Дай мне руку, тьма - Лихэйн Деннис. Страница 76

– Сделаю, – сказал Девин.

Оскар фыркнул.

– С твоими-то коленями? Чушь. Ты не пройдешь и десяти метров по льду.

Девин посмотрел на него.

– Да? А как, интересно, ты протащишь свою китовую задницу через всю площадку, да еще незаметно?

– Я и ночь одной крови, старик. Мы одно целое.

– О чем это он? – спросил я.

Девин вздохнул, ткнув пальцем в Оскара.

– Китовая задница, – сердито проворчал Оскар. – Надо же!

– Там увидимся, – сказал я и зашагал по тротуару к детской площадке.

Поднимаясь по лестнице, я буквально тащил себя, перебирая руками по перилам.

Улицы днем освободились ото льда при помощи соли и колесных шин, но детская площадка представляла собой каток. По меньшей мере пятисантиметровый слой иссиня-черного льда покрывал ее центр, где внутри асфальтового бортика накопилась вода.

Деревья, баскетбольные сетки, гимнастические снаряды и качели – все выглядело сделанным из стекла.

Джерри стоял посреди площадки, там, где первоначально собирались построить фонтан, но когда мэрия поняла, что у них не хватит денег, то ограничились простым цементным бассейном, окруженным скамейками. Иными словами, это было место, куда можно было прийти с детьми и убедиться, на что истрачены деньги налогоплательщиков.

Машина Джерри стояла здесь же, рядом; когда я подошел, он стоял, облокотившись на капот. Ребенка за спиной у него мне не было видно, но стоявшая у его ног на коленях Дэниэль Роусон своим отсутствующим взглядом доказывала, что морально она уже приняла свою смерть. Двенадцать часов в багажнике сделали свое дело: спутанные волосы сбились на левой части головы, будто их приплюснули рукой, по лицу расползлись разводы туши, уголки глаз покраснели от бензина.

Она напомнила мне снимки женщин, виденных мною в Аушвице, Дахау или Боснии. Похоже, она понимала, что жизнь ее дошла до грани, когда помощи ждать неоткуда.

– Привет, Патрик, – сказал Джерри. – Остановись, достаточно.

Я остановился в шести футах от машины и в четырех от Дэниэль Роусон, обнаружив, что касаюсь носком ботинка бензинового круга на льду.

– Привет, Джерри, – сказал я.

– Ты ужасно спокоен, – он поднял мокрую от бензина бровь. Его рыжеватые волосы прилипли к голове.

– Просто устал, – сказал я.

– Глаза покраснели.

– Верю тебе на слово.

– Филипп Димасси мертв, надо полагать.

– Да.

– Ты оплакивал его.

– Да. Верно.

Я посмотрел на Дэниэль Роусон, и мне понадобилось недюжинное усилие, чтобы почувствовать к ней сострадание.

– Патрик?

Он вновь облокотился о машину, отчего дробовик, привязанный к голове Дэниэль Роусон, потянул ее за собой к нему.

– Да, Джерри?

– Ты в шоке?

– Не знаю... – Я повернул голову, посмотрел вокруг: на призмы льда и черную морось, на белые и синие огни фар полицейских машин, на полицейских и федеральных агентов, вжавшихся в корпуса машин, слившихся с телефонными столбами, притаившихся на крышах домов, окружающих площадку. Все они, до последнего человека, держали оружие наготове.

Пистолеты, ружья, автоматы. Триста шестьдесят градусов чистого насилия.

– Думаю, ты все-таки в шоке. – Джерри кивнул сам себе.

– Может и так, черт возьми, Джерри, – сказал я и почесал голову, волосы насквозь промокли от дождя, – я не спал двое суток, вы убили или ранили почти каждого, кто мне дорог. Объясни, что я должен после этого чувствовать?

– Любопытство, – сказал он.

– Любопытство?

– Да, именно, – повторил он и так дернул дробовик, что шея Дэниэль Роусон резко изогнулась, а голова ударилась о его колено.

Я смотрел на нее, но в ней не было ни страха, ни гнева. Она была покорна. Как и я. Попытался ощутить некую связь между нами на этой почве, но безуспешно.

Я посмотрел на Джерри.

– Любопытство к чему, Джерри? – Я провел рукой по бедру, нащупав курок пистолета. До меня дошло, что он не потребовал положить оружие. Странно.

– Ко мне, – сказал он. – Я убил множество людей, Патрик.

– Браво.

Он вздернул дробовик, и колени Дэниэль Роусон оторвались от льда.

– Тебя это развлекает? – спросил он, и его палец крепко сжался вокруг спускового крючка.

– Нет, Джерри, – сказал я, – мне по фигу.

В эту минуту я заметил, как в темноте над корпусом машины выдвинулась часть забора, и на ее месте образовалось пустое пространство. Затем забор вернулся на место, а пустота исчезла.

– По фигу? – переспросил Джерри. – Вот что я тебе скажу, Пэт: посмотрим, насколько тебе действительно все безразлично. – Он завел руки назад, перенес вперед ребенка, крепко держа его за одежду на спине, и поднял его в воздух. – Весит меньше, чем некоторые камни, которые я когда-то поднимал, – сказал он.

Ребенок был еще под воздействием лекарств. А возможно, мертв, не знаю. Его глазки были крепко зажмурены, как от боли, а маленькую головку покрывали светлые перышки слипшихся волос. На вид малыш казался легче подушки.

Дэниэль Роусон взглянула вверх и уткнулась головой в колени Джерри; ее крик заглушала лента, облепившая рот.

– Собираетесь швырнуть малыша, Джерри?

– Конечно, – ответил он. – А что?

Я пожал плечами.

– Да ничего. Он ведь не мой.

Глаза Дэниэль округлились, а ее зрачки прокляли меня.

– Ты опустошен, Пат.

Я кивнул.

– У меня ничего не осталось, Джерри.

– Достань свой пистолет, Пат.

Я достал. И направился, чтобы выбросить его в замерзший снег.

– Нет, нет, – сказал Джерри. – Держи его при себе.

– Держать при себе?

– Совершенно верно. Более того, вставь патрон и целься в меня. Давай. Будет весело.

Я сделал, как он сказал, поднял руку и прицелился ему в лоб.

– Уже намного лучше, – сказал Джерри. – Мне жаль, что это я так опустошил тебя, Патрик.

– Да ни хрена тебе не жаль. В этом для вас был особый смысл. Разве не так?

Он улыбнулся.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы хотели на практике доказать свою дебильную теорию "антигуманизма". Верно?

Он пожал плечами.

– Некоторым она не кажется дебильной.

– Некоторые покупают недвижимость в Арктике, Джерри.

Он засмеялся.

– С Эвандро она показала себя прекрасно.

– Именно поэтому вам понадобилось целых двадцать лет, чтобы вернуться?

– Я никогда и не уходил, Патрик. Но в рамках моего эксперимента по части свойств человека вообще и моей особой веры в число три, да, нам с Алеком пришлось ждать, пока вы все вырастете и пока Алек не найдет достойного третьего кандидата в лице Эвандро. А потом у меня годы ушли на планирование, а у Алека – на подготовку Эвандро, пока мы не убедились в том, что он – один из нас. По-моему, это огромный успех, разве нет?

– Разумеется, Джерри, как скажешь.

Он поднял ребенка так, что его голова оказалась направлена прямо на лед, и стал искать подходящее место для удара.

– Что собираешься делать, Патрик?

– Не знаю, что я тут могу, Джер.

Он улыбнулся.

– Если выстрелишь в меня, мать точно умрет, ребенок – возможно.

– Идет.

– Не выстрелишь – я размозжу голову ребенка о лед.

Дэниэль дернулась о дробовик.

– И в таком случае, – продолжил Джерри, – погибнут оба. Итак, предлагаю тебе выбор. Что скажешь, Патрик?

На льду под машиной Джерри появилась тень Оскара, который сантиметр за сантиметром продвигался вдоль ее другой стороны.

– Джерри, – сказал я, – вы победили. Верно?

– В каком смысле?

– Попробую угадать. Предполагалось, я должен расплатиться за то, что мой отец сделал с Чарльзом Рагглстоуном. Верно?

– Частично, – сказал он и, взглянув на ребенка, приподнял головку так, чтобы видеть закрытые глаза.

– Ладно. Ваша взяла. Давайте, стреляйте. Будет круто.

– Никогда не хотел убить тебя, Патрик, – сказал Джерри, не сводя глаз с малыша. Сморщив губы, тот издал какой-то воркующий звук. – Прошлой ночью в доме твоей напарницы Эвандро должен был убить ее, но тебя оставить в живых с чувством вины и боли.