Яд Борджиа [Злой гений коварства] - Линдау Мартин. Страница 102

Папа, наконец, нашел странным продолжительность и таинственность их разговора и приказал Бурчардо доложить Лукреции, что им пора удалиться. После этого Альфонсо еще раз преклонил колени, чтобы поблагодарить за оказанную ему честь, и выразил свою благодарность почти шепотом, от которого заалело все лицо молодой женщины. Она потупилась под его пламенным взором, а когда он поднялся, отвернулась, вспыхнула еще ярче, пробормотала в смущении несколько слов и протянула руку, которую Альфонсо несколько раз прижал к своим губам и сердцу.

Уход Лукреции с папой и обычной свитой послужил сигналом к закрытию заседания суда. Цезарь сам проводил Паоло и пригласил Лебофора к себе во дворец.

Альфонсо удалился в свою комнату. Бембо, вскоре последовавший за ним, нашел его прохаживающимся взад и вперед в большом волнении.

Несколько запинаясь, он поздравил своего повелителя с возвращением к нему благосклонности Лукреции, но принц, перебив его, обрушился на молодую женщину с жестокими обвинениями и оскорбительной бранью. Бембо был ошеломлен и встревожен, но его негодование запылало почти также сильно, когда Альфонсо сообщил ему об открытой им близости Лукреции с Реджинальдом, а в доказательство ее нравственной распущенности прибавил, что, когда он с умыслом возобновил свои ухаживания, она опять возобновила свои прежние предложения по его адресу. С безграничным удивлением слушал Бембо рассказ о приключении в катакомбах и с величайшей радостью принял приказание принца готовиться в путь, чтобы им было можно на другой день внезапно и тайно покинуть Рим.

Волнение Альфонсо нисколько не улеглось после этих вспышек, и когда при наступлении сумерек он остался один, то напоминал своим расстроенным видом человека, приговоренного к казни и в сильнейшем смущении ожидающего своей участи. Вдруг вошедший слуга доложил о прибытии посланца из Ломбардии, с важными вестями, и, прежде чем Альфонсо успел изъяснить согласие на его прием или уклониться от него, этот человек вошел в комнату. Альфонсо почти не взглянул на вошедшего, но, когда тот приблизился и, откинув свой капюшон, снял накладную бороду, он узнал Паоло Орсини.

– Орсини!.. Вы здесь? – воскликнул Альфонсо, не веря своим глазам.

– Да, и по делу, от которого зависит ваша жизнь, – ответил тот. – Я отчасти обязан вам своею жизнью и хочу отплатить вам за это, хотя признаю, что жизнь – лишь бедствие. Покиньте как можно скорее этот убийственный дворец и этот город: герцог Романьи обрек вас на гибель, но отсрочил ее лишь потому, что поручил назначенное мщение мне, наиболее обиженному вами.

– Завтра, в этот час, я рассчитывал быть за стенами Рима, – ответил Альфонсо. – Раньше я не могу... нет, скорее не хочу уехать и желал бы иметь для этого уважительную причину, чем неопределенную угрозу или предостережение.

– Чтобы привезти своему государю прекрасную невесту, с которой вы распили сегодня чудный эликсир для подтверждения вашего договора? – сказал Паоло, язвительно смеясь.

– Какую прекрасную невесту? Какой любовный эликсир? Вы бредите!..

– О, не притворяйтесь!.. Мне известно ваше предательство, а вскоре оно должно быть открыто и вашему повелителю, и папе. Отвечайте же мне, непорочная невинность! Ведь вы прибыли в Рим в качестве тайного шпиона герцога Феррарского, чтобы добыть невесту его сына? И пожалуй, не дальше, как сегодня ночью? Постойте, постойте, выслушайте меня! Тот любовный напиток, который Лукреция распила с вами, чтобы укрепить вашу преступную любовь, обнаружил ваш умысел даже перед Цезарем, который хотел только удостовериться в вашем вероломстве, чтобы уничтожить вас... Ведь ведьмы – эти старые еврейки Нотта и Морта, – продавшие вашей возлюбленной волшебное снадобье, служат лишь его орудием.

– Эликсир в питье, выпитом мною? Мне в самом деле казалось, будто бы неуловимый огонь... Неужели то был яд? Но это не может быть, Лукреция сама отпила из кубка, и так много, что я даже удивился. Любовный напиток?!

– Так полагала она, воображая, что ваша взаимная любовь будет вечной, если вы разопьете с нею это вино, – ответил Паоло. – Но в нем не было иного эликсира, иного яда, кроме того, который оставили в питье уста такой прекрасной змеи, как эта женщина. Будьте уверены, тут не было предательства. Ведь колдуньи, варившие зелье, отлично знали, что заказчица попробует его сама.

– И выпьет из кубка так много! О, значит, она намеревалась разделить мою участь, если бы в питье было что-нибудь смертоносное, или просто предвидела вашу хитрость и хотела провести вас.

– Но, может быть, вы и правы! Неужели она действительно рассчитывала с помощью адского колдовства овладеть мною?.. Но она ошиблась – это только должно закалить мое сердце для заслуженного наказания ее низости! Клянусь, если бы она осталась верна даже своей лживости, это не наполнило бы моей души таким отвращением и презрением, какие я испытываю сейчас. Но довольно об этом!.. Вернемся к вашему тяжкому обвинению. Я отвечу на него признанием и его может подтвердить вам Реджинальд. Знайте, – я вовсе не посланник, которому поручено добиться руки Лукреции Борджиа для принца Феррарского.

– Да, Лебофор не раз говорил, что вы ищете улик против нее, чтобы оправдать отказ вашего принца от брачного союза с нею, – ответил Орсини, – но он также заблуждался. Сам Цезарь сообщил мне тайну вашей миссии, открытую им случайно. Не правда ли, ведь Лукреция при сегодняшнем разговоре приказала вам от имени своего отца изложить папе на завтрашней аудиенции цель вашего прибытия в Рим?

– Я не опровергаю этого, – ответил Альфонсо, – и вдобавок признаюсь, что, если бы не случилось того, что последовало дальше, меня удивила бы уверенность, с какою Лукреция рассчитывала на мое предпочтение. Ведь ей, как и Цезарю, известна настоящая цель моей миссии. Выслушайте меня терпеливо, и я открою вам тайну, а все мое поведение пускай подтвердит мои слова.

Для Альфонсо стало крайне важно помешать опасному сближению между родом Борджиа и Орсини, и он без колебания приступил к рассказу о приключении в долине Эгерии, причем его слова в такой точности согласовывались с воспоминаниями Паоло, что он почти не сомневался в их справедливости.

– Значит, Цезарь в конец одурачил меня! – свирепо воскликнул Орсини. – Ведь он как раз в ту ночь сообщил мне о цели вашего приезда сюда, и теперь я вижу, что для вас было сверх человеческих сил противиться искушениям, которыми вас окружали.

– Уверяю вас, Цезарь присутствовал при том, но вы еще не знаете всей его гадости. Припомните все последующее, и вы не станете больше сомневаться в моей правдивости. Но я торжественно заявляю так: все, что я узнал, снимает с Лукреции постыдные обвинения, для подтверждения которых я намеревался собрать улики. Только один факт к несчастью, подтвердился, а потому лучше пусть земля похоронит под собою последний отпрыск великого дома Эсте, чем его незапятнанная честь погибнет в союзе с безнравственной женщиной.

– Поищите доказательств тому, что она заслуживает этого названия, но будете ли вы в силах доказать? Горе вам, если вы не сделаете этого!.. Тогда вам придется иметь дело со мною!.. – запальчиво сказал Паоло. – Говорите же откровенно, в чем заключается ваше обвинение против Лукреции Борджиа?

– Спросите у Реджинальда. Он может сообщить вам, куда он последовал за посланною Лукрецией, Фаустиной, и где и как провел ночь, – ответил Альфонсо, бледнея от собственных слов.

– Он в самом деле не был дома и уклончиво отвечал на мои расспросы, – задумываясь подтвердил Паоло. – Но ведь не хотите же вы сказать, не можете же...

– Думаю, вам станет понятно, если я скажу, что накрыл Реджинальда врасплох на тайном свидании в Ватикане, и он сознался мне, что приглашен для интимного разговора с Лукрецией о ваших делах.

– Это – ложь, чистая ложь, – воскликнул Паоло, – все тогда уже миновало, и ему это было известно лучше всякого другого! В тот же день изменник сказал мне, будто решил покинуть Рим, чтобы вернуться в свое отечество. Он часто усыплял в последнее время мою подозрительность подобными уверениями, я же полагал, что он замедлил свой отъезд ради меня, так как я сообщил ему все свои планы и сказал, что он может оказать мне большие услуги, помешав намерениям Цезаря.