортов, происходившей на борту корабля (документы добыл мне служащий порта в Ясте, и я испытывала некоторое опасение, но они оказались вроде бы безупречны), мне предстояло сойти на берег. Обнаружив, что я — новичок в подобных делах и не представляю, как мне действовать, капитан послал со мной второго помощника, Львиное Сердце и двух матросов для сопровождения и доставки багажа. Величественный пес не снизошел до переноски грузов, зато не отходил от меня ни на шаг и рычал на всех незнакомых мужчин на улице, которым случалось взглянуть в мою сторону. Когда мы миновали неприглядную часть города и добрались до торговых кварталов, помощник капитана напрямик по-дружески спросил, какие у меня есть знакомые, чтобы выяснить, куда меня нужно доставить Продав подаренного Каруланом серебряного крокодила и кое-что еще, я выручила значительную сумму, поэтому сказала моряку, что мне вполне по средствам приличное жилье. Тогда мы наняли экипаж; хотя матросы быстрым шагом шли следом, пес, конечно же, уселся в коляску вместе с нами; так мы и добрались до широкой улицы с высокими домами, окрашенными в пастельные тона и украшенными сетчатыми балконами, на крышах которых стояли цветочные урны, а порой и деревья.

Я сняла две хорошие комнаты в пансионе, который принадлежал кронианке; по ее словам, она привыкла окружать материнской заботой девушек, путешествующих без сопровождения. Я пришла в изрядное замешательство, но помощник капитана лишь улыбнулся. Он и матросы пошли вместе со мной в комнаты, а «мамаша» и бровью не повела и глянула искоса только на благородного пса.

Водворив меня и мой багаж на место, второй помощник поцеловал мне руку и поинтересовался, нельзя ли будет навестить меня, а когда я ответила, что не смогу позволить себе такого удовольствия, ибо дела мои связаны с болезнью и горем в семье, сказал, что сердце его разбито, и, насвистывая, отправился восвояси. А я поцеловала на прощание Львиное Сердце — мне довелось увидеть, как он лазает по снастям, и он совершенно очаровал меня. Пес вежливо повилял хвостом, но ему не терпелось броситься вслед за друзьями.

Поэтому они ушли, а я осталась.

Вскоре ко мне поднялась «мамаша», чтобы узнать, нет ли у меня какой-либо надобности, а заодно попытаться выведать историю всей моей жизни. Но я уже исповедалась перед Кристеном, поэтому надобность в исповеди пропала. Я дала ей золотой империал — монеты Саз-Кронианской империи и дюжины других стран имели официальное хождение в Кандире — и сказала, что я в трауре и разговоры о случившемся мне невыносимы. С такой вот легкостью и такой дорогой ценой мне удалось управиться с этой заботливой родительницей.

Я прожила в Кандире несколько недель, ожидая возвращения «Двексиса».

Корабль попал в полосу штиля.

Из окна моей комнаты открывался неплохой вид, в том числе и на величественный Высокий Холм. (По-моему, за этот пейзаж я платила куда больше, чем за чистые простыни и горячую воду.) Погода стояла прекрасная, очень мягкая, хотя на дворе была зима. В этих краях уже сто лет не видывали снега, кроме как на вершинах гор. В конце осени буйствовал ненавистный всем суховей, но я этого не застала. Часть деревьев сбросила листву, но остальные, вечнозеленые, цвели не переставая. Цветы росли вдоль оград и в урнах.

Я почти сразу же почуяла благоухание. Здешнюю зиму никак не перепутаешь с той, что стояла во время отступления, не говоря уже о зимах детства в родных краях.

Дальше к востоку, в Тулии, куда он отправился, разница станет еще заметней. Если только цель его путешествия — Тулия…

Из-за того, что мне довелось узнать о «Двексисе», меня ночь за ночью преследовали кошмары. Но я уже брошена на произвол судьбы, и, хотя эта новая для меня жизнь в одиночку рождала беспокойство, впереди маячил огонек. Тот огонек, который я сотворила из Фенсера и который он, возможно, погасит, когда я встречу его, если это вообще произойдет.

Иногда я задумывалась и об этом. Из глаз текли дурацкие слезы слабосилия. Я превратилась в ребенка, потерявшего на улице родного ему человека, и никто другой не может его утешить. Очень глупо рассчитывать на радушный прием с его стороны. Не буду. Мне нельзя. Помимо всего прочего, я его не знаю, его сильно потрепало в боях, у него столько шрамов — тот другой сон, про батальон призраков, — мой любимый именно такой человек, а не золотистый бог из леса урожайной поры. Он хотел остаться со мной, но ему пришлось меня покинуть. Что ждет его на этой дороге? И что ждет меня на пути в следовании за ним?

«К нему!» — кричали колеса, и лисы разбегались.

В комнате «мамаши» на первом этаже гостиницы запела коноплянка, и ее песенка поразила меня в самое сердце. Это песня южных краев. И тогда я подумала, что, наверное, мне никогда не удастся обрести свободу от сновидений о моих истоках.

Теперь я добывала сведения о прибытии судов и отплытии их из гавани, посещая утром и днем располагавшиеся у причала административные здания, открытые для публики; дважды на дню там вывешивали расписание, из которого можно было узнать, какие торговые суда должны зайти в порт. На узких улочках и рынках, находившихся поблизости, полным ходом шли торговля и надувательство. Время от времени мне встречались моряки, жители Востока; меня поразило их сходство с теми, что изображены на шкатулках и шалях — стройные люди с желтой, как мед, кожей и непроницаемым взглядом. Даже днем попадались шайки пьяных головорезов, из-за чего мне всякий раз приходилось нанимать экипаж, а следом за мной повсюду ходил крепкий юноша, состоявший охранником при вознице.

Я очень быстро расходовала деньги, а по вечерам, сидя в гостиной, составляла списки вещей, которые отбирала для очередной продажи. Мне не хотелось справляться у «мамаши», где за них можно выручить побольше денег. Стоит ей предположить, что мне грозит бедность, как она тут же выкинет меня на улицу.

А потом настал день, когда я застыла перед фасадом Управления порта и кровь моя вскипела огнем, а сердце учащенно забилось. Заметив, как отчаянно я покраснела, а потом так же сильно побледнела, юный охранник принялся бросать по сторонам свирепые взгляды, дабы убедиться, что никто не посмел никоим образом меня оскорбить. Чуть ли не развеселившись, я успокоила его. Причиной моих переживаний послужило название корабля, «Двексис», только что появившееся на одной из полос таблицы расписания, и пометка о том, что около полуночи он встанет за молом на якорь.

На самом деле я не то чтобы развеселилась, а скорей впала в истерику. На меня навалился омерзительный страх, как будто я могла отложить насущно важную для меня встречу, которая вот-вот состоится. Лишь глупец способен подойти близко к подобному судну. Может произойти все что угодно. Мне следует принять все возможные меры предосторожности.

Я повернулась лицом к юноше, который мог изъясняться на всех портовых жаргонах: чаврийском, данувском, тарасском, тулийском и кронианском (возможно, в этом списке числились и другие), и сказала:

— Сегодня вечером мне нужно попасть на борт «Двексиса». Я должна переговорить с ее капитаном.

Молодой человек скорчил жуткую гримасу, но в порту так поступали для того, чтобы отпугнуть злой рок.

— Она рабская галера, — сказал он.

— Да, знаю. Я хорошо тебе заплачу, если ты отправишься со мной.

— На невольничье судно? Нет.

— Да. Сколько ты хочешь?

— Нет. Чертовски воняет. Боги их ненавидят. Близко не подойду!

— Да, — повторила я. — Золотой империал.

— С лицом императора?

— Конечно.

— Почему вы хотите идти на адский корабль?

— Будь сегодня в одиннадцать вечера с экипажем у моей гостиницы.

Я вернулась в умопомрачении. Наделенная акульим инстинктом «мамаша» почуяла, что мои дела стали продвигаться. Она высунулась из комнаты и попыталась задержать меня на лестнице, но я что-то пробормотала и скрылась.

Я мерила шагами пол комнаты, не в силах ничего решить, не зная даже, как одеться в данном случае. Чрезмерная элегантность может всколыхнуть злобу и навлечь на меня опасность. Слишком потертая одежда, которую теперь куда легче найти, может вызвать презрение, и я попаду в беду.