Бегом к алтарю - Линц Кэти. Страница 32

— Что да, то да. И я с удовольствием воспользовалась бы любой подсказкой, что касается его поведения.

— Только не пойми меня не правильно. Я люблю сына. И воспитал я его так, как надо. Он работал в поте лица, чтобы получить то, что сейчас имеет. Никто ему ничего не подносил на тарелочке с голубой каемочкой. Все, что он хотел, он зарабатывал тяжелым трудом. Но нельзя отрицать тот факт, что смерть Сюзан его изменила, ожесточила.

— Я знаю, что он ее очень любил, — шепнула Дженни, с трудом протолкнув слова, потому что горло как будто тисками сжало.

— После смерти Сюзан Рейфу было очень плохо. Для него это было тяжкое время. Невыносимо тяжкое. Ее смерть едва не погубила его самого.

Дженни отвернулась, с трудом удерживая слезы. Она не хотела этого слушать. Ее боль лишь усиливалась от таких слов.

— Рейф не хотел снова влюбляться, — напрямик заявил Чак. — Но совершенно очевидно, что это произошло. Он влюбился. В тебя.

Дженни в изумлении уставилась на Чака:

— По мне, так это совершенно не очевидно.

— Он же женился на тебе, разве нет? Дженни кивнула. Верно, для многих этот поступок стал бы доказательством любви, доказательством желания основать прочный союз. Однако с Рейфом все обстояло совсем не так, но она не могла рассказать об этом Чаку.

— Еще не все, — продолжал Чак. — Я видел, как он смотрит на тебя.

— А как он на меня смотрит? — не удержалась от вопроса Дженни.

— Так, как Хьюго — на все эти новомодные иностранные каталоги из Европы с последними достижениями науки и техники в области кухни. Голодными глазами.

Лишнее доказательство того, что Рейф, возможно, испытывает к ней физическое влечение, но — не любит, про себя отметила Дженни.

— Нельзя забывать и о его поведении, — добавил Чак. — Я уже говорил, что Рейф расстроен потому, что влюбился в тебя, хоть и не хотел. А не хотел потому, что боится повторения того ужаса, который он перенес со смертью Сюзан.

Отчасти Дженни понимала его. Ведь она и сама не хотела влюбляться в него по той же причине — чтобы не испытывать снова боль и чувство невыносимой потери, когда он бросит ее, как бросил отец. Но Дженни не была уверена, что полностью согласна с объяснением Чака. С таким же успехом Рейф мог вести себя как измученный зубной болью медведь из-за того, что жалел о женитьбе на ней, из-за того, что страдал от вины за свое желание разделить с ней постель, когда его сердце принадлежит Сюзан.

— Ты просто допусти, что Рейф так ведет себя потому, что ты ему дорога. Можешь? — спросил Чак. — И будь с ним терпеливее.

— Не знаю, как насчет того, чтобы быть терпеливее. Он способен и святого вывести из терпения, а я далеко не святая. Но я обязательно подумаю над тем, что вы сказали, Чак. Спасибо, что со мной поговорили. Я ценю ваше внимание.

— Еще чего! — Чак смущенно отмахнулся от ее благодарности, а потом крепко обнял Дженни. — Ты же теперь часть нашей семьи. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Только не говори Рейфу, какой я болтливый советник, ладно?

— Ни за что, — заверила его Дженни.

— Хэнк, ты будешь первым, а потом — Синди, — сказала миссис Кент, воспитательница в детском саду.

— Сегодня я принес Бена, — начал Хэнк, заняв место перед всей группой.

Устроившаяся на задней парте в комнате для занятий Дженни решила, что этот самый Бен окажется хомячком или, еще хуже, ужом. Однако Бен оказался всего-навсего куклой. Дженни огляделась по сторонам, поразившись, что никто из малышей не удивился, никто не захихикал.

— Когда-нибудь благодаря Бену я стану хорошим папочкой, — гордо заявил Хэнк. — Сначала я тренировался на маленькой сестренке, но я ее чуть не уронил, и мамочка дала мне Бена. Ну вот, теперь, когда мой папочка меняет грязные пеленки моей сестре, я беру Бена и пеленаю его, а его пеленки совсем не такие грязные. И я хочу вам показать, как нужно пеленать, потому что это совсем даже не просто. Нужно быть очень умным.

Слушая простодушный рассказ Хэнка, Дженни думала о том, как это замечательно, что некоторые половые стереотипы разрушаются прежде, чем успеют окончательно сложиться, и что отцовский опыт ценится даже в таком юном возрасте. Возможно, если бы ее отцу пораньше объяснили, насколько важно отцовство, вся жизнь ее могла бы сложиться по-другому.

Взгляд Дженни остановился на Синди. Рейф понимает, насколько это важно, так хорошо понимает, что женился на нелюбимой женщине, лишь бы сохранить рядом свою дочь. Дженни все еще противилась тому, чтобы полюбить Рейфа, но к тому, что она любит Синди, она уже привыкла. И все равно родительские чувства были для Дженни внове, и она очень боялась совершить ошибку.

А вот Синди не выказала ни малейших признаков страха. Она уверенно поднялась со своего места, встала перед всей группой и начала рассказ:

— Дженни была моим другом. Теперь она стала моей мамочкой. И она делает игрушечных мишек. И еще она очень знаменитая. И я очень рада, что она стала моей мамочкой. Теперь она вам расскажет о своих плюшевых мишках.

Закончив предисловие, Синди вернулась на свое место, а Дженни встала. Она открыла большую матерчатую сумку, которую принесла с собой, и начала доставать оттуда мишек, одного за другим, чувствуя себя скорее фокусником, достающим из пресловутой шляпы кроликов. Она принесла с собой мишек разных размеров. И начала с самых маленьких, дюймов четырех в высоту.

— Мишки, как и люди, бывают всех размеров, цветов и форм. От таких маленьких, пухленьких, как вот этот паренек, до высоких и похудее, как вот этот…

Дженни заранее обдумала, стоит ли вдаваться в историю плюшевых мишек — касаться, например, факта самого их названия [3], связанного с политической карикатурой на Тедди Рузвельта, а точнее, на Рузвельта-охотника, каким он показал себя в 1900 году. Но она быстро отказалась от этой идеи. В конце концов, это же пятилетние малыши, они не очень-то способны надолго сосредоточиваться.

Поэтому Дженни решила остановиться на том, чем хороши мишки.

— Понимаете, ребята, мишки отличные собеседники, — сказала Дженни. — Вы можете поведать им все свои секреты, зная наверняка, что они никогда ничего не расскажут другим. А все, что нужно этим мишкам, — очень много любви. Их нужно крепко-крепко обнимать не меньше двух раз в день!

Малыши могут быть очень любопытны, а ее сделанные на заказ мишки не предназначались для детей (более того, в целях безопасности, учитывая, что мелкие детали, например глаза, могли оторваться, адвокат даже посоветовала Дженни прикреплять ярлычки с напоминанием, что это предмет коллекционирования, а не игрушка для маленького ребенка). Поэтому Дженни не принесла в детский сад свои авторские произведения. Но зато она принесла чуть ли не самое популярное свое детище — Дедушку Мишу из шерстяного твида, поскольку как раз у него глаза были вполне прочно пришиты. Детей, как правило, приводили в восторг его очки.

Передав Дедушку по партам для знакомства, Дженни сказала:

— Дедушка Миша стареет, и теперь ему нужны очки, хоть он и жалуется на них постоянно.

— И мой дедушка тоже, — звонко воскликнул один из малышей. — Он еще их все время теряет.

— Дедушка Миша тоже все время терял свои очки, пока я не пришила их к нему крепкими нитками. Только с вашими дедушками этого лучше не делать! — спохватилась Дженни. Мало ли что может прийти в головки этим маленьким фантазерам!

После этого Дженни пустила по кругу несколько снимков своих медвежат.

— Посмотрите, здесь еще мишки, сделанные моими руками. Всем им пришлось сегодня остаться дома, вместо них появился Дедушка, чтобы вы могли представить себе их получше.

Огромный успех у малышни имели коммерческие игрушки, поскольку она облачила их во всевозможные наряды.

— Врачи тоже любят игрушечных мишек, — продолжала Дженни. — Даже приносят их в больницы, чтобы пациенты побыстрее выздоравливали. — Дженни лично знала нескольких педиатров и даже двух-трех психиатров, которым мишки помогали в ходе лечения. Более того, полицейские и сотрудники «Скорой помощи» всегда возили с собой мишку — на тот случай, если несчастье случится с ребенком. Имея это в виду, Дженни сама преподнесла в дар разным службам города не одного мишку.