Одержимый Шон - Ли Танит. Страница 19

Она покраснела. Ее лицо было красивым и открытым, в противоположность другим лицам Трясины Крея. Ее смущение было настоящим.

— Мы носим маски, когда выезжаем из города. С одной стороны зеркало, а с другой все видно.

— Еще одно волшебство, — сказал он. — Зачем?

— Чтобы пугать дураков, которые блуждают ночью по нашим лесам, — насмешливо сказала она.

— Это действует, моя дорогая, — сказал он.

Она была моложе него. И если он все еще сомневался, состояло ли племя Крея из мертвых или нет, то насчет нее он был совершенно убежден, что она живая.

— Я бы хотел прогуляться вглубь, — сказал Шон, — и найти могилу того особенного духа, которого вы ночью берете с собой, когда встречаете нас. Духа, который заколдовал меня и столь многому научил.

— Ты все еще этому веришь, да? — сказала она с презрением.

Шон пристально посмотрел на нее, но она продолжала дальше:

— Я пришла сюда, чтобы не встретиться с тобой, когда узнала о твоем прибытии. Как ты открыл ворота?

— Я сказал:»Откройся!»

Она засмеялась, но это был злой, дурацкий смех придворных Крея.

— Мудрый Шоннор, — сказала она.

— Как ты меня назвала?

Ее темные глаза потеряли всякое выражение.

— Ох! — она оглянулась на могилы и тихо сказала. — Это наша версия твоего чужеземного имени. Как мы бы тебя здесь называли.

— Шоннор, — он прислушался. Звучало необычайно правильно. — А Дирн?

— Уходи! — повторила дочь Крея, медленно удаляясь. Шон не отставал. — Ну, хорошо, если ты хочешь знать. Дирна звали бы… Дирнарас.

— А ты?

Она снова остановилась. Она потупила глаза и сказала:

— Меня зовут Захидда. Ты и так уже много знаешь.

— И ты дочь Крея?

— Все мы тут дочери и сыновья Крея. Мой собственный отец мертв.

— Все-таки Мертвые умирают, — сказал он саркастически.

— Почему ты не веришь, что мы мертвые, а другие глупости тебя не смущают?

— Я знаю это. В Трясине я не видел никого много старше 20 и не видел детей.

Захидда, которая, конечно же, не была никакой дочерью Крея, прошептала:

— Тогда ты должен об этом спросить у Крея.

— Я должен? Статую в розовом зале?

Захидда повернулась к нему спиной.

— Статуя — это его рот. Однако вскоре ты встретишься с самим Креем. Несомненно, еще сегодня.

Шону показалось, что сердце у него остановилось, как в лесу. Дирн рассказывал о встрече с Креем: человеческое тело, голова птицы, ледяной удар сверхъестественной руки. И это хотели они убить.

— Ну, да, — сказал Шон, — Дирн и я предложим ему новые имена. Шоннар, Дирнарас.

Она метнулась к нему и схватила его за плечи.

— Ничего не говори Крею об этом! Никогда не рассказывай ему о том, что я сказала!

Он хотел было высмеять ее, но ее страх сбил его с толку.

— Ну, хорошо. Но почему ты боишься?

— Ты увидишь сам, — сказала она. Она повернулась и что-то крикнула в воздух. Среди сучьев дерева, росшего неподалеку, что-то замерцало. Пять дневных огненных шаров.

Шон очарованно смотрел, как они приближались. В следующую секунду шары зажужжали над его головой, как рой огромных рассерженных шершней. Он протянул руки и почувствовал укол в ладонь. Все еще испуганный, он почувствовал второй укол в щеку. Третий укол он проследил. Это было шелковистое щупальце, появлявшееся откуда-то изнутри шара и наносившее по коже быстрый, но сильный удар и оставлявшее после себя крошечную красную припухлость.

Следующие пять минут были неприятными, и пришлось побегать. Ему удалось раздробить один шар, схватив его и швырнув в нос ближайшей статуе. Четыре остальных, наконец, улетели, после того как нанесли уколы в шею и запястья. Шон крепко выругался, однако не стал утруждать себя поисками Захидды, которая под защитой нападения, конечно, скрылась. Он лишь понял, что она прокричала: приказ шарам напасть на него. Очевидно, он мог бы также отменить этот приказ, как открыл ворота, однако у него не было свободного времени попробовать это.

Первые припухлости уже проходили, однако ощущение жжения осталось.

Он хотел бы задать еще тысячу других вопросов. Она знала это и сбежала; черт бы ее побрал.

Шон оглядел аллею, ведущую к воротам. Девочка исчезла среди деревьев. Может быть, она поднялась в воздух. Он не мог положиться, что его способность не подведет, если он последует той же дорогой. Затем Шон увидел, что у ворот никого нет. Дирн тоже исчез. Шон выбежал через ворота на улицу. Она была пуста.

— Дирнар… — крикнул Шон и осекся. Новый вариант имени Дирна показался ему более легким. И хотя ему было не за что благодарить девочку, кроме как за несколько маленьких красных припухлостей, он все-таки не хотел навлечь на нее гнев Крея. Поэтому он вернулся к прежнему имени и закричал: — Дирн! Дирн!

Никакого ответа. Не было видно и придворных Крея. Пока он болтал с Захиддой на кладбище, Крей прислал подкрепление; стража бесшумно арестовала Дирна — что было в высшей степени необычно — и забрала его с собой. В королевский дом.

Не было никакого смысла вновь утруждать дух одержимости попыткой подняться в воздух. Но и оставаясь на земле, Шон мог сориентироваться; прикинув направление, он побежал во дворец.

Они ожидали в зеленом дворе. Его сопровождающий впереди, за ним девочка с фиолетовыми волосами и еще несколько из тех, кто в последнюю ночь находился в розовом зале. И, конечно, здесь были вороны, бедные, закованные в цепи, прыгающие рабы. Однако, Дирна не было.

Шон прислонился плечом к стене, перевел дыхание и задал само собой разумеющийся вопрос:

— Где Дирн?

Дети Смерти развлекались.

— Ему хорошо.

— Ты скоро увидишь его.

— Но прежде кое-кого другого.

— Кого? — спросил Шон, хотя ответ был ясен. Но они ответили ему.

— Крея, короля. Или Короля Смерти, если угодно. Шон размышлял о жутком страхе Захидды, о своих

планах мести и отсутствии какого-либо оружия. Затем он сказал:

— Я готов.

В душе он сам себя спросил, готов ли он.

Тут все окружили его, гладили его по волосам, снисходительно хлопали по плечам, пока он подавленно не двинулся вперед. Было бессмысленно еще раз спрашивать о Дирне. Встреча с Креем была важнейшим событием, от которого зависело все.

Они вели его к розовому залу. Какое-то мгновение он верил, что все ограничится черной каменной статуей с подвижными глазами. Однако кто-то пробормотал что-то одной из туманных зеркальных стен, и она скользнула вверх в потолок. За нею была чернильно-черная пустота.

— Входи, пожалуйста! — сказали они. Они были обрадованы, так как надеялись посеять в нем страх. Он шагнул прямо в темноту, и стена закрылась за ним, отрезав придворных.

Он видел насквозь трюк Крея с темнотой. Это было нужно для того, чтобы вывести его из равновесия и запутать, и против воли Шона цель была достигнута. Жители деревень ненавидели темноту. Это было время, когда скрючиваются под шерстяным одеялом и ждут, когда вещун прочтет достаточно молитв. И эта темнота шуршала как лес. Хотя Шон немного больше подружился с темнотой с тех пор, как всю ночь провел в лесу, эта ночь за стеной была отвратительной.

Она начала шептать и сыпать холодные снежинки на него. Он был испуган, но ему удалось остаться на месте. Затем что-то поползло по сапогу, вокруг лодыжки, что-то скользкое шмыгнуло вдоль позвоночника: ведьмовские проделки и призраки. В этой темноте, по всей вероятности, не было ничего кроме него. Всю силу воли он направил на то, чтобы стоять тихо.

Через некоторое время неясное ощущения и шепот прекратились, и Шон подумал, что, по крайней мере, эту битву он выиграл. Секундой позже вспыхнул свет, от которого стало больно глазам, и все-таки он был желанным. Шон находился один в каменной комнате. Перед ним была лестница, ведущая наверх и исчезавшая из виду. Не было никакого другого выхода, кроме как подняться вверх по лестнице. Он пошел вперед и стал подниматься.

Сто ступеней. Больше, так как он начал считать лишь примерно после двадцати, увидев, что лестница продолжается. Она окончилась каменной площадкой перед черной дверью из кованого железа. На двери висела золотая колотушка: символ Крея, как и тот, что был добавлен к рисунку на воротах кладбища: свисающий клюв и два распростертых зазубренных крыла.