Владыка Смерти - Ли Танит. Страница 22
Из окна Шелл видел, как Беяш прокрался к столику, схватил тяжелое бронзовое зеркало и, сжав его в руках, ринулся через комнату и пропал из виду. Послышался глухой звук удара, который невозможно описать или воспроизвести, потом звон металла, затем Шелл услышал стук, словно на землю бросили тюк шелка.
Мгновение спустя показался Беяш. Он опять казался возбужденным, хотя лицо его и побледнело. Зеркала в его руках уже не было, но зато он сжимал серебряную чашу и камни, которые подарил блуднице. Снова спрятав их за пазуху, Беяш внимательно огляделся, словно хотел удостовериться, что ничего не забыл. Затем он открыл дверь, крадучись вышел на улицу и так же осторожно прикрыл дверь за собой. И в этот момент он заметил Шелла, притаившегося у окна.
Беяш воззвал к богам. Его колени подкосились, и он рухнул на землю.
— Брат мой, Шелл, ты все видел?.. Она была колдуньей. Боги направляли мою руку. У меня не было выбора. Я стал рукою правосудия. Шелл, не рассказывай ничего. Мы же друзья. Ради нашей дружбы, не рассказывай ничего остальным монахам.
Но Шелл молча смотрел на убийцу, глухой к его мольбам, он казался безжалостным, вселяя ужас в сердце Беяша.
— Где же Зайрем? — рыдал толстый жрец. — Да, он тоже должен быть рядом, раз ты здесь. Не говори Зайрему! Не говори никому!
Отбросив всю осторожность, разбуженный и одновременно опустошенный тем, чему он стал свидетелем, смущенный и встревоженный событиями, происшедшими вовсе не с ним, Шелл неумолимо смотрел на трясущееся тело Беяша. Наконец, толстяк встал и заковылял прочь.
Когда он скрылся из глаз, Шелл вошел в дом — ведь он всегда шел к огню, а не от него. Прежде всего любопытство эшв, а уж потом страх слабого человека.
Он увидел ширму с нарисованным на ней лесом. За ней на ковре были разбросаны булавки для волос. Посреди комнаты лежала женщина — ее волосы разметались по бронзовому зеркалу, которым Беяш сломал ей шею.
Шелл стоял, глядя на мертвое тело. Юноша боялся Смерти. Он мог приласкать живую кобру, но не мог видеть дохлую мышь. Никогда прежде Шелл не видел мертвого человека. Нет, не правда — однажды видел.
Та покойница лежала в черном платье, прямая и холодная, кожа ее отливала небесной лазурью. Ей уже не было дела до ребенка, которого положили в склеп вместе с ней.
Ребенок кричал — он видел Смерть.
Шелл все вспомнил. В глазах его потемнело. Воспоминания наполнили его душу ужасом. Полуослепший, выбежал он из дома и ринулся в ночь, пытаясь затеряться в бесконечности. Он забыл обо всем, кроме Смерти. Шелл летел мимо деревни, вверх по склону холма, словно зверь, спасающийся от огня.
Глава 7
Среди оливковых деревьев блестела темная поверхность пруда, на которой колыхались осыпавшиеся бело-зеленые цветы. Зайрема, как и многих других, рожденных в пустыне, привлекал блеск воды, поэтому он подошел к пруду и сел на берегу. Глядя на плавающие цветы, юноша вспоминал старые развалины и святых людей, вспоминал заводь, возле которой сидел, борясь с самим собой, стараясь забыть или, наоборот, вспомнить, пытаясь освободиться от оков Тьмы и Света. Еще он думал о женщине, о Владыке Ночи, который перестал быть для него реальностью, превратившись в символ Тьмы, спрятавшейся внутри него.
Внезапно на противоположном берегу под деревьями мелькнула чья-то фигура. Чуть позже она бесшумно появилась совсем рядом — и это было вдвойне поразительно, потому что Зайрем знал, кто это, хотя и не находил в этом человеке ни одной знакомой черты. Шелл остановился рядом с другом, широко раскрыв глаза и глядя на него невидящим взглядом. Зайрем поднялся, накидка соскользнула с его плеч.
— Что случилось? — спросил он. Его захлестнула волна той тревожной беспомощности, какую он испытал, общаясь с больными в деревнях. Шелл всегда был близок ему, но теперь стал еще ближе. — Что случилось, брат мой? — нежно повторил Зайрем.
— Смерть, — ответил Шелл. И это слово, произнесенное вслух, вдребезги разбило что-то внутри него. Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Это совсем не было похоже на Шелла. Хоть его аура и менялась постоянно, но всегда олицетворяла нечеловеческую сосредоточенность в себе, и казалось невероятным, что он может рыдать, впадать в отчаяние… что эта аура может измениться.
Зайрем обошел вокруг пруда.
— В конце концов, может, это дело рук демонов, бродящих в ночи, — решил он.
Шелл поднял голову. Он плакал, как плачут эшвы, — всем своим существом. Инстинктивно он чувствовал, что движется к свершению чего-то важного. И он, не вытирал слез, молчал.
— Ты сказал — Смерть, — вновь заговорил Зайрем. — Чья смерть?
— Везде Смерть, — прошептал Шелл. Он подошел к другу и положил голову ему на плечо, уткнувшись в темные вьющиеся волосы, напоминавшие Шеллу — как и людям пустыни — волосы демона. Наконец присутствие Зайрема успокоило Шелла. Воспитанник эшв боялся отпустить друга, чувствуя, что Смерть удаляется в водовороте белых крыльев. Потом Шелл обвил руками Зайрема. Соприкосновение их тел, таких похожих между собой, не вызывало ощущения близости.
Зайрем не обнял друга. Они редко касались друг друга. Обычно Шелл использовал ласки, свойственные эшвам, — прикосновения взглядом или дыханием. Для Зайрема же ощущение прикосновения плоти к плоти означало только угрозу, и ничего больше. Только тел больных касался он с большей готовностью — они не соблазняли, так как не были способны на это. С ними Зайрем чувствовал себя в безопасности… И тут Зайрем подумал о блуднице. Тело Шелла показалось ему телом женщины, и стрелы то ли холода, то ли жара пронзили все его существо.
— Хватит, — сказал он, отодвинувшись от Шелла. — Что я, дерево, чтобы вешаться на меня? Ты мне скажешь, кто так напугал тебя?
Шелл заморгал. Взор его стал осмысленным, и даже более того.
— Я скажу тебе… позже, — ответил он и, повернувшись, медленно отошел от Зайрема. — Жди меня, — донесся его голос, и Шелл растворился в ночных тенях. Зайрем остался ждать, готовый пробыть на этом месте целую вечность.
Шелл бежал по лесу. Он подпрыгивал и спотыкался. Смерть и страх отступили на второй план.
Теперь душу Шелла наполнило упоительное безумие жизни и знания. Он знал, что достиг наивысшей точки магии и готов совершить чудо. Теперь ему оставалось только сломя голову мчаться вперед. И он несся среди оливковых деревьев, не разбирая дороги, а воспоминания об эшвах просыпались в нем.
Но вот Шелл прильнул к дереву. Весна была в этом дереве и в сердце прижавшегося к нему существа. Кора намокла от слез, ибо все это время боль терзала сердце Шелла — боль перемен, но вместе с тем предвкушение неведомого ранее наслаждения. Наконец призрачная фигура выскользнула из-за дерева.
Луна уже закатилась, только звезды еще мерцали в розовеющем небе.
Волосы цвета абрикоса, кошачьи глаза Шелла — они остались прежними. Но многое изменилось: исчезла юношеская бородка, превратившись в золотой пушок, лицо стало гладким и нежным. Прозрачные руки скользнули по серебристой коже. Изменилось все тело — оно больше не было мужским. Живот Шелла стал плоским и втянутым, точеная талия плавно устремилась вверх, расцветая прелестными бутонами небольших высоких грудей. Тело девушки и лицо красавицы.
Девушка наклонилась и подняла желтое монашеское одеяние, которое сбросила, еще будучи мужчиной, а потом завернулась в него, словно белый язык пламени в отсветы костра.
Наступила весна, и Симму все вспомнила.
Медленно тянулись часы. Зайрем задремал на берегу пруда. Подул легкий ветерок, осыпая юношу светло-зелеными цветами. Сын пустыни привык спать на открытом воздухе. Среди шатров кочевников, или гуляя с Шеллом, ему редко приходилось спать иначе. И конечно, он давно уже привык к легкой походке Шелла, ведь его друг уходил и возвращался ночью, словно хищный зверь. Поэтому Зайрем и не проснулся, когда пришла Симму.
Зайрема разбудило прикосновение прохладных губ.
Мгновенно остатки сна слетели с него. Юноша приподнялся на локте и замер. Обнаженная девушка лежала рядом, опираясь на локоть, и смотрела на него — девушка, сотканная из шелка, летних трав и гладкой слоновой кости. Но глаза ее и волосы принадлежали другому. Зайрем испугался. Он был очень возбужден — красавица зажгла в нем страсть еще до того, как он проснулся. Его плоть жаждала незнакомки, но разум ее отвергал. Девушка легко и почти невинно дотронулась до груди Зайрема, но от этого прикосновения он вздрогнул, словно его пронзила молния.