Святыня - Лихэйн Деннис. Страница 14

— А как же ваш приятель, мистер Кензи?

Я оглянулся на Мэнни и Джона. Те даже голову к плечу наклонили в ожидании моего ответа.

— Мэнни, — сказал я, — ты ведь не передумал отвезти его в больницу?

— Я... — начал было Мэнни.

— Полагаю, ты прав, на машине это будет куда быстрее, чем пешком.

— О! — воскликнул Ларжант. — Так у него машина!

— И к тому же превосходная, — сказал я. — Правда, Мэнни?

— Да, в отличном состоянии, — с кривой ухмылкой проговорил Мэнни.

— Что ж... — сказал Ларжант.

— Что ж... — повторил я. — Тебе, Мэнни, лучше поторопиться. Счастливо, Джон! — Я помахал ему.

— Знаете, мистер Кензи, я хотел бы порасспросить вас о Джерри Глинне. Как вы...

Из-за наших спин к нам мягко подъехала «краун Виктория».

— О, меня подвезут! — воскликнул я.

Ларжант, оглянувшись, разглядывал машину.

— Послушайте, офицер Ларжант, — сказал я, — позвоните мне как-нибудь, ладно? Буду рад. Ну, бывайте! Всего наилучшего! — Я распахнул переднюю дверцу рядом с шофером. — Удачи в делах, старайтесь! Надеюсь, все у вас получится. Пока!

И, скользнув внутрь, я захлопнул дверцу.

— Гони, — сказал я.

— Нахал! — огрызнулась Энджи.

Рванув от Ларжанта, Мэнни, Джона и Горошин из того же стручка, мы свернули влево на Арлингтон, промчались мимо трех патрульных машин, припаркованных возле фасада административного корпуса «Утешения», их зажженные фары льдисто поблескивали, отражаясь в оконных стеклах.

Отъехав на порядочное расстояние и убедившись, что за нами никто не гонится, Энджи завернула за бар в Сауси.

— Итак, милый мой, — сказала она, поворачиваясь ко мне, — как прошел день?

— Ну...

— Спроси и меня, как прошел день, — сказала она. — Ну же! Спроси!

— Ладно, — покорился я. — А у тебя как прошел день, лапочка!

— Знаешь, милый, они примчались буквально через пять минут.

— Кто примчался? Полиция?

— "Полиция"! — фыркнула она. — Нет. Вся эта гнусь. Те, что окружали тебя и копа и того парня с разбитым лицом.

— А-а... — протянул я. — Эти...

— Ей-богу, Патрик, я здорово струхнула. Только я успела ухватить пару-другую компьютерных дискет, как вдруг — бах-та-ра-рах! — распахиваются все двери, кто-то кидается ко мне... словом, коллега, приятного мало было, смею тебя уверить!

— Компьютерные дискеты? — переспросил я. Энджи помахала в воздухе стопочкой, перетянутой красной резинкой.

— А ты, — сказала она, — кроме как разбить лицо тому парню и самому чуть не попасть под арест, что сумел сделать?

В компьютерную Энджи проникла как раз перед тем, как Мэнни повел меня в Терапевтический центр. Она выждала, пока Джинни погасила свет, отключила кофеварку, аккуратно придвинула стулья к столам, и все это делала, без устали распевая «Хитрушку».

— Это Хендрикса, что ли? — спросил я.

— Во все горло, — отвечала Энджи, — да еще изображая акустическую гитару.

Я содрогнулся, живо представив себе эти звуки.

— Тебе полагаются боевые.

— Поучи меня еще.

После ухода Джинни Энджи потихоньку вышла из компьютерной и увидела, что офис прорезают тонкие лучи света. Выходя из разных точек стены, они пересекались подобно проводам — где-то дюймах в шести от пола, где-то повыше — футах в семи.

— Сигнализация что надо, — заметил я.

— По последнему слову техники. Вот я и осталась в компьютерной.

Для начала она занялась замками на картотеках, но там главным образом оказались бланки — истории болезни, карточки анкет сотрудников, бланки налоговых деклараций. Она попробовала влезть в стоявший компьютер, но не знала пароля. Роясь в ящиках стола, она услышала какой-то шум возле входной двери. Почувствовав, что дело близится к финалу, она воспользовалась ломиком, с помощью которого влезла в окно, — сбила им замок с ящика, встроенного в нижний правый отсек стола. Проделав щель в дереве, она сняла ящик с шарниров и вытащила его из стола, чтобы обнаружить там дискеты, которые словно ждали ее там.

— Ловкость рук в полном смысле этого слова, — сказал я.

— Ну! — радостно подтвердила она. — А в дверь уже эти хлынули лавиной. Ой, беда, да и только! Я сгребла, что сумела сгрести, и сиганула в окошко.

Внизу ее уже караулил один, но она пару раз треснула его по башке ломиком, после чего он предпочел прилечь в кустах. Выйдя на Бикон-стрит через палисадник возле неприметного особняка, она влилась в поток студентов Эмерсон-колледжа, направлявшихся на вечерние занятия. С ними вместе она добралась до Беркли-стрит, после чего забрала наш служебный автомобиль, припаркованный в неположенном месте на Мальборо-стрит.

— Ах да, — сказала она мне, — с нас возьмут штраф.

— Конечно, возьмут, — с воодушевлением подхватил я. — Конечно, конечно!

Ричи Колган был так рад нашему приходу, что чуть не сломал мне ногу, пытаясь закрыть дверь перед моим носом.

— Пошел вон, — прошипел он.

— Миленький халатик, — сказал я. — Можно нам войти?

— Нет.

— Что? — переспросила Энджи.

За его спиной в гостиной стояли зажженные свечи и в высоком бокале искрилось недопитое шампанское.

— Это Барри Уайта ты врубил, да? — спросил я.

— Патрик... — сквозь зубы прорычал он.

— Да, точно, — сказал я. — Это «Мне мало всей твоей любви» у тебя из динамиков рвется, Рич.

— Отойди от двери, слышишь? — приказал Ричи.

— Не пересласти, Рич, — отозвалась Энджи, — если хочешь, чтобы мы еще когда-нибудь зашли.

— Открой дверь, Ричард, — сказала Шерилинн, жена Рича.

— Привет, Шерри! — Энджи помахала ей в дверную щель.

— Ричард, — проговорил я.

— Разрази меня гром!

— Не думаю, что это уместно, Рич.

Бросив взгляд вниз, он понял, что халат его распахнут. Он запахнул халат и ткнул меня в бок по почкам, когда я проходил в дверь.

— Сволочь, — шепнул я, поморщившись.

Энджи и Шерилинн обнимались возле кухонной плиты.

— Прости, — сказала Энджи.

— Да ладно уж, — махнула рукой Шерилинн. — Привет, Патрик! Как дела?

— Не любезничай с ним, Шерри, — сказал Ричард.

— Дела отлично... Ты прекрасно выглядишь.

Одетая в красное кимоно, она сделала мне неловкий реверанс, и, как всегда, я почувствовал себя немного ошарашенным и смутился, покраснев, как школьник. Претендующий на звание лучшего газетного журналиста в городе, Ричи Колган был коренаст, с лицом, словно омраченным вечной вечерней тенью, угольно-черная кожа его носила следы слишком многих бессонных ночей, неумеренного потребления кофе и пребывания в кондиционированном помещении. Но Шерилинн — с ее смуглой кожей, светло-серыми глазами, точеными стройными, изящно вылепленными руками и ногами, с ее речью нараспев, навевающей воспоминания о золотистых ямайских закатах, которыми она любовалась каждый день в течение первых десяти лет своей жизни, — была одной из красивейших женщин, виденных мною в жизни.

Она поцеловала меня в щеку, и я ощутил благоухание сирени, шедшее от ее кожи.

— Только, — сказала она, — давай побыстрее.

— Вот те на! — воскликнул я. — А я как раз голоден. У вас найдется что-нибудь в холодильнике, а, ребята?

Когда я потянулся к холодильнику, Ричи обрушился на меня, как снегоочиститель, и, схватив в охапку, понес в столовую.

— Ну что? — спросил я.

— Только посмей сказать, что это важное дело. — Его рука зависла в дюйме от моего лица. — Только посмей, Патрик!

— Ну...

Я рассказал ему о последнем вечере, об «Утешении в скорби», о Мэнни и парнях из одного с ним стручка, о встрече с офицером Ларжантом и набеге на офис «Утешения», который предприняла Энджи.

— И, говоришь, видел там «вестников»? — спросил Рич.

— Ага. Человек шесть по меньшей мере.

— Гм...

— Рич? — вопросил я.

— Давай дискеты.

— Что?

— Ты же поэтому и пришел, правда?

— Я...

— Ты не владеешь компьютером, Энджи — тоже.

— Прости. Что, это большой минус, да?