Яд Борджиа [Злой гений коварства] - Линдау Мартин. Страница 38

С еще большим удивлением иоаннит заметил, что к процессии присоединилось немало дворян и высших чиновников, среди которых находились три консерватора, или представителя главного магистрата Рима. У входа в собор процессию ожидали копьеносцы магистрата. Они окружили ее, и сопровождаемые огромной толпой народа, священники направились к мосту Святого Ангела. Из восклицаний и разговоров зрителей иоаннит узнал, что значит все это.

– Я пойду в гетто и буду слушать, как он проповедует неверным собакам, проклятым евреям! – кричал один.

– Говорят, он будет проповедовать по-еврейски, потому что он говорит на всех языках, – сказал другой.

– Меня удивляет, – заявил старый нищий, – что святой отец берет на себя труд заботиться о еврейских душах.

– Он способен обратить черта в аду! – воскликнул в толпе какой-то доминиканец. – О, братия, какая честь, что такой праведник принадлежит к нашему ордену!

– Какая польза проповедовать убийцам нашего Спасителя? – послышался грубый голос. – Я со своей стороны спалил бы весь еврейский квартал и стер бы с лица земли!

– Всегда было в обычае говорить им проповеди накануне праздника! Кроме того, евреи платят значительные налоги, – проговорил чиновник министра финансов.

– Боюсь, что это – сравнение с антихристом! – возразил неизвестный, принадлежавший, судя по платью, к инквизиции.

Тот, кто предложил предать все огню и мечу, повернулся к чиновнику, но, едва заметив его платье, нырнул в толпу, словно рыба в воду.

У принца Альфонсо не было времени обратить внимание на этот порыв христианского рвения, но он все же заметил странность этого явления.

Это был человек лет скорее пожилых, в одежде крестьянина. Его широкая, украшенная пестрыми лентами, шляпа, была надвинута на лицо, но не настолько, чтобы скрыть отвратительные рубцы на нем. По его рыскающим, подозрительным глазам, по особой манере носить короткий плащ, словно он хотел спрятать под ним кинжал, в нем можно было подозревать одного из бандитов или бродяг, которые вследствие распущенности тогдашних нравов наводнили собою Италию и являлись для нее ужаснейшим бичом.

Иоаннит отправился дальше, не замечая, что и он возбудил не меньшее внимание в этом достойном представителе своей профессии. Альфонсо знал, куда доминиканец направил свой путь, и, чтобы избежать давки, решил нанять лодку и по реке проехать в еврейский квартал. Узкая улица привела его к Тибру. Он стал звать лодочника, но ему пришлось неоднократно повторить зов, прежде чем появилась старинная ладья со старым перевозчиком.

– В гетто! – лаконично сказал рыцарь. Лодочник сейчас же погрузил весла, и лодка была уже далеко на середине реки, когда рыцарь заметил в ней еще третьего, который был не кто иной, как крестьянин, находившийся в процессии.

– Что тебе здесь надо, приятель? – спросил с неприятным изумлением рыцарь. – Я нанял лодку для себя одного.

На грубом диалекте крестьянин ответил, что он просит извинить его дерзость, и позволить христианину послушать, как будут посрамлены евреи, а для этого разрешить ему ехать вместе с ним.

Рыцарь подумал немного. Нерешительный вид его спутника, неясность его подозрений и неуверенность в лодочнике заставили его отказаться от намерения выбросить нового пассажира за борт.

– Но ты не должен ехать даром, – сказал он, найдя превосходное средство отвратить от себя опасность. – Возьми-ка весла и помоги старику, или – говорю тебе – один из нас должен будет променять лодку на волны.

Легкое движение руки под плащом, по-видимому, подтвердило подозрение иоаннита. Но крестьянин повиновался без заметного неудовольствия, и лодка, подгоняемая другой парой весел, быстро понеслась по течению.

Рыцарь не выпускал из виду своих спутников, хотя с любопытством иноземца любовался берегами. Луна серебристым светом освещала здания Ватикана.

Берега реки постепенно расширились, и вдали показался остров святого Варфоломея. Вдруг оба лодочника, словно по команде, бросили весла и начали читать молитвы. Подозрение иоаннита, несмотря на этот благочестивый порыв, приняло бы вполне определенную форму, если бы он не заметил, что оба вдруг остановились, изумленно взглянув друг на друга.

– Разве ты тоже дал ответ святому Варфоломею, брат? – спросил лодочник.

– Нет, брат. Но здесь неподалеку находятся городские шлюзы, куда постоянно приплывают много христианских трупов. Вот я и подумал, что будет добрым делом помолиться за душу того, кто может быть сейчас кончается, – ответил крестьянин, в котором дон Альфонсо более чем когда-либо подозревал переодетого бандита.

– А для меня отсюда началось мое несчастье, потому что с тех пор, как я увидел, как бросали в реку труп герцога Гандийского, меня избегали все, словно чуму, и мне пришлось бы умереть от голода, если бы святой Варфоломей не посылал мне изредка какого-нибудь чужеземца, – печально промолвил лодочник. – В моей лодке никогда не увидят римлянина. И я делаю это ради того, чтобы убийцы не подумали, что я даю им сигналы, кто едет и богат ли он. А Небу известно, могу ли я догадаться об этом.

– Ты уверен в этом, старик? Его святейшество не пожалеет золота, чтобы заплатить за сведения, которые могли бы направить куда следует его мщение, – на чистом римском диалекте произнес крестьянин, внезапным движением наклоняясь к лодочнику, в то время как его рука снова исчезла под плащом.

Но прежде, чем эта попытка могла увенчаться успехом, иоаннит могучим усилием выбросил крестьянина за борт.

– Как? Неужели этот человек должен погибнуть? – с ужасом воскликнул лодочник.

– Если он из крестьян речной области, то не погибнет. Ведь все они так привыкли к воде, что чувствуют себя в ней, как рыбы. Если же нет, тогда он – презренный убийца и найдет там много знакомых, им же самим отправленных туда, – ответил иоаннит. Но что это он здесь оставил? Это – твой кинжал, старик?

– О, святой Варфоломей, нет! – воскликнул лодочник, осторожно поднимая кинжал, словно это была змея. – Но мне кажется, что точно такой же я видел на поясе Джованни из катакомб, прежде чем он и его люди были изгнаны добрым кардиналом Сиенским.

– А знаешь, я хотел бы иметь что-нибудь в руках. Ведь негодяй вынырнул и снова нырнул, как утка, словно боится, что его подстрелят! – сказал рыцарь. – Он плывет к камышам. Но так как он тебе не нравится, я решил помочь тебе в гребле. Итак, вперед!

– Ах, синьор, когда-то я не был таким мрачным и не возбуждал ни в ком подозрений, – ответил лодочник. – Но все неудачи обрушились на меня с той самой ночи! И это все оттого, что я был так уставши, что позабыл помолиться святому Варфоломею.

– Как же это случилось? Расскажи мне всю историю, потому что на севере Италии про нее толкуют по-разному.

– Была вот такая же ночь, как сегодня, только среда, – начал старик. – Я выгрузил дрова на берегу еврейского квартала и лежал в лодке, потому что надо было караулить то, что я выгрузил. Судя по звездам, была, должно быть, полночь. Вдруг – эх, лучше бы я спал! – я увидел двух человек, выходящих из-за угла улицы слева от церкви святого Джироламо. Глядя на них можно было заключить, что они явились только посмотреть, нет ли кого-либо постороннего.

– Ты не знаешь, каковы были по виду эти люди? – прервал его иоаннит.

– Клянусь Пресвятой Девой, один был похож на негодяя, которого ваша милость бросила в воду! – ответил лодочник, – другой же, судя по голосу и походке, был испанец. Оба были в черных масках. Осмотревшись со всех сторон и не заметив ни одной живой души, они вернулись за угол. Вскоре явились еще двое. Они тоже осторожно осмотрели все вокруг, и дали затем сигнал, должно быть, для своего спутника, потому что с трупом человека в седле из-за угла выехал всадник на серой лошади в яблоках. Рядом шли оба человека в масках, которые приходили раньше. Все трое приблизились к реке, между тем, как двое других сторожили улицу. И вот как раз против поворота оба в масках взяли у всадника труп, схватили его за руки и за ноги, и, раскачав изо всех сил, бросили в реку. Всадник спросил, утонул ли труп, но не повернул головы, словно боясь посмотреть. Когда же они ответили ему: «Да, синьор!» – он пришпорил лошадь и повернулся лицом к реке.