Искусительница - Ли Эйна. Страница 27

— Шон, прекрати бой, — бросилась Синтия к Рафферти. Она не могла смотреть, как лицо Дэйва превращается в кровавое месиво. — Он больше не выдержит.

— Думаю, ты права. Выбросим белый флаг.

— Нет. Я доведу дело до конца, — едва смог прошептать разбитыми губами Дэйв. — Меня хватит еще на три минуты.

— Дэйв, никакие деньги не стоят твоих мучений, — сквозь слезы прошептала Синтия.

— Да при чем тут деньги! Я и не думал о них. Просто хочу довести дело до конца.

В начале третьего раунда Салливан уверенно вышел на середину ринга: он думал, что Дэйв не осмелится продолжать бой. Его левый кулак с силой опустился на правую щеку Кинкейда, ее тут же пронзила нестерпимая боль. Дэйв хотел ответить таким же ударом, но Салливан пригнулся, и удар Дэйва пришелся ему на макушку. И вновь его передернуло от жгучей боли — он почувствовал, что сломал палец. Стараясь сберечь левую руку, Дэйв попятился, надеясь, что сумеет протянуть время.

Заметив, как изменилось лицо противника, Салливан принялся молотить Дэйва кулаками. Тот слабо отбивался, чувствуя, что силы его на исходе.

Толпа болельщиков ревела, а Синтия все еще вспоминала слова Дэйва. Она поняла, что Салливан может даже бросить его на пол, но Дэйв постарается подняться. И дело было вовсе не в желании победить любой ценой — нет, затронута была честь. И, вскочив, Синтия закричала:

— Ты можешь сделать это, Дэйв! Можешь сделать!

Крик Синтии словно издалека донесся до затуманенного болью сознания Дэйва.

Собрав волю в кулак и забыв о сломанном пальце, Дэйв изо всех сил ударил Салливана в челюсть. Тот попятился и упал на веревки в то мгновение, когда зазвенел колокольчик.

Зрители сходили с ума, никто не оставался равнодушным — и женщины и мужчины кричали, свистели, аплодировали. В порыве восторга Синтия бросилась к Лидии и обняла ее. Девушка плакала — от радости и гордости.

Лицо Салливана, вышедшего на середину ринга пожать Дэйву руку, выражало удивление.

— Ты хороший парень, студент, — заявил он. — Я не в обиде на тебя.

— Я тоже, Салливан, — кивнул Кинкейд. В жизни Дэйв не испытывал такой боли. Его правый глаз почти заплыл, руки онемели, лицо и грудь были в кровавых синяках, но он был счастлив, ведь он выдержал этот поединок!

— Кстати, Салливан, — сказал он, прежде чем они разошлись, — у тебя отличный удар. Думаю, в один прекрасный день ты станешь чемпионом мира.

Ухмыльнувшись, Салливан подмигнул ему:

— Можешь в этом не сомневаться, студентик.

Глава 11

К счастью, в городе оказался доктор, он осмотрел раны Дэйва. Шон с Лидией помогли Синтии отвезти его в городок.

Несмотря на протесты Кинкейда, Синтия настояла на том, чтобы его уложили в вагоне семьи Маккензи — кровать там была шире и удобнее, чем у него. Сняв с Дэйва сапоги и штаны, Шон уложил его в постель. Уверенная в том, что с остальным справится, Синтия подтолкнула провожатых к двери.

Врач дал Дэйву внушительную дозу опиума, и Синтия по его совету всю ночь прикладывала к лицу инженера компрессы.

Все время, пока он спал, девушка меняла полотенца и держала его руки в горячей воде. К утру Дэйв проснулся, чувствуя себя ужасно. Убрав полотенце с его лица, Синтия села на край кровати и дала ему очередную дозу успокоительного.

Дэйв лежал на спине, раскинув руки, — каждая из них была опущена в тазик с горячей водой. Его лицо опухло, один глаз совсем заплыл, грудь была в синяках.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь, — проговорила девушка.

— Это были самые долгие девять минут в моей жизни. Интересно, ту лошадь, что пробежалась по мне копытами, уже пристрелили?

— Прости меня, Дэйв. Я и думать не могла, что дело обернется таким образом. Этот человек грязно играет.

— Вовсе нет, — быстро проговорил Дэйв. — Он трепло и хвастун, но, как только начался бой, он вел себя нормально. А бьет он, кстати, отлично.

— Во всем виновата только я. Если бы я промолчала, этого не случилось бы.

— Не вини себя во всем, Син. Я мог бы отказаться.

— Ты бы так и поступил, если бы не я. — Протянув руку, она бережно убрала с его лица слипшиеся пряди. — Слава Богу, ты только палец сломал. — Она провела рукой по его носу. — А твой нос выдержал. — Синтия улыбнулась.

Дэйв попытался открыть опухший глаз, но у него ничего не вышло, поэтому он закрыл и другой.

— Но он был сломан в другом бою — когда я учился в колледже, — сообщил он.

— В Мичиганском технологическом?

— Да.

— Когда это было? — поинтересовалась девушка.

— В семьдесят шестом.

— Да что ты?! Мы с Бет в это время были в Уэллсли. А ты когда-нибудь ходил на балы?

— Черт возьми, нет, конечно! Лишь будущих юристов из Гарварда приглашали на эти светские вечера, а таким, как я, трудягам никто не присылал приглашений.

— Думаю, ты бы не пришел, даже если тебе и прислали приглашение.

Дэйв усмехнулся:

— Кажется, ты изучила меня лучше, чем я думал.

— Поверь мне, эти танцы были ужасно скучными. Там все было скучным. Я вытерпела два года, а потом поехала в Европу. Остальное тебе известно.

— Да, — хмуро буркнул Дэйв.

Решив, что не стоит больше развлекать его разговорами о ее порочном, по его мнению, прошлом, девушка сменила тему разговора.

— Скажи, как получилось, что ты заинтересовался дорогами?

— Железные дороги привлекали меня с детства, а хорошую работу всегда можно найти, если не боишься трудиться. Я всегда был крупным парнем и получил свою первую работу в Юнион-Пасифик в шестнадцать лет, наврав, что мне двадцать. Господи, как же я был счастлив! Накопил денег и поступил в колледж. Закончив его, я стал работать у твоего отца. Полагаю, все остальное тебе известно.

— Но ведь твоя история еще не завершена, не так ли?

— Я могу тебе сказать, чем она завершится. Все кончится, когда дорога, соединяющая Денвер с Далласом, будет построена — как мечтал твой отец.

— Значит, ты всю жизнь работал на железной дороге, — проговорила Синтия.

— Ну не всю, конечно, но половину — точно, а первую половину мечтал о дорогах. Я все делал: и паровозы водил, и мосты строил, и замерщиком был — кем угодно.

— Похоже, ты решил всю жизнь связать с дорогой. Неужели тебе не хочется иметь жену, детей? — Она вспомнила о снимке на его столе.

— Хочется, конечно. Но сначала надо построить дорогу. Я часто думаю о женитьбе, но не собираюсь становиться приходящим мужем. И не стану связывать судьбу с женщиной до тех пор, пока не буду уверен, что смогу уделять ей достаточно времени.

— Очень благородно, Кинкейд, только не думаю, что все получится так, как ты хочешь. Как говорил поэт Роберт Берне, самые лучшие планы могут провалиться. Ты и представить себе не можешь, где застанет тебя любовь. Не знаешь, кого полюбишь. Любовь так таинственна. — Улыбнувшись, Синтия добавила:

— Пожалуй, мне лучше уйти, а тебе — заснуть. — Наклонившись, она поцеловала Дэйва в губы, а потом нежно провела по ним языком. Потом осторожно дотронулась губами до каждого его синяка.

— О господи, Син, — простонал он.

— Я делаю тебе больно? — тихо спросила она.

— Нет, не делаешь. Мне так хорошо, Боже, как мне хорошо! Я начинаю забывать о боли и ранах.

— Думаю, все дело в опиуме, — поддразнила она его. Спустившись ниже, она осыпала поцелуями его грудь.

— Ты меня с ума сводишь, Син. Признаюсь, я поклялся, что ты не одержишь надо мной верх, но, кажется, начинаю сдаваться.

— Но зачем, Дэйв? Мы — взрослые люди, нас тянет друг к другу. Зачем противиться тому, что тебя влечет?

— Думаю, по той же причине, что заставила меня выйти на бой с Салливаном. Все дело в гордости…

— Скорее, в упрямстве, — поправила его девушка.

— В нежелании показаться глупцом, — возразил Дэйв.

— Но с чего ты взял, что я считаю тебя глупцом? Ты кажешься мне замечательным человеком. Ты… ты волнуешь меня… — Она продолжала целовать его. — Ты — самый красивый… самый смелый… и сильный… — шептала она между поцелуями.