Одержимый Шон - Ли Танит. Страница 4
Естественно, Джоф будет лгать. Хотя, конечно, часть правды он расскажет: что он поколотил своего брата и что тот, теперь дуется между деревьями и стыдится идти за королевскими воинами.
Сначала Тром будет смеяться и язвить. Лорт скажет, что должен пойти к Шону в лес, а Тром будет его отговаривать, насмехаясь.
Джоф заявит, что Шон вблизи опушки и вне опасности. Без сомнения он скроет, что Шон привязан к дереву и у него нет ножа, чтобы освободиться.
Шон страдал не столько от того, что находится в висячем положении, сколько от побоев. Стало смеркаться. Скала загораживала дорогу солнечному свету, он уже не проникал на дно долины, хотя наверху было еще светло. Мужчины будут карабкаться вслед за солнечным светом и ловить его. Они хотят уйти от темноты, которая сперва накроет лес…
Шон начал дергать стяжки сети, которые были слабые и должны были порваться. Вскоре ему стало дурно. Он лежал на суку и пыхтел, пока дурнота постепенно не прошла. Когда он почувствовал себя лучше, он снова принялся рвать и теребить. Через некоторое время он услышал, как с сухим звуком одна из жил порвалась, и вскоре почувствовал ослабление оков, которые опутывали его. Он подумал, что теперь все будет гораздо проще, однако легче нисколько не стало. Наконец он оставил свои усилия, чтобы успокоиться, и заметил, что лес теперь стал еще темнее. Это была удивительная красно-коричнево-зеленая темнота.
Намеревался ли Джоф держать его здесь всю ночь? Наверняка он хотел этого.
В сказаниях это была ночь, когда видели Крея. Крей — это смерть, а племя Крея — это дети смерти. Они выходили из трясины Крея, места обитания смерти на восточной стороне реки. Они скакали по лесу на зверях, которые бежали на четырех ногах, как обычные дикие звери, но их ноги были из белого металла. Их головы были длинными, как головы змей и покрыты бахромой из волос. Хвосты их вихрем болтались от бешеной скачки.
Забудь это! И забудь Джофа! Лучше думай о сети, которая после нескольких усилий порвется и отпустит тебя.
Конечно, это были только легенды о Крее, который являлся в лесу.
Нет, это не просто легенды. Ведь были одержимые — те, кого коснулась смерть, те, кто стал одержимым злыми духами, кто ночными ветрами переносился в трясину Крея и отталкивал души живых…
Что на самом деле случилось с тем одержимым мальчиком в лагере между Пещерным Городом и Еловой Рощей? Что рассказывали мужчины? Мальчик два дня провел в лесу, чтобы нарубить дров и вернулся поздно после захода солнца и очень тихо. Вещун Пещерного Города расспросил его, однако мальчик показался ему нормальным. Затем ночью, в торговом лагере, он начал кричать о вещах, которые считались магическими, и говорить о которых было запрещено, а затем попытался скрыться страшным и необычным способом. Они его поймали и убили, так как это был их долг.
Казалось, земля выгнулась большой аркой и качалась перед глазами Шона. Он снова почувствовал себя жалким и лежал без движения, чтобы дурнота прошла. Однако она не проходила, ему казалось, что он погружается в яму собственного желудка.
Когда он снова очнулся и открыл глаза, лес был погружен в густые, как слизистые, сумерки, солнечный свет погас и темнота стояла на пороге.
Птицы, которые целый день пели на деревьях, молчали. Молчание было пронизано тенями. Шон почувствовал, что готов поддаться панике, и разозлил себя. Он кричал во все горло, качался и катался по суку туда и сюда и не раз пробовал упираться в дерево. И вдруг сеть порвалась, он освободился и полетел…
На полдороге к земле сеть, в которую он еще частично был завернут, зацепилась за нижний сук. Это спасло Шона, и он не сломал себе ни ногу, ни шею. Судорожно дергаясь и извергая проклятия, он высвободился из обрывков сети и пролетел последние два метра до земли. Он покатился по папоротнику, встал и встряхнулся, как собака.
Люди Трома уже наверное были дома, и Ати плакала. Наул скажет, что завтра пойдет искать своего младшего дурного сына. Они все будут нервничать и молча размышлять об опасностях леса. Конечно, будет нервничать и Джоф. Шон догадывался, что Джоф не обдумал последствия своей мести. Если с Шоном действительно что-то случится, то, конечно, будет виноват Джоф. А если Шон придет в деревню и позабавит всех рассказом о поступке Джофа, тот будет беситься. Он был слишком глуп, чтобы совершить обдуманные действия.
Шон язвительно улыбнулся сам себе в темноте — лес был теперь совсем темным, — когда он представил себе поражение Джофа.
Однако вскоре улыбка исчезла.
Шон понял, что в темноте ему придется трудно без огня и без его собаки, и он не сможет найти край леса.
В любом направлении лес казался одинаково густым. Солнце просто исчезло, или по крайней мере так казалось Шону, когда он трепыхался в сети. Запахи леса, которые могли бы ему что-то подсказать, стали другими после захода солнца. Все теперь пахло одинаково, как глубокая река, и запах не исчезал, там, где лес был светлее, как это бывало днем. Ну, и где же запад?
И где восток?
Шон придумал для себя план. Как многие из племени Хижин, он мог примерно различать полные часы и их половины (хотя днем ориентироваться помогал ход солнца). Тем не менее он решил идти в ту часть леса, где солнце, по его мнению, задержалось дольше всего. Если он не достигнет поляны за время, которое он определит в полчаса, он повернется и побежит час в другом направлении.
Он не достиг просвета в деревьях за выбранное время, повернулся и пошел назад по своим следам — однако почти наугад, так как звездный свет едва сочился сквозь густые кроны деревьев. Часто он оказывался почти в полной черноте, ударялся о стволы деревьев и пробирался вперед наощупь, как слепой. Иногда вверху появлялся просвет в листве и становилось чуть светлее, но этого было недостаточно. Восходившая луна могла бы указать на восток, но луны не было.
Шон был сбит с толку. Что за местность, сколько времени?
Наконец, он убедился, что два или три часа ходит кругами.
Темнота и телесная усталость одолели его. Когда он выбрался из особенно густых, опутанных тенями зарослей, он заметил между деревьями лунный свет. Небо здесь было свободным, и свет мерцал на водной поверхности.
Какое-то мгновение Шон не мог поверить, что во время своих кружных блужданий забрел на восток к Холодному ручью.
Однако он пришел к нему не с запада, а с севера… По меньшей мере, думал он с мрачноватым удовольствием, теперь он может сказать, какую дорогу он должен выбрать. Запад находился там…
Он почувствовал жажду. Но из Холодного ручья пить было опасно.
Он выглядел холодным, холодным как лед и казался теперь светлее, когда он подошел ближе. Или яркость увеличилась?
Блеск в ручье усилился. Маленький бутон света медленно поднимался кверху, чтобы расцвести на поверхности воды.
Очарованный и испуганный, Шон стоял и смотрел.
Издавая мелодичный плюхающий звук, подобно прыгающей лягушке, на воде танцевала звезда. Нечто похожее на звезду. Оно так выглядело, круглое, гладкое и светящееся, цвета белого металла.
Шон уставился на нее, а звезда легко ударилась о поверхность ручья и стала рассыпать нежный шепот. Пока он вдруг не превратился в громкий, звонкий, почти человеческий крик:
— Здесь у воды! Он здесь! Он здесь!
И созвучно этому крику раздался жуткий барабанный бой, словно из-под земли.
Хотя Шон был ошеломлен, он осознал, что это предвещало, и вихрем бросился назад между деревьев.
Бежать было трудно. И бесполезно. Он споткнулся и упал. Снова поднялся на ноги, побежал, споткнулся, упал.
Он заметался, прямо как затравленная дичь или кабан, когда он в чаще спасает свою жизнь. Шон тоже боролся за свою жизнь. Он знал это. Казалось, его сердце спотыкается, как и он, и вываливается из груди. Он едва слышал шум, причиной которого был он сам или таинственный, страшный барабанный бой в земле, похожий на его сердцебиение, с каждой секундой становившийся все громче.
Им овладел страх. Он недолго скрывал его. Именно благодаря страху он обрел способность бешенно продираться все дальше, несмотря на препятствия, падения, боль и черноту.