Торжество метафизики - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 21

Однако они не смогли испоганить для меня имя соперника Христа. Я выудил Симона Мага впервые давно еще из стихотворения Апполинера, из книги переводов его стихов, опубликованной в России в 1966 году. Там есть строка: «Подражает он Симону Магу, что жил в Иудее». Точнее, конечно будет, «что жил в Самарии». С тех пор этот Симон, летавший на закате над Иерусалимом, не дает мне покоя. Сорок лет без малого. Стоя на поверках, я смотрю на закопченные корпуса промзоны, похожие на крепость крестоносцев, и воображаю себе, как я лечу над ними подобно Симону Магу. Мое влечение летать увеличилось с тех пор, как я нахожусь в колонии.

Дальнейшие же подробности учения симониан следующие: «Молчание, оно же невыразимое единство, раскрывается как самосознание, то есть как сознающий или мыслящий «Дух» либо «Ум» (nous, mens) и как «помышление» либо «помышляемое» (intellegentis), как сизигия, или чета, Ум-Помышление. Но Ум, или Дух, выражает или высказывает себя, и Помышляемое им получает определенность своего бытия в «понятии» или «имени»: рождается вторая чета Глас-Имя (phonema; phone — голос, звук слова). Высказывает же себя Ум как разумение, или рассуждение, или дискурсивное мышление, предмет и содержание которого — конкретная мысль. Третья чета Разум-Мысль завершает самораскрытие Молчания».

Тут следует напомнить, независимо от Симона Мага и его учения, что мысль есть важнейший феномен. Это ведь пятое измерение — большее, чем три пространственных плюс время. Мысль ведь самостоятельная область, и именно она есть доказательство существования метафизического, невидимого мира. Поняв это, о читатель, даже самый недалекий и неразвитый, ты убедишься, что и Симон не занимался пустяками и не чудачествовал и мой экстаз в колонии №13 есть нечто глубоко подлинное, не менее реальное, чем твоя жареная картошка у тебя на столе.

Далее Ипполит пересказывает учение симониан так: «Пребывая в небесной своей отчизне, Мысль познала творческий замысел своего Отца (Ума, или, вернее, Первоогня), ибо сама и была творческой мыслью. Но, непокорная, она восхотела творить сама, своими силами создать мир, средоточием которого, соответствующим Первоогню и Молчанию, должен стать человек. Этим она отъединилась, отпала от Отца. Она произвела архангелов и ангелов. Но они, унаследовав от нее, своей матери, ее непокорство, полонили ее и, вселив в материю, принудили ее к бесконечному ряду перевоплощений, которые пресекали ее обратный путь к Отцу. Мысль была когда-то женой Менелая Еленой, и ее же нашел сам Симон как другую Елену, священную блудницу (иеродулу) в Тире. Освобождение Мысли-Елены связано с освобождением мира, в котором законодательствуют и правят вдохновители пророков еврейских — ангелы. Но, враждуя друг с другом, ангелы являются виновниками всех бедствий мира: войн, убийств, насилий. Когда мера этого зла переполнилась, сошла на землю Великая сила Божия, или Седьмая Сила, и явилась людям как Дух среди язычников (греческая философия), как Сын (Иисус Христос) среди иудеев, как Отец в лице самого Симона, освободителя Елены и мира. (Дух у Симона Мага соответствует Разуму, Сын — Голосу или Слову, Отец — Уму, Седьмая Сила — Молчанию, Первоогню, Человеку.)».

Теперь понятно, почему Симона Мага его последователи обожествляли как Зевса, поскольку Зевс — Бог-Отец, а Елену его как Афину — богиню мудрости.

В моей поэме «Золотой Век», написанной в Москве в 1971 году, есть такие строки: «Мама, неужели ты не знаешь, кто она. Это же прекрасная Елена. Ты же ее прекрасно знаешь. Это она стояла на стенах Трои и одновременно была в Египте. Она обманула всех и теперь хочет обмануть меня. Она не ест борщ, мама. Она спала с Тезеем и Менелаем, с Парисом, Деифобом и опять с Менелаем. Кажется, еще и с Ахиллом. Она не ест борщ, она кушает, когда никто не видит, бабочек. В ней живет свежая кровь, она вечно что-то выдумывает для себя».

Елена моей поэмы — это именно та Елена, бывшая жена Менелая, подобранная Симоном Магом в городе Тире, где она занималась храмовой проституцией. И никакая другая. Я всегда был загадочный мальчик, не очень понятный мне самому. Откуда в моей поэме «Золотой Век» священный экстаз перед воплощением Вечной Елены в образе московской девочки — дочери полковника и профессора, изобретателя первых подслушек КГБ??? Героиня поэмы «Золотой Век» давно профанирована собой и миром, она лишь несвященная оболочка. Правда, среди итальянских камней у нее живет загадочная дочь-подросток, и я ее никогда не видел. А у меня связь с таинственным зеленым портретом девочки на стене комнаты политико-воспитательного отдела в отряде №13 колонии №13 в заволжских степях. Где сгустки метафизических событий, где вещи вокруг свежи, где все они впервые.

Проблема не в доказательствах существования метафизического мира, он есть, существует и не требует доказательств, но проблема во взаимодействии (связи) физического и метафизического миров. Влияние из ТАМ в ЗДЕСЬ. Для меня это влияние не секрет. Когда я был внимателен, в этих случаях я замечал его множество раз. Многие случаи влияния были рассказаны мной в моей книге «Анатомия Героя». Ну хотя бы вот случай, связанный с той же Еленой (женой Менелая и «Мыслью Божией» Симона Мага). Страницы 86–87: «В 1980 году, летом, я увидел, как во сне трескаются стены (рыжие, охровые) южного города, земля движется, вздымается, расступается, и в провалы падают десятками с криками люди. Я жил тогда в Париже, в первом своем парижском апартменте на улице Архивов. Разбудил меня от сна телефонный звонок. Звонила бывшая жена Елена из Неаполя. "Эд, у нас страшное землетрясение. Пять тысяч человек погибли. Стены…" "Стой, — сказал я, — сейчас я тебе расскажу, что у вас там происходит". И я пересказал ей свой сон. "Ты видел все это по телевизору?" — спросила она. "У меня нет телевизора", — сказал я».

Я действительно увидел все это вечером в квартире приятеля на телеэкране. Чего-либо суперстранного в этом нет. Дело в том, что в Париже еще весной у нас с Еленой начался новый роман, мы со счастливым удовольствием жили вместе, и, естественно, когда она уезжала, все мои энергетические и духовные волны были направлены на принятие сигналов оттуда, от нее, из Италии. А она как раз покинула Рим, была на юге Италии. Там еще множество примеров моих сношений с параллельным нефизическим миром в книге «Анатомия Героя». Но нет смысла цитировать эти случаи, ведь с тех пор появились новые. И много, и какие! В последние годы моя вера в то, что параллельно с видимым миром существует мир невидимый, лишь укрепилась, возросла, стала всеподавляющей верой. Да и как не верить! Ну как не верить в числа и знаки, если! В сентябре 2000 года, сидя в крошечной избушке горного Алтая, у границы с Казахстаном, в горах, я нашел изорванную дешевую брошюрку «Рыбы», где черным по белому прочитал, что самым трудным годом у родившихся в первую декаду рыб будет пятьдесят восьмой год жизни. Я читал с тревогой про пятьдесят восьмой, мне ведь уже было пятьдесят семь лет. Я помню эту тревогу, эту случайную замызганную брошюрку, блик осеннего солнца на ней. И когда 7 апреля 2001 года, в первые месяцы моего пятидесятивосьмилетия, меня арестовали на Алтае в той же избушке, целая рота эфэсбэшников арестовала, я тотчас вспомнил предсказание брошюрки. Пятьдесят восьмой год жизни я весь провел в тюрьме Лефортово…

Также достоин упоминания тот поразительный факт, что когда, наконец, 6 апреля во второй половине дня я достиг уже упоминавшейся избушки на границе с Казахстаном, и две группы моих ребят, наконец, соединились, и ребята занялись приготовлением ужина, разделывая мясо марала, то я, конечно, не знал, что это последний вечер моей свободной жизни. Тогда я снял с себя мокрую одежду, ведь мы прошли 18 километров по снегу, достигавшему нам до подмышек, а внизу под снегом стояла талая вода; а вел меня к избушке агент ФСБ Акопян. Так вот, я снял одежду и сушился, а ребята готовили ужин. А я взял первую попавшуюся книгу, а книг в избушке было всего ничего, ну, десятка два. И я взял книгу «Петр I», пухлую, растрепанную и, раскрыв ее наугад, стал читать. И что вы думаете, какую сцену я читал? Сцену прощания Петра I с его любимым Францем Лефортом, наставником и духовным отцом. И как Петр, явившись к Лефорту во дворец, с ненавистью смотрит на пришедших на самом деле возрадоваться смерти их врага Лефорта, а не проститься, бояр. Через трое суток я уже сидел в камере тюрьмы Лефортово, после этой сцены тихого вечернего чтения в избушке на границе с Казахстаном. Ну сколько есть еще книг в русской литературе, где появляется Лефорт? Нуль есть книг. Совпадением чтение этой книги и сцены быть не могло. То был сигнал.