Кусака - Маккаммон Роберт Рик. Страница 79

39. ШОССЕ N 67

Существо лупило кулаком в крышу бьюика Керта, как в наковальню, вминая железо. Теперь крыша над головой Локетта-старшего снизу стала мятой, как раздавленная жестянка из-под пива. Машина содрогалась, грозя вот-вот сделаться неуправляемой, а стрелка спидометра дрожала на сумасбродной отметке «семьдесят».

Керт пронзительно крикнул: «Слазь!» и дернул машину вправо, потом влево. Бьюик взревел, выписывая кривую, соскочил с дороги и взметнул кипень пыли и камней. Когда колеса снова оказались на асфальте, Керт увидел в свете фар какой-то силуэт: перед ним со скоростью около двадцати миль в час полз грузовичок-пикап, нагруженный матрасом и паршивенькой мебелью, а на штабеле ящиков сидел темноволосый малыш-мексиканец. Глаза ребенка расширились от ужаса, и, пока Керт сражался с рулем, бьюик проскрежетал мимо пикапа, подняв пыльный смерч.

Дорога вилась между красными валунами величиной с дом. Сквозь вой мотора Керт услышал визг отгибаемой назад крыши. Не теряя времени даром, пальцы с металлическими ногтями ухватились за верх дверцы со стороны пассажирского сиденья. Снова вылетели винты, а «Лори» тем временем продолжала дубасить по крыше сжатой в кулак свободной рукой. Керт снова сильно дернул машину влево-вправо, но чудовище держалось цепко, как клещ.

Между краем ветрового стекла и крышей образовалась щель. Трещины превратили стекло в головоломку. Рука «Лори» обхватила ржавый верхний край дверцы со стороны шофера, и Керт заколотил по пальцам кулаком. Она тянулась внутрь, нащупывая Керта, и чуть было не вцепилась ему в волосы, но он успел отодвинуться на соседнее сиденье. Машину повернула, соскочила с дороги и запрыгала по колеям, отчего Керт треснулся головой о помятую крышу. Но вдруг существо не удержалось, соскользнуло с крыши, скрежеща металлическими ногтями, и съехало по заднему стеклу. Оно попыталось за что-нибудь ухватиться, но не нашло, за что. В зеркало заднего вида Керт увидел, как «Лори» соскальзывает с виляющего багажника. Покатые очертания скрыли освещенное красным светом задних фар наполовину изуродованное прекрасное лицо, и Керт испустил радостный вопль.

– Чтоб ты сдохла! – хрипло проорал он, резко разворачивая машину и снова выскакивая на шоссе. – Я т-тя отучу лезть к ковбоям!

Прямая лента шоссе N 67 уходила все дальше вглубь пустыни. Поодаль – может быть, в двух милях впереди – вдоль всего горизонта в землю, перекрывая дорогу, уходила лиловая решетка. За ней переливалось и мерцало море красно-синих огней: машины полицейского управления штата.

Не может такая штука быть твердой, вспомнил Керт слова Харлэна. Быть того не может.

Он взглянул на спидометр. Семьдесят пять. Можно прорваться, сказал он себе. Прорваться, будто эта штука стеклянная. А если нет… ну, так я ж об этом никогда не узнаю, верно?

Вдавив педаль до отказа, Керт сжал руль, чтобы справиться с пляшущими колесами. Жар от мотора ощутимо просачивался в машину, обдавая ноги.

Тут раздалось гулкое «бум!», словно взорвалась бомба, и из-под капота забил пар. Выхлопная труба плюнула черным дымом. Бьюик встал. Железо в моторе лязгнуло, как китайские гонги. «Доконал, – подумал Керт. – Чем-то здорово приложился.» Стрелка спидометра немедленно начала падать: семьдесят… шестьдесят пять… шестьдесят…

Но решетка быстро неслась навстречу, угрожающе увеличиваясь в размерах. «Успею, – рассудил Керт. – Точно. Можно пробиться прямо через эту сволочь, потому что такая хреновина не может быть твердой…

А сына-то я бросаю.»

От осознания такого факта у Керта захватило дух. «Сматываю удочки, как последний трус, а сына бросаю тут.»

Сына.

Стрелка спидометра упала до пятидесяти. До решетки оставалось меньше полумили. «Еще можно успеть», – подумал он.

Но левая нога замерла над педалью тормоза. Керт медлил в нерешительности, а расстояние ярд за ярдом сокращалось.

«Окаянный пацан не даст себя в обиду, – подумал Керт. – Это всякий знает.»

И вдавил ногу в пол. Педаль тормоза треснула, оборвалась, из-под тормозных колодок полетели искры. Машину заполнил запах паленого. Тормоза отказали.

Перед ветровым стеклом выросла решетка, а за ней – мигающее море огоньков.

Он дернул стояночный тормоз и с трудом переключил скорость с четвертой на вторую. Раздался сильный скрежет и что-то вроде автоматной очереди: сорвались приводы. Машину тряхнуло. Последние две сотни ярдов она, не останавливаясь, проделала на сорока милях в час. Керт выкрутил руль, но лысые покрышки придерживались собственного мнения, и, когда колеса начали поворот, Локетт-старший понял: решетки не миновать.

В открытое окошко пассажирской дверцы внезапно просунулась рука. За ней протиснулись голова и плечи, и Керт сообразил, что тварь все это время пиявкой висела у бьюика на боку. Единственный глаз чудовища уперся в него, пылая холодной яростью, рука тянулась к лицу.

С пронзительным криком он выпустил руль. Бьюик свернул с дороги, направляясь к решетке, до которой оставалось пятьдесят ярдов. Керту хватило времени увидеть, что стрелка спидометра зависла чуть дальше отметки тридцать миль в час, а потом светловолосое существо протиснуло в машину пол-тела.

Оставался только один выход. Керт дернул ручку дверцы кверху, навалился на нее и прыгнул. Он приземлился в податливый песок, но удар был достаточно резким, чтобы у Локетта-старшего захватило дух, а из глаз посыпались искры. Однако ему хватило благоразумия откатиться от машины и катиться дальше, не останавливаясь.

Бьюик преодолел еще пятнадцать футов и врезался в решетку. Лиловое переплетение вспыхнуло в месте столкновения неистовым, накаленным красным светом печного устья. Капот вмялся внутрь, двигатель проломил ржавую перегородку, как раскаленный докрасна кулак. В существо с лицом Лори Рэйни полетели кинжально-острые куски металла. Затем обвалилась приборная доска, придавив чудовище.

Машина отскочила назад. Смятый капот сиял алым, словно поглотил исходящий от решетки жар. Шины плавились. Чадя, горело масло. Оранжевая вспышка, раздирающий уши взрыв – и бьюик разорвало на части. Крепеж и обломки, крутясь, разлетелись. Между ударом и взрывом прошло примерно три секунды.

Керт, лежа на животе, блевал «Кентакки Джент». Вокруг на землю с грохотом валились куски машины. От запаха ему стало совсем худо. Рвота не прекращалась до тех пор, пока не осталось ничего, кроме воздуха.

Упираясь коленями в песок, Керт сел. Кровь из носа текла так, что сомнений не оставалось: он был сломан. Правда, не особенно болел. Керт рассудил, что боль придет позже. С руки, на которую он приземлился, свисали лохмотья кожи. От плеча до локтя шла сплошная красная полоса фрикционных ожогов. Кожу над ребрами с этого бока тоже припалило до сырого мяса. Во рту держался привкус крови. Керт выплюнул зуб и уставился на то, что некогда было его машиной.

Останки бьюика горели, а то, что осталось, выглядело как черные загогулины плавящейся лакрицы. В лицо Керту пахнуло страшным жаром. Красное сияние решетки убывало, возвращаясь к холодному, фиолетовому. Подвеска бьюика снова рванула, разбрасывая расплавленный металл дождем серебряных долларов.

Керт поднялся. Ноги подкашивались, но в остальном все было в порядке. Слева он нащупал языком еще один зуб, который свисал на ниточке плоти, сунул руку в рот и выдернул кусочек сломанной эмали.

Из развалин бьюика что-то выбежало.

Оно бежало прямо на Керта, но он был слишком потрясен, чтобы двигаться.

Обгоревшая до черноты, сгорбленная, покореженная тварь напоминала безголовый обугленный труп. Единственная уцелевшая рука раненой змеей извивалась у бока, а там, где кончался хребет, ожесточенно стегала вверх-вниз еще какая-то обгорелая штука.

И снова Керт не двинулся с места. Он понимал, что должен, но мозг не мог дать команду ногам.

Это воплощение ужаса, шатаясь, пробежало примерно в десяти футах перед Кертом. Он почувствовал тошнотворно-сладковатую вонь, которая могла идти от горящего пластика, и услышал высокое страшное шипение. Существо споткнулось, сделало еще полдюжины скачков, а потом упало на колени в мягкий песок и принялось отчаянно закапываться с помощью уцелевшей руки. Полетел песок; оно зарылось обрубком шеи и плечами в нору, взметая ногами фонтаны песка. Через несколько секунд тварь оказалась под землей до пояса, и вдруг начала неудержимо содрогаться всем телом. Ноги подергивались, слабо расталкивая песок сожженными ступнями.