Путешествие к Арктуру - Линдсей Дэвид. Страница 43

Ручей также изменился. От его зеленой воды поднималось дрожащее сияние, будто некая сокрытая в нем сила ускользала в воздух. Некоторое время Маскалл в ручей не входил; теперь он решился на это, чтобы проверить его действие. Он ощутил, как в него входит новая жизнь, от ступней поднимаясь вверх; это скорее напоминало медленно растекающееся стимулирующее сердечное средство, чем жар. Чувство это было для него абсолютно новым, но он инстинктивно знал, что это. Энергия, испускаемая ручьем, поднималась по его телу не как друг или враг, а просто потому, что это был прямой путь к ее цели, лежащий где-то вовне. Но хотя у нее и не было враждебных намерений, ощущение возникало неприятное – он ясно осознавал, что этот поток угрожал вызвать какую-то физическую трансформацию, если он не сделает что-нибудь, чтобы предотвратить это. Быстро выпрыгнув из веды, он прислонился к камню, напряг мышцы и приготовился к надвигающейся атаке. И в тот самый момент, когда туман вновь навалился на его зрение, а он пытался с ним справиться, на лбу у него возникло целое море новых глаз. Он поднял руку и насчитал шесть, в дополнение к прежним.

Опасность прошла, и Маскалл засмеялся, поздравляя себя, что отделался так легко. Затем он задумался о назначении новых органов – хороши они или плохи. Он выяснил это, не пройдя и дюжины шагов вверх по ущелью. В момент, когда он спрыгивал с валуна, зрение его изменилось, и он машинально застыл на месте. Он одновременно воспринимал два мира. Своими собственными глазами он, как и раньше, видел ущелье, с его камнями, ручьем, растениями-животными, солнечным светом и тенями. Но вновь приобретенными глазами он видел иначе. Все детали долины были видны, но свет, казалось, пропал, и все выглядело нечетким, грубым и бесцветным. Массы облаков, заполнявших небо, закрывали солнце. Этот пар находился в интенсивном, почти живом движении. Он простирался повсюду, но был не очень густым; однако в некоторых местах плотность его была намного больше, чем в других, будто частицы в движении собирались вместе или расходились в стороны. При пристальном рассмотрении можно было различить каждую отдельную зеленую искорку из ручья, дрожа поднимавшуюся к облакам; но едва они туда попадали, похоже, начиналась жестокая битва. Искра пыталась пробиться сквозь облака куда-то выше, в то время как облака сгущались вокруг нее, куда бы она ни металась, пытаясь создать такую плотную тюрьму, чтобы дальнейшее движение было невозможным. Насколько мог различить Маскалл, большинству искр, в конце концов, после отчаянных усилий, удавалось выбраться наружу; но та, на которую он смотрел, была поймана, и произошло следующее. Ее окружило плотное кольцо облаков, и несмотря на яростные прыжки и броски во всех направлениях, – будто живое дикое создание, попавшее в сеть – нигде не могла найти она разрыва и тянула за собой окутывающее ее облако повсюду, куда двигалась. Пары продолжали сгущаться вокруг нее и стали напоминать черные тяжелые сжатые массы, наблюдаемые в небе перед сильной грозой. Тут зеленая искорка, еще видимая внутри, оставила свои усилия и некоторое время оставалась совершенно неподвижной. Облачная форма продолжала уплотняться и стала почти сферической; становясь тяжелее, неподвижнее, она начала медленно опускаться, направляясь ко дну долины. Когда она находилась прямо напротив Маскалла и от ее нижнего конца до земли оставалось лишь несколько футов, ее движение совсем прекратилось, и по меньшей мере на две минуты наступила пауза. Вдруг, как удар молнии, большое облако схлопнулось, стало маленьким, изрезанным, цветным, и растение-животное зашагало на ногах, пробуя корнями землю в поисках пищи. Завершающую стадию явления он наблюдал обычным зрением, для которого это создание чудесным образом возникло из ничего.

Маскалл был потрясен. Подавленость покинула его, уступив место любопытству и трепету. «Это в точности походило на рождение МЫСЛИ, – сказал он себе, – но кто мыслитель? В этом месте работает какое-то великое Живое Сознание. У него есть разум, поскольку все его создания различны, и характерная особенность, поскольку все принадлежат к одному общему типу… Если я не ошибаюсь, и если это та сила, которую зовут Создателем или Кристалменом, я видел достаточно, чтобы захотеть узнать о нем побольше… Смешно было бы переходить к другим загадкам, не разрешив эту». – Чей-то голос окликнул его сзади, и, обернувшись, он увидел ниже по ущелью спешащую к нему в отделении человеческую фигуру. Она более походила на мужчину, чем на женщину, довольно высокого, но проворного, одетого в темное одеяние, похожее на рясу, спускавшееся от шеи ниже колен. Вокруг головы был обернут тюрбан. Маскалл подождал его, а когда тот приблизился, немного прошел ему навстречу.

И тут он удивился во второй раз, ибо, хотя эта личность явно была человеческим существом, она не являлась ни мужчиной, ни женщиной, ни чем-то средним между ними, а несомненно принадлежала к какому-то определенному третьему полу, вид которого изумлял и был труден для понимания. Чтобы перевести в слова то ощущение пола, которое произвела на Маскалла физическая внешность незнакомца, необходимо было бы создать новое местоимение, поскольку к нему не подходило ни одно из земных: «он», «она», «оно». И хотя Маскалл в дальнейшем мысленно называл незнакомца «он», ощущение неточности не покидало его.

Он осознал, что не в состоянии сразу понять, почему телесные особенности этого существа показались ему проистекающими от пола, а не от расы, но все же в самом этом факте он не сомневался. Тело, лицо, глаза абсолютно не принадлежали ни мужчине, ни женщине, представляя нечто совершенно иное. Точно так же, как человек с первого взгляда абсолютно независимо от очертаний фигуры по какой-то не поддающейся определению разнице в выражении и атмосфере отличает мужчину от женщины, так незнакомец отличался по внешности от них обоих. Как и у мужчин и женщин, вся его личность выражала скрытую чувственность, придававшую и телу, и лицу их своеобразный характер… Маскалл решил, что это ЛЮБОВЬ – но какая любовь – любовь к кому? Это была не стыдливая страсть мужчины, и не глубоко укоренившийся женский инстинкт покорности судьбе. Она была столь же реальной и непреодолимой, но совершенно иной.

Маскалл продолжал вглядываться в эти странные архаичные глаза, и у него возникло чувство, что это полное любви существо не кто иной, как сам Создатель. Его осенило, что целью этой любви было не продолжение рода, а бессмертие на земле отдельной личности. В результате не появлялись дети; сам возлюбленный был вечным ребенком. Более того, он добивался, как мужчина, но воспринимал, как женщина. Все это смутно и беспорядочно выражалось этим необычным существом, которое, казалось, выпало из иной эпохи, когда мироздание было другим.

Из всех причудливых личностей, которые до сих пор встречались Маскаллу, эта потрясла его как бесконечно чуждая – то есть наиболее отдаленная от него по духовной сути. Если бы даже они прожили вместе сто лет, они не стали бы товарищами.

Маскалл стряхнул с себя похожие на транс размышления и, более детально разглядывая незнакомца, попытался разумом объяснить те удивительные вещи, которые ему подсказала интуиция. Существо обладало широкими плечами и крупной костью, у него не было женской груди, и всем этим оно напоминало мужчину. Но кости были такими плоскими и угловатыми, что плоть представляла собой нечто кристаллообразное, с плоскими поверхностями вместо изгибов. Тело выглядело так, будто море веков обтачивало его, придав гладкость и округлость, но в результате какой-то одной неожиданной ИДЕИ оно покрылось углами и гранями. Лицо тоже было изломанным и неправильным. Маскалл со своими расовыми предрассудками не счел его красивым, но все же красота в нем была, хотя и не мужского и не женского типа, поскольку в нем содержались три составные части красоты: характер, разум и гармония. Кожа имела медный оттенок и странным образом сияла, будто подсвеченная изнутри. Бороды на лице не было, а волосы на голове имели длину, как у женщины, и были заплетены в одну косу, спадавшую сзади до самых лодыжек. На Маскалла смотрели лишь два глаза. Часть тюрбана, пересекавшая лоб, выступала вперед так далеко, что под ней несомненно скрывался какой-то орган.