Любовные хроники: Флинт Маккензи - Ли Эйна. Страница 4

Упавшая капля вернула его к действительности. Флинт вытащил из седельной сумки пончо и взглянул на небо: занимался серый день без единого голубого просвета и, судя по всему, с дождем до вечера.

— Ну вот, Сэм, как будто бы немного повезло. Хороший дождик смоет наши следы. — Он повернулся и посмотрел на съежившуюся в седле Гарнет. — Промокнете. Наденьте пончо.

— Я его не взяла.

— Черт! — Флинт натянул поводья и, спускаясь на землю, проворчал: — Только подумай, Сэм, даже на это не хватило ума. — Он стащил с себя пончо и подал Гарнет. — Держите это. Здесь негде укрыться. Не хватает еще возиться с больной женщиной.

— Вы чрезвычайно любезны, — запротестовала молодая женщина. — Я вам искренне благодарна. Но это совершенно не обязательно. Я привыкла ездить под дождем, так что, поверьте, здоровья мне не занимать. — И Гарнет отвела протянутую руку с пончо.

Она рванула поводья, намереваясь объехать Флинта, но в это время лошадь споткнулась на скользком камне и с жалобным ржанием заскользила к обрыву. Гарнет едва удалось выдернуть ноги из стремян и в последнее мгновение выскочить из-под падающего животного, которое грозило придавить ее своим весом. Женщина ударилась о землю с такой силой, что у нее перехватило дыхание, и, беспомощно цепляясь за камни и обдирая ладони и щеки, устремилась вслед за кобылой. Пальцы хватали мескитовые деревца, ветки кололи руки, но она не могла остановить падения. Мокрая листва скользила, но мескитовая поросль все же замедлила спуск, а запутавшаяся юбка смягчила удар о камень в нескольких футах внизу.

Потрясенная Гарнет упала на бок и, сознавая, что осталась жива, была не в состоянии пошевелиться.

Наконец до ее оцепеневшего сознания донесся звук приглушенно удара. Превозмогая боль, женщина подняла голову: в нескольких ярдах под ней на огромной гранитной глыбе билась в конвульсиях несчастная кобыла — бедное животное испытывало адские муки.

Ладони и щеки молодой женщины горели огнем. Гарнет попыталась подняться, но тут же рухнула от пронизывающей боли в лодыжке.

— Не двигайтесь! — закричал Флинт. Он схватил с седельной луки веревку, обмотал вокруг пояса одеяло и только после этого начал спуск.

Мокрая от нарастающего дождя, Гарнет остекленевшими глазами следила за его движениями. Ее тело нестерпимо ломило, и подняться она больше не пыталась.

Оказавшись рядом, Флинт пытливо посмотрел на нее и спросил:

— Ничего не сломали?

Во время падения Гарнет потеряла шляпу, и волосы ее намокли, дождевые струйки сбегали по щекам.

— Может быть, лодыжку. Не могу наступить на ногу.

— Дайте взглянуть. — Осторожные пальцы пробежали по ноге. — Вроде бы цело. Уверены, что больше нигде не болит?

Гарнет нестерпимо захотелось расплакаться, пожаловаться на все свое тело. Но вместо этого она произнесла:

— Как будто бы нет. Что с моей лошадью?

— Сейчас посмотрю. — Флинт снял с одеяла клеенку и накрыл голову и плечи молодой женщины. — Лежите смирно, пока я не вернусь.

С замиранием сердца она смотрела, как ее спутник спускался туда, где бесформенной грудой темнела ее кобыла. Лошадь приподняла голову, взглянула на Флинта и затем снова уронила ее на камень. У Гарнет похолодело внутри, когда она увидела, как ее спутник достал нож. Она едва успела отвернуться, прежде чем, избавляя животное от мук, он перерезал кобыле горло.

Ливень продолжал хлестать все с том же неистовой силой. Выбирая точку опоры и подтягиваясь на крепких руках, Флинт начал карабкаться вверх. Добравшись до Гарнет, он опустился на колени и перевел дыхание.

— Если я натяну веревку, сможете, перебирая руками, подняться на тропинку?

— Попробую. — Она показала истертые в кровь ладони. — Жаль, нет перчаток.

В следующее мгновение ей пришлось немало удивиться: Флинт уложил ее на землю плашмя и, как мумию, запеленал в одеяло.

— Что вы делаете?

— Собираюсь вас нести.

— Подниматься со мной на руках? — испугалась Гарнет.

Не обращая внимания на ее слова, Флинт обвязал вокруг пояса веревку, оставшимся концом перетянул поперек ее тело и поднял на плечо.

— Забрались бы лучше наверх и соорудили что-нибудь вроде большой петли, — закричала она, перекрывая шум дождя. — Нельзя же лезть на гору со мной на плече!

— Не трепыхайтесь! Это мое единственное требование.

— Ненормальный! Из-за вашего упрямства мы оба сорвемся в пропасть. — Гарнет снова попыталась протестовать, но Флинт уже начал подъем.

Стоило посмотреть на крутой обрыв, и ее охватывал леденящий холод. Гарнет замирала, а Флинт продолжал карабкаться вверх. В какой-то миг его нога соскользнула с камня. Женщина взвизгнула и почувствовала, что сползает с плеча, но сильная рука стиснула ее крепче тисков.

Мгновение он цеплялся за веревку и в то же время безопасно устраивал ее на плече. Гарнет чувствовала, как бугрились его упругие мышцы. Секунда-другая, и он снова возобновил подъем.

Пройдя половину пути, Флинт остановился передохнуть. Это принесло облегчение онемевшим рукам и ногам, но мышцы от напряжения по-прежнему сводило, и он жалел, что не мог выпустить веревки, чтобы растереть затекшие места. Поначалу ему показалось, что Гарнет весила не больше сотни фунтов, но он скоро изменил свое мнение. Одна намокшая одежда тянула не меньше чем на десять. Флинт глубоко вздохнул и снова начал карабкаться наверх. Он чувствовал, что с каждым движением силы уходят из его рук.

Совсем рядом у кромки тропинки пришлось остановиться опять. Легкие горели огнем, кисти были словно чужие. Сделав невероятное усилие, Флинт продолжил подъем к цели, которая казалась все недоступнее.

Но наконец, едва не задохнувшись, он забрался на край обрыва и положил Гарнет рядом с собой на землю. Потом повалился на спину и, закрыв глаза, жадно втягивал ртом живительный воздух.

Гарнет кое-как сумела высвободиться из одеяла, превозмогая боль, подползла к нему и застыла в молчании. В течение нескольких минут она не могла понять, то ли он потерял сознание, то ли уснул.

Но внезапно Флинт сел.

— Надо удирать отсюда поскорее. И найти укрытие.

Пока он сматывал веревку и укладывал одеяло, Гарнет снова проверила щиколотку. Жгучая боль по-прежнему не давала опереться на ногу. На правой ноге она допрыгала до его коня, но наткнулась на сердитый взгляд Флинта.

— Хотите в самом деле сломать ногу?

Явно рассерженный, он забросил ее на седло и по узкой тропинке повел коня под уздцы.

Гарнет дрожала от холода. Из-за того, что она отказалась от пончо, оба промокли до нитки.

— Мои седельные сумки! — внезапно воскликнула она.

— Забудьте о них, — проворчал Шлинт. — Я не собираюсь лезть туда снова.

— Я от вас этого и не жду, мистер Маккензи.

Неужели этот человек мог подумать, что она способна снова подвергать его жизнь опасности только ради того, чтобы спасти ее сумки? Но теперь… теперь она лишилась всего. Всего, что у нее оставалось, что связывало ее с прошлым. Все это лежало в седельных сумках на дне каньона — одежда, немного денег, мыло, белье, дагеротип в оловянной рамке с изображением родителей в день свадьбы и даже Библия.

Гарнет готова была разрыдаться. Эта Библия оставалась в ее семье в течение нескольких поколений и хранила записи о рождении и смерти любимых людей.

В панике она пошарила рукой в поисках медальона и с облегчением вздохнула, когда пальцы сомкнулись на миниатюрной золотой коробочке. Значит, не все потеряно! Оставалась вещь, которой она дорожила больше всего. Она сжала медальон так крепко, словно это была спасительная веревка для тонущего.

Постепенно безнадежность стала отступать. Чувство оптимизма, присущее ее натуре, одержало верх над отчаянием. Пусть она осталась в чем была. Зато удалось пережить еще одну беду.

Пережить! Несомненно, в этом была какая-то цель — скрытый промысел Божий, — раз она осталась жива, а все, кого любила, умерли: брат утонул еще в детстве, отец погиб при Геттисберге, мать заразилась холерой во время эпидемии. Потом она дважды овдовела и осталась почти без средств. Но пережила ужасы четырехлетней войны и теперь — индейскую бойню.