Дневник осады Порт-Артура - Лилье Михаил Иванович. Страница 40

Еще днем я слыхал от наших солдатиков, что убитых японцев перед 1-ми 2-м редутом лежат целые тысячи. Хотя в воздухе действительно уже чувствовался запах гниющих тел, я все еще не мог поверить, что потери японцев до такой степени велики. Однако вскоре мне пришлось убедиться в этом собственными глазами. Ночью, посетив Заредутную батарею и обойдя часть китайского вала, я осмотрел поле битвы.

Картина, представившаяся моим глазам, была поистине ужасная.

Груды человеческих тел лежали нагроможденные друг на друга в три, а в некоторых местах даже в четыре ряда...

Близ Заредутной батареи, в каких-нибудь 10-20 шагах, масса японцев лежала на скалах головами вниз. Большинство из них было с пробитыми черепами...

Трупы уже почернели; ременные пояса с подсумками врезались в распухшие животы и страшно безобразили тела. Часть трупов лопнули...

При дуновении ветра со стороны редутов к нам на позицию доносился невыносимый запах тысячи гниющих тел. Куда только хватало глаз, повсюду представлялось одно и то же: трупы, трупы и трупы...

Весь 1-й редут был разбит вдребезги. Колеса орудий, доски, бревна, оружие, снаряжение этого укрепления.

Одно из орудий, кажется 57-миллиметровая пушка, было каким-то шутником повернуто в нашу сторону.

Солдатики сообщили мне, что где-то здесь должен находиться труп одного офицера, который был убит во время штурма и оставлен при отступлении в редуте. Несмотря на все мои старания, я его разыскать не мог в этом хаосе разрушений.

Вдруг, вблизи первого укрепления, я заметил какое-то движение. Солдатики заявили, что это, по всей вероятности, ходят японские санитары. Но все увеличивающееся количество их начинало всех нас сильно тревожить. Я хотел даже послать за ротным командиром, но в это время один стрелок, обладавший чрезвычайно острым зрением, рассмотрел движущиеся фигуры и доложил: «Так что, Ваше Высокоблагородие, это наши стрелки обыскивают трупы японцев».

Действительно, это были наши солдатики, которые, пользуясь временным затишьем, повылезли из своих окопов и преспокойно обшаривали убитых японцев. Главной приманкой для них служили часы с компасом на ручном ременном браслете. Впоследствии почти у каждого солдатика на этой линии укреплений можно было найти такую принадлежность японского снаряжения, которую они носили с большой охотой. У кого был штык, у кого ружье или баклага для воды и т. п.

В эту же самую ночь крепостной артиллерии подпоручик Дьяконов тоже ходил между убитыми японцами и напоил нескольких раненых водой. Но вместо благодарности один из них выстрелил в этого сердобольного офицера и ранил его в руку.

Начальство этой позиции находится в самом нервном и напряженном настроении. Завтра роковое 13-е число и поэтому есть большое вероятие штурма.

Однако это не помешало одному штаб-офицеру, командиру отдельной части, напиться пьяным и после изрядной перебранки заснуть в самом растерзанном виде под скалой и проспать там до самого наступления дня.

Настроение солдатиков серьезное и сосредоточенное. Никто почти не спит. Одни работают, другие внимательно следят за впереди лежащей местностью и напрягают свое зрение, чтобы проникнуть в ночную тьму и рассмотреть, что делается у неприятеля.

Помню, что при дальнейшем обходе позиций я наткнулся на разбитый наблюдательный пункт. Японский снаряд случайно попал как раз в переднюю его часть и почти завалил внутреннее его помещение.

Когда я взошел, то почувствовал под ногами что-то мягкое. Зажгли спичку. Туча мух поднялась с пола. Между обломками досок, бревен и земли мы увидели сапоги и часть шинели...

Очевидно, наш солдатик, наблюдавший за неприятелем с этого пункта, был убит случайно попавшим снарядом и завален его обломками.

Японцы в течение всей ночи редким огнем обстреливали нашу позицию. Гранаты пролетали главным образом над Заредутной батареей. Весь передний склон следующей за ней горы был изрыт, вернее, вспахан разрывами попадающих туда гранат.

Сама же Заредутная была совершенно разрушена. Два ее орудия были подбиты, бруствер сильно испорчен, часть блиндажей разбита.

Я с любопытством и уважением рассматривал здешних артиллеристов, которые так геройски отбили японскую атаку.

Около 3 часов ночи я зашел на перевязочный пункт и встретил там штабс-капитана Смирнова, который только каким-то чудом избежал смерти. Пуля пробила козырек его фуражки, в котором видно было входное и выходное ее отверстие. Штабс-капитан Смирнов отделался только легкой царапиной на лбу. Вот вам и счастье!..

Днем японцы усиленно обстреливали Старый и Новый Город.

Ясный, солнечный день.

Днем японцы, по обыкновению, обстреливали порт и город.

Ночью пришлось опять побывать на Заредутной батарее.

По распоряжению начальства решено было принять наступление на 1-й и 2-й редуты. Однако около часа ночи это распоряжение неожиданно было отменено.

Около 3 часов ночи разразился страшный ливень, а вскоре поднялась сильная стрельба около Заредутной батареи. Я сперва подумал, что нас опять штурмуют, но оказалось, что произошло недоразумение: нервно настроенным солдатикам что-то померещилось, и они открыли огонь пачками.

Не обошлось и без несчастья. Один наш солдатик из заставы, отступая, попал под наш пулемет и был убит чуть ли не 20 пулями.

Старый Город подвергся сегодня со стороны японцев особенно злому обстреливанию.

Стрельба в течение дня открывалась три раза: в 8 часов утра, в 12 часов дня и в 4 часа пополудни.

Вечером я уехал на позицию вблизи Заредутной батареи и пробыл там всю ночь.

Здесь я познакомился с молодецкою охотничьею командой 14-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Командир ее, подпоручик Немченко, был очень толковый, дельный и заботливый начальник и вместе с тем в высшей степени скромный и симпатичный человек.

Я любовался простыми и, видимо, сердечными отношениями между плечистыми, а иногда прямо атлетами-стрелками и худеньким, скромным, но энергичным их командиром.

— Ну, как ты смотришь на японцев? — спрашиваю старшего унтер-офицера.

— Противник подходящий, офицеры у них хороши, ну да и наш командир в обиду себя на даст, дай Бог ему здоровья, отец, а не командир, — отвечал мне серьезный и плотный унтер-офицер в расстегнутой рубашке.

Японцы опять целую ночь освещали наши позиции сильным прожектором и время от времени пускали по нашим саперам или шрапнель, или бризантный снаряд.

Наши полевые мортиры тоже обстреливали 1-й редут. К несчастью, чугунные снаряды часто лопались в воздухе, не долетев до неприятеля. При мне был ранен наш солдатик у нас же на позиции. Рана была легкая, но раненый страшно вопил, конечно, больше от испуга, чем от испытываемой боли.

Подполковник Кириков выругал его, и он притих. Я пошел с ним на перевязочный пункт.

«Вот, Ваше Высокоблагородие, — жаловался мне раненый, — пять раз ходил в атаку, и Бог хранил, а тут от своей же артиллерии ранен. Ей-богу, обидно».

Гарнизоны укреплений не спали всю ночь.

По всей оборонительной линии шла легкая ружейная перестрелка. Часть людей усиленно работали на позициях, восстанавливали то, что было разрушено за день.

Между тем китайцы и санитары под надзором жандармов деятельно занимались уборкой тел, лежавших грудами впереди наших укреплений.

Ввиду сильной жары зловоние от гниющих тел до такой степени усилилось, что временами я чувствовал приступы тошноты.

Чудный, ясный день. Тихо.

Японцы особенно усиленно обстреливали город около 4 часов дня.

Ночь провел опять на Заредутной батарее. Оборонительные работы подвигаются слабо, хотя главные повреждения почти все исправлены.

Около 11 часов ночи предположено было сделать наступление на 2-й редут одновременно и с фронта, и с тыла. Для этого надо было сделать обход со стороны Водопроводного редута. Однако эта вылазка не удалась, так как рота, вышедшая от Водопроводного редута, была замечена японцами и встречена сильным огнем. Целую ночь японская артиллерия обстреливала наши редуты. Несколько лиддитовых снарядов попало в передний склон Большого Орлиного Гнезда.