Пиратика - Ли Танит. Страница 59
И тем не менее они постарались провести время весело. Уселись в кружок у огня и принялись вспоминать прошлое, рассказывать забавные истории. Сказали Артии, что она чудесно выглядит, даже непохоже, что она только что из тюремной камеры. Она отвечала им тем же.
Потом все уткнулись носами в свои кружки.
— Мистер Вумс, — сказала Артия. — Будьте добры, отойдем на минутку.
Эбад (как, впрочем, всегда) был самым молчаливым из всех. Казалось, он ждал этих слов. Он встал и подошел с ней к забранному решеткой окну.
— Как ты сумела раздобыть всё это?
— Тюремщик хочет, чтобы я оставила автограф в его книге знаменитостей. Послушай, время истекает — он дал мне всего двадцать минут. Эбад, я вижу, вы не закованы.
— Они сняли с нас кандалы на время обеда, сказали, мы можем гулять свободно часов до шести.
— Значит, нужно успеть до шести! — Эбад вопросительно посмотрел на нее. Артия продолжила: — Еще не догадался? Камин!
— Можно попробовать — дымовая труба достаточно широкая. Но неужели здешние тюремщики такие дураки и не предвидели, что мы можем сбежать?
— По-видимому, да, Эбад. Дураки никогда не думают о каминах. Именно так я сбежала из Ангельской Академии. В том камине труба была достаточно широка для меня, а этот камин во много раз больше. Внутри должны быть ступеньки для трубочистов.
— Но если в других каминах, соединенных с этим, горит огонь, труба может быть горячей. Куда она выходит?
— На крышу, куда же еще?! Внизу по земле наверняка ходят стражники, но они не ожидают такого подвоха. Идите осторожнее, ступайте неслышно и держитесь крепче. Вам дали простыни? Тогда свяжите из них веревки, чтобы спуститься по стене. Это ваша единственная возможность спастись!
— А ты?
— Что-нибудь придумаю, Эбад. У меня еще целых три дня. Мне будет лучше думаться, если не надо будет беспокоиться за вас.
Эбад взял ее за руки. «Да, это прощание», — подумала Артия.
Подлетевший Планкветт уселся на их соединенные руки, вцепился когтями в запястья.
— Я оставлю его тебе, Эбад. Так будет лучше. — Артия погладила мягкую макушку попугая, покрытую перьями цвета рубина и нефрита — такими же были бальные платья Молли. — Будь осторожнее, Планкветт, старина. Береги себя, папа…
Эбад улыбнулся.
— Ты тоже, дочка, — сказал он. — Ты всё помнишь.
— Конечно, помню. Забыла только на шесть лет. Артия попрощалась со своей командой. Эйри плакал.
За ним прослезились Дирк, Уолтер, Вускери, Питер… Круглое лицо Честного Лжеца походило на одну громадную слезу.
— Осторожнее, ребята, а то огонь зальете, — печально заметил Глэд Катберт.
— Мистер Вумс скоро объяснит вам, что погасить огонь в камине — совсем неплохая мысль. Доброй вам ночи, джентльмены. Увидимся в лучшие времена. Где-нибудь в раю для храбрецов.
Когда носатый тюремщик отпер дверь, Артия тотчас же вышла в коридор. Тюремщик поворчал что-то себе под нос и запер дверь.
— Теперь-то вы подпишете книгу?
— Да.
— Тогда на вас хочет взглянуть парочка знатных господ и несколько дам. По одной минуте на каждого, а всего их пятеро. Тоже деньги, знаете ли… Мне придется заковать вас — они этого ждут. Нельзя разочаровывать публику. Сами, небось, понимаете, вы же актрисочка…
«Хоть бы они убежали! Это всё, о чем я прошу. Мне бежать нельзя. А они должны».
Снова в одиночестве. Была ли она когда-нибудь так одинока? Она много раз оставалась одна… но это было не так.
«Феликс, — подумала она. — Нет, не Феликс. Эбад. Молли».
Тут ей вспомнился сонет, который Феликс пел на Кофейном кораблике. Песня, рассказывавшая о Молли. «Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей… А у тебя не убывает день… И смертная тебя не скроет тень… Доколе дышит грудь и видит взор…»
Еще две ночи, два дня. Любопытно. Эти дни — всё, что ей осталось, но покажутся ли они самыми длинными в жизни? Или — самыми короткими?
Верю ли я в смерть?..
Нет, решила она, не верю. Но, похоже, она всё-таки наступит.
В тот день «Ландон таймс» вышла под заголовком: «Дерзкий побег команды актеров-пиратов и их попугая, коварно ускользнувших их когтей правосудия».
По всему Ландону гремели крики: «По дымовой трубе!» И весь Ландон — все его низшие слои — радовались и поднимали тосты за храбрых пиратов, ускользнувших из тюрьмы Олденгейт по крышам, по стенам и теперь с чистой совестью и чистыми руками — ну, пусть не совсем чистыми, в саже-то они запачкались — разгуливающих на свободе. Никого из них не поймали. Герои! Народные любимцы!
— Но Пиратика еще в тюрьме.
— А она была самой умной из них…
Небо было настоящим. Зимний рассвет. Но какой сегодня день? Первый… второй… третий… Ах, да. Третий…
— Проснись и пой, — проблеял тюремщик, на этот раз сопровождаемый тремя вооруженными стражниками. — Настало утро твоей славы.
Но Артия уже была готова. Тщательно вычистила камзол, причесалась. До блеска надраила сапоги. Она взглянула на тюремщика и спросила:
— Вы прочитали то, что я написала в вашей книге?
— Ты же знаешь, я читать не умею, — воскликнул носатый с величайшим презрением ко всем, кто постиг эту премудрость.
— Тогда попросите кого-нибудь вам прочесть. (Несколько дней спустя он так и сделал, и в воздухе снова загремели его яростные вопли. Впрочем, с недавних пор они гремели постоянно — всякий раз, когда ему напоминали об его оплошности с камином.)
А пока что…
— Ветреный выдался денек, — сказал один из стражников, расстегивая цепь, которой тюремщик сковал руки Артии после того, как ее команда сбежала. — Ну и толпа же собралась! В жизни такой не видал. Слышишь, поди, их галдеж? Черт побери! — радостно добавил он. — Люблю я посмотреть, как публика любопытствует. Красота!
По всему городу звонили колокола. Ветер дул с реки. Но кораблей, ярких и свободных, идущих к морю под всеми парусами, видно не было.
ПОСЛЕДНЯЯ СЦЕНА
ЛОКСКОЛДСКАЯ ВИСЕЛИЦА
Как только миссис Орхидея, дама в напудренном голубом парике и синих очках, вошла в общий зал таверны «Последним вошел — первым вышел», держа под мышкой толстого рыжего кота Вихря, а в руках — поднос с хорошими винами и кофе, по залу прокатился шквал аплодисментов. Однако приветствовали не ее.
Таверна располагалась на низком илистом берегу Темиса. Стояла она на платформе, надежно поднимающей ее над уровнем даже самых могучих паводков. Здание было шаткое, двухэтажное и своей конструкцией слегка напоминало эшафот. Однако истинной причиной того, что таверну построили именно в этом месте, был эшафот настоящий. Ибо многочисленные окна заведения выходили на самое лакомое местечко площади казней — на Локсколдскую виселицу.
В дни самых громких казней сюда стекался народ со всей округи. Сегодня же, когда должны были повесить девушку по имени Пиратика, посмотреть на это прибыл весь Ландон и добрая половина Ангелии в придачу.
Миссис Орхидея стояла посреди общего зала своей таверны. Всю левую стену занимало огромное, прозрачное, кристально чистое окно. Из него открывался непревзойденный вид на Локсколдскую виселицу. И, как это всегда бывало в дни повешений, богачи хорошо заплатили миссис Орхидее за удовольствие полюбоваться казнью в своем кругу и без помех. Им будет видно гораздо лучше, чем простолюдинам, столпившимся в грязи у подножия эшафота. Ближний берег Темиса был черен от людских голов, и даже на дальнем берегу собралась огромная толпа. Триста тысяч человек, подсчитал кто-то. И все они собрались здесь ради какой-то девчонки, которая была пиратом…
Миссис Орхидея толкнула ногой тяжелую дубовую дверь и вошла в комнату для особо почетных гостей. Сегодня там не было ни одной женщины. В комнате собрались четверо мужчин. Люди внушительные, заплатили полновесным золотом…
— А, вот и напитки, — сказал Землевладелец Снаргейл из Адмиралтейства, один из самых могущественных людей в Ангелии.