В поисках Белой ведьмы - Ли Танит. Страница 43

Моя темница представляла собой несколько комфортабельных комнат в одной из дальних башен, они были отделаны мрамором и изразцами, книги в одной из комнат занимали целую стену, был также бар с винами и ликерами, а кровать покоилась на спинах четырех лежащих женщин-львов. В Бар-Айбитни нет ничего простого: не бывает ни статуи льва без женской головы и грудей, ни лошадей без крыльев, ни человека без двойственности в душе.

Я потерял голову. Я был молод и глуп. Я уселся на прелестную кушетку, выпил рома и красного вина и опьянел. Раньше не удавалось напиться, так как мне требовалось совсем мало еды и питья, а если их было чуть больше – мне становилось плохо, как стало и сейчас. Потом я спрятал свой разум от мира и уснул.

Проснулся я утром. Птички пели в клетках на ветвях дерева. Я был в оцепенении, совершенно не зная, что делать, но слишком долго я об этом не беспокоился. Итак, я лежал в постели, глядя в небо за окнами, через железные решетки, и это напомнило мне Эшкорек и мое пребывание в тамошней тюрьме. И, как и тогда в Эшкореке, я встречал свою смерть болезненно слабым, почти бессильным.

Все средства были бесполезны. Даже поединок с использованием колдовских сил, который я задумал, мог прийти только к одному концу. Я не пойду на болото, чтобы встретить свою смерть, когда с большим комфортом можно дождаться ее и здесь.

Я задремал.

В полдень один из охранников Малиновой гвардии принес мне поесть. Он боялся меня и изо всех сил старался показать, что за дверью еще пять его товарищей. Я соскочил с кушетки – а он отшатнулся и выхватил меч из ножен. – Успокойся, друг мой, – сказал я. – У чудотворца вырвали зубы.

Но он бросился вон, и они быстро задвинули засовы. Если бы я приложил свою Силу к этим засовам, охрана оказалась бы в некотором замешательстве. Еда была превосходной, и я немного поел и выпил воды; от одного воспоминания о вине в животе у меня заурчало.

Я не верил, что Сорем применит к Малмиранет хоть часть того, что он осмелился применить ко мне. Все это время я понимал, что его злоба и подозрительность были вызваны нашептываниями других людей вокруг него, а также его ревностью к матери, страхом перед моей Силой и тем, что в ту ночь пожара я оказался впереди него.

Этот день он должен был провести в храме Масримаса в посту и молитве.

Нет сомнения, его благородное сердце было полно многим другим помимо завтрашней коронации. Вспомнив нашу коротко дружбу, я вдруг загрустил. Сорем, в конце концов, был единственным человеком, к которому я мог повернуться спиной.

Я нашел трехструнную восточную виолу среди других вещей в комнате и уселся ее настраивать, не видя, к чему бы еще приложить руки в этой башне. Около полуночи заскрипели засовы и в комнату вошел Сорем.

Он был одет в желтую рясу паника, но капюшон откинул. Он жестом показал, чтобы закрыли дверь, а после того, как это было сделано, подошел ближе к светильнику и стал смотреть, как я развлекаюсь с виолой. Я подумал: «Боже мой, неужели он опять пришел просить у меня прощения?»

– Я вовсе не здесь, Вазкор. Я в храме, перед алтарем Королей. Понимаешь?

Я посмотрел на него и ответил:

– Я понимаю, что наши шутки кончились.

Озадаченный, он своим любимым жестом вытянул руку.

– Я не знаю, как с тобой поступить, вот в чем дело. Не хочу тебя убивать, – добавил он.

Я, должно быть, улыбнулся, настолько абсурдной была угроза, которую он отвел. У него перехватило дыхание.

– Не смейся надо мной, Вазкор. Ты обманывал меня, ты сделал из меня ничто в моих собственных глазах. Хватит.

– Принц, – сказал я, – я устал.

– Послушай. Завтра в сумерках тебе будет обеспечена возможность покинуть город. Возьмешь с собой свои богатства – все, что можно увезти. Я не накладываю ограничений на твои заработки.

– Значит, на закате. Так и простимся.

Его губа дрогнула. Наверное, он видел, что так делал какой-нибудь актер.

– Раз уж ты не спрашиваешь о ней, могу сказать, что моей матери не причинено никакого вреда и она пребывает в своих апартаментах со всеми удобствами, какие я только мог ей предоставить.

– Зачем же мне спрашивать о ней, принц, если вы утверждаете, что я воспользовался ею лишь как средствам захватить трон? А что до удобств, принц, думаю, она вряд ли их заметила.

Он так шарахнул кулаком по столу, что разбрызгалась вода из винной чаши.

– Завтра, – проскрежетал он, – ты с моим кортежем отправишься в храм.

Люди ожидают тебя там увидеть. Тебя будут охранять, будут и жрецы на случай, если ты попытаешься применить колдовство. После церемонии ты дождешься заката, и эскорт проводит тебя из Бар-Айбитни.

– Хорошо, – ответил я, – одним днем больше, одним меньше, какая разница?

– Ты говоришь так, как будто завтра наступит конец света, – сказал он едко. – Уверяю тебя, не наступит, несмотря на все твои грязные колдовские трюки.

Лампа светила очень тускло, и в комнате было почти темно. Внезапно он вздрогнул, затем подошел ко мне и положил руку мне на плечо.

– Вазкор, – сказал он очень мягко, – эта вражда смешна. Если ты поклянешься своими богами, что ничего не замышлял против меня…

Я посмотрел ему в глаза и сказал:

– Хватит с меня твоего царства, Сорем. А богов у меня нет. Поступай как хочешь.

Его глаза затуманились, он схватился за мое плечо, как будто не мог устоять на ногах, затем пошел к двери. Но я уже видел то, что по слепоте своей не мог увидеть раньше – думаю, потому что не хотел.

– Много лет я буду сожалеть о том, что ты не дал клятвы и не очистил себя от подозрений, – сказал он.

Он постучал в дверь, и его выпустили.

Я закрепил последний колок на виоле. Где-то пели соловьи, но даже от соловьев можно устать.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ОБЛАКО

Глава 1

Наступило утро, и в комнату налетели мухи, разбудив меня своим жужжанием. Они бились об оконные стекла за решеткой, ползали по столу – штук десять или двенадцать, а может, и больше. Их назойливый шум сильно докучал, поэтому пришлось на некоторое время превратиться в убийцу мух, пока в комнате снова не воцарилась тишина.

Девушка принесла мне масрийский завтрак – фруктовый салат с медом, сдобные булочки и все в этом роде. В отличие от вчерашнего охранника, она, казалось, не испытывала страха; возможно, она не знала, кто я такой. Ставя на стол серебряные блюда, она увидела убитых мух и испуганно вскрикнула.

– Что случилось? – спросил я.

Мне было ее жаль; там, где она стояла, я видел лишь гниющие кости – символ приближающейся смерти. Таким я тот день я видал весь город.

– Мухи, – сказала она, – повсюду. Они заполонили Лошадиный рынок, животные сходят с ума. Я сегодня проснулась на рассвете, оттого что муха заползла мне в ухо.

– Всему виной, несомненно, летняя жара, – сказал я, но она приложила руку к губам и произнесла:

– Слепой жрец, который просит милостыню у Ворот Крылатой лошади, он сказал, что это бог хессекских рабов, тот, черный, которого называют Пастырем мух. Желая отомстить, он наслал насекомых.

– Ну, бывают вещи и пострашнее мух, – сказал я. – Посмотри, я же их убил.

Но есть после этого мне уже не хотелось.

В Пальмовом квартале звонили колокола. В этот день – день коронации – солнце блистало ярко, как кинжал. Через час мне принесли праздничную одежду – светло-коричневую тунику, расшитую золотом и серебром, накидку с темно-лиловой полосой по диагонали, белые сапоги с бронзовыми пряжками. На меня надели воротник из золота и драгоценностей, окаймленный полоской из красного шелка, по которому серебряными, золотыми и синими нитями была вышита сцена охоты на кабана. Все было при мне, даже меч с мягким лезвием из золота и жемчужной рукояткой, служивший лишь для украшения. Я должен был в полном блеске предстать перед людьми, как брат Сорема, волшебник. Он был в своем роде довольно хитер. Интересно, что он сочинит для них, чтобы объяснить мой внезапный отъезд сегодня вечером? Во всяком случае, у него есть время поразмыслить.