В поисках Белой ведьмы - Ли Танит. Страница 30
– Скажи мне это, когда твоя мать будет в безопасности.
Я подумал, что он был бы рад моей помощи, и в любом случае я интересовался обходными путями в Небесный город. Память о Малмиранет пылала во мне и как реакция против паутин и могил, заговора и ожиданий. Возможно, я найду ее сегодня изменившейся, и она, как жена булочника, будет есть конфеты, рассеянно оглядывая нас в тревоге, и ее странный голос (я, и правда, хорошо ее помнил) поднимется до перепуганного визга. Ну хорошо, пойду и посмотрю.
Яшлом задержался, чтобы я мог его догнать. Не разговаривая, мы прошли мимо стены казармы по направлению к конюшням.
Опять переодевания. Кажется, в этом месте был большой выбор различных костюмов. В этот раз мы оделись, как конторщики – простые темные штаны, куртка и короткий плащ с капюшоном, и взяли пару пыльных лошадок, немыслимых после моей белой Стрелы и страшно капризных.
Яшлому была знакома дорога, по которой мы поедем, и, перед тем как выехать, он сказал мне, чего опасаться. Мы выехали не через Ворота Лисы, а через запасный выход гарнизона на случай, если бы за нами стали следить. Небо позади нас окрашивалось в красный цвет, а птицы, поднимавшиеся с молельных башен при звуках гимна заходящему солнцу, поблескивали серебром. Я чувствовал сладостное напряжение и вовсе не ожидал, что она будет визжать.
Глава 2
Террасы на протяжении двух миль поднимались к высоким стенам Небесного города. Внизу, в Пальмовом квартале, они были ярко освещены и запружены толпой, выше, ближе к Небесному городу, густо покрыты рощами кипарисов, горных дубов и голубоватых южных листьев. В Бар-Айбитни часто говорили: так же легко попасть в Небесный город, как к недоступной женщине. Но на самом деле, как и во многие недоступные крепости, в него можно было попасть и другим путем.
В рощах патрулировали солдаты императора, но они были заняты сплетнями, вином и настольными играми; мы легко пробрались мимо них, оставив лошадей примерно в полумиле внизу привязанными возле небольшого храма.
Стены возвышались на шестьдесят футов, а в некоторых местах и еще больше, черные как чернила, с пурпурными сторожевыми башнями и золотыми мозаичными лошадьми вдоль верхнего края. Они казались превосходными, неприступными, без единой трещины или щербины, единственным входом служили огромные ворота на северо-западной стороне, обращенные к городу внизу и к заливу, который отсюда казался маленьким, как пруд, по которому плавали освещенные стрекозы вместо кораблей. С высокой террасы под стеной был виден весь Бар-Айбитни – драгоценная шкатулка с цветными огоньками внутри; на это стоило посмотреть, если бы у меня нашлось свободное время.
Яшлом выбрал для нас дорогу, обходящую город с востока. Здесь со скалы прыгал поток, а на скале, склоняясь над ручьем, стоял массивный вековой кедр, росший у самой стены. В тени дерева был глубокий сухой колодец, по которому мы стали спускаться вниз. В нем было много скоб, вполне пригодных для спуска. Наконец, когда от сияющего вечернего неба высоко над нашими головами остался только сапфировый ноготь, а наши ноги оказались среди водорослей, слизи и потревоженных лягушек, мы, помучившись с потайной дверью, вышли в какой-то проход. Яшлом высек искру, чтобы показать мне длину этого коридора и крутую лестницу в конце, затем задул пламя (принеся Масримасу приличествующие извинения за то, что воспользовался открытым огнем), и мы, как два крота, проползли по коридору и вскарабкались по лестнице. Мне это не доставило большого удовольствия; при каждом скрипе ступеньки мне мерещились часовые. Но путешествовать без света оказалось разумным, так как потайной ход вывел на поверхность недалеко от внутренней стены и, кроме кустов красной мимозы, не был ничем прикрыт.
Так я впервые попал в Небесный город, и пока ничего не понимал. У меня остались только перепутанные впечатления о деревьях с крестовидными листьями, белых дорожках с колоннадами, взбирающихся вверх по склону лугах, далеких огоньках и бренчании музыки; повсюду был аромат ночных цветов и уединенная пустота частного сада.
Наш путь лежал между зарослями мака и вдоль улицы, огороженной стенами выше человеческого роста. Где-то поблизости зарычал лев, и я едва не выскочил из своей шкуры.
Яшлом сказал тихонько:
– Рядом императорский зверинец. Этот лев хорошо заперт.
Лев рыкнул еще раз, как бы обидевшись на это справедливое замечание.
Улица выходила на широкую площадку, которая обрывалась ступенями с северной стороны. Пять человек, расположившихся у пруда с декоративными рыбками, пытались поймать их для развлечения. Эти слабоумные были одеты в темно-красную с золотом форму Малинового дворца – императорской гвардии Храгон-Дата.
Когда мы с Яшломом под видом клерков пересекали открытое место, скромно склонив головы в капюшонах, они сыпали нам вслед непристойности, касающиеся нашего рода занятий и места, куда мы направлялись. Яшлом уже сказал мне, что Малмиранет, получив благодаря отцу образование, достойное принца, имела склонность к интеллектуальным занятиям, часто нанимала писцов, историков и прочий подобный ученый люд.
В любое время можно было видеть, как эти люди входят к ней и выходят от нее, так как она все время чем-нибудь занималась: читала, диктовала заметки или учила какой-нибудь малоизвестный язык южных окраин. Яшлом сказал, что она говорила на хессекском и еще на семнадцати восточных диалектах. Таким образом, два писца, поспешающих в ее покои, не могли вызвать ненужных размышлений. Я подумал, что такое занятие суховато для женщины ее внешности, и решил, что это, несомненно, причина и прикрытие для других, менее скучных занятий. О чем, судя по выкрикам, очевидно догадались императорские гвардейцы. Однако они нам не досаждали. Мы спустились по ступеням и подошли к тесно стоявшей группе домов из белого камня с лепными украшениями, расположившейся на пологой лужайке. Огромную стену не было видно за отдаленными деревьями, но она была. Мне было интересно, как же ей удалось сбежать из этой роскошной тюрьмы, чтобы найти меня той ночью. Наверняка не через колодец с осклизлыми стенами – в элегантном платье, с каретой и лошадьми?
Яшлом нарушил молчание, прошептав:
– Те, кто в фаворе у императора, живут рядом с ним.
По-видимому, Малмиранет находилась от императора на наибольшем расстоянии, на которое он мог или она сама могла себя поместить, в этом маленьком павильоне. Но удобная близость Кедровой лестницы обращала на себя внимание. Может быть, имея ее в виду, она и выбрала себе жилище? У незакрытых ворот первого дворика росли цветущие акации. Там на мраморной скамье сидел охранник, и я мог с одного взгляда определить, что он не опасен. Кувшин вина, чаша, блюдо с изысканной едой. Он распустил пояс, а увидев нас, только широко улыбнулся и махнул рукой, чтобы мы проходили. Я решил, что она умасливала его на случай, подобный нашему.
Из дворика на широкую террасу вела колоннада. Высокие алебастровые лампы излучали мягкий свет, который делал синюю темноту еще более контрастной, а в центре освещенного места я увидел сцену из тех, что художники непременно хотят запечатлеть на стене какого-нибудь дворца.
С ней были две девушки, они обе полулежали на ковриках и подушках у ее кресла. Ближайшая девушка играла на прямоугольной восточной арфе. Свет ламп поблескивал на дрожащих серебряных струнах, и казалось, что звуки текут с них, как вода. Она была масрийкой с янтарной кожей, над плечами, украшенными драгоценностями, – черные вьющиеся волосы; на ней была кофточка и складчатая юбка, как у масрийской дамы, из атласа, чей бронзовый тон сочетался с цветом волос другой девушки. Несмотря на загар, было ясно, что та была другой крови, и ее длинные бронзовые локоны падали мягкой волной на грудь и черные масрийские одежды, которые, в свою очередь, гармонировали с черными кудряшками музицировавшей девушки. Как пара прекрасных гончих, они склонились к ногам женщины, сидевшей за ними. Я запомнил ее не совсем такой. Трудно сохранить подобный образ – это все равно, что пытаться запомнить пейзаж: каждый камешек, цветок и травинку. Всегда найдется какая-нибудь деталь которую забудешь или запомнишь неправильно.