Дикарь и простушка - Линдсей Джоанна. Страница 8

Обстановка особняка поражала роскошью. Мебель, насколько мог заметить Дункан, была в старом французском стиле: хрупкая, изящная, с позолотой и изогнутыми ножками, хорошо сохранившаяся, но с таким количеством медальонов и резьбы, что выглядела несколько безвкусно.

Зеркала и картины были заключены в тяжелые позолоченные рамы, на огромных хрустальных люстрах позвякивало столько подвесок, что любой, имевший несчастье засмотреться на них, когда горели все свечи, непременно ослеп бы. В каждой комнате стояли цветы: очевидно, где-то поблизости была оранжерея.

Такого блеска Дункан не ожидал. Судя по серому, исхлестанному ветрами фасаду особняка, старик должен был окружить себя простой, незатейливой тяжелой мебелью, а уж никак не фривольным декором прошлого столетия.

Но с другой стороны, тут не было ничего странного, ведь Невилл действительно жил в прошлом веке и мог привыкнуть к вычурной обстановке, в которой родился и вырос, Дункан ничуть не удивился бы, появись его дед в дурацком пышном парике по моде давно забытых лет.

Он был страшно удивлен, когда высокомерный дворецкий препоручил его заботам младшей горничной, которая, в свою очередь, адресовала его к старшей горничной, и наконец спокойная рассудительная экономка проводила его в спальню. Подумать только: одним гостем занималось сразу четверо слуг! Дункан с трудом сдержал смех, когда экономка почтительно присела перед ним и повела по коридору. Господи, да достаточно было бы всего лишь указать ему дорогу!

Но церемонии на этом не закончились. В спальню впорхнула еще одна служанка, она разожгла огонь в камине. Затем появилась другая, с горячей водой и полотенцами. По ее пятам шествовала третья, с большим блюдом закусок: печенье, колбаски, сладкие пирожки, чайник и кувшинчик с шоколадом. Не прошло и десяти минут, как на пороге возникла четвертая — узнать, не нужно ли чего молодому хозяину.

И в довершение ко всему прямо из воздуха материализовался Уиллис, тощий коротышка средних лет, с редкими каштановыми волосенками и карими глазками-пуговичками, гордо объявивший, что именно ему выпала огромная честь стать камердинером будущего маркиза. И если Дункан посчитал здешнего дворецкого надменным болваном, то теперь обнаружил, что вид у его собственного камердинера еще более спесивый. И чего тут чваниться?

Мактавиш был не настолько невежествен, чтобы не знать, для чего нужны камердинеры. Но он просто потерял дар речи от изумления, когда увидел, как кто-то распаковывает за него чемодан, чемодан, который Уиллис силой отнял у лакея, чтобы лично принести наверх. Не успев прийти в себя, чтобы отослать новоявленного помощника, Дункан услышал удивленное:

— Это юбка, милорд?

— Это килт, болван! — взревел Дункан, багровый от такого оскорбления.

Уиллис же, не теряя хладнокровия, покачал головой, неодобрительно поцокал языком и, тщательно сложив, поместил килт в комод. Дункан молча уставился на него. Мало того что этот тип ничего не смыслит в одежде настоящего шотландского мужчины, так ему еще и нипочем его яростный взрыв?! Ну он ему покажет!

Стиснув кулаки, Дункан сухо процедил:

— Вон отсюда!

Ему наконец удалось обратить на себя внимание камердинера, но и тут Уиллис оказался на высоте.

— Милорд? — только и обронил он, обратив на хозяина недоумевающий взгляд.

Дункану волей-неволей пришлось пояснить:

— Видишь ли, у меня никогда в жизни не было камердинера, я и впредь не собираюсь его заводить.

Но Уиллис не оскорбился и не исчез после такого решительного заявления. Он снова прицокнул и объявил:

— В конце концов, не ваша вина в том, что вы родились именно в той варварской стране, но теперь вы, слава Богу, в Англии и наверняка захотите, чтобы все было как полагается.

— Да неужели? — грозно прошипел Дункан.

— Ну, разумеется, в этом нет ни малейшего сомнения. Поверьте, вам без меня не обойтись. Любому джентльмену благородного происхождения и в голову не придет одеваться собственноручно.

— Никакой я не джентльмен, не милорд и вполне способен одеваться сам, черт побери! А теперь убирайся, пока я не вышвырнул тебя вон!

Только теперь Уиллис, очевидно, принял его слова всерьез и запаниковал:

— Неужели вы вправду выгоните меня, милорд? Тогда мне плохо придется!

— Но ты мне ни к чему!

— Ни одна живая душа этому не поверит, — вздохнул Уиллис. — Все посчитают, что я не угодил вам, и у меня не останется ни единого шанса когда-нибудь занять такую же важную должность. Со мной будет навсегда покончено, милорд, если придется вернуться в Лондон.

Дункан мог бы поклясться, что нижняя губа бедняги жалостно дрогнула. Он тяжело вздохнул. От природы не злой человек, он просто хотел идти по жизни своей дорогой и не терпел ничьего вмешательства. Однако Дункан не желал, чтобы из-за него с кем-то «было покончено».

Дьявол, до чего же ему не по душе компромиссы и уступки!

— Так и быть, — сдался молодой Мактавиш, — можешь чистить и гладить одежду, но одевать меня не смей, ясно?

— Спасибо, милорд, — воспрянул духом Уиллис, мгновенно возвращаясь к прежнему надменному, раздражающе-снисходительному тону. — Надеюсь, я могу пригласить портного маркиза для примерки будущего гардероба или скоро прибудут сундуки с вашими вещами?

Дункан безмолвно смотрел на камердинера. Дай англичанину палец…

Глава 9

В отличие от теток Сабрина не видела никакой трагедии в том, что история ее семьи может выплыть на свет Божий. Но отношение лондонского общества к так называемому «скандалу» оказалось таким странным, если не сказать более, что она только плечами пожимала, не зная, плакать или смеяться. Если раньше люди поглядывали на нее с любопытством, как на всякое новое лицо в столичном свете, то теперь их взоры ясно говорили: «Как?! Ты все еще жива?! Но ничего, это ненадолго, могу в этом поклясться!"

Одна глупенькая дамочка даже вскрикнула, словно увидела призрак. Сабрина могла лишь предполагать, какие ужасы, не имеющие ничего общего с действительностью, наговорили этой особе сплетники.

Ее надеждам найти мужа в столице, разумеется, не суждено будет сбыться. Что ни говори, джентльмены вступают в брак, чтобы обзавестись наследниками, а кому нужна жена, которая не проживет достаточно долго, чтобы родить сына! Правда, обе тетки Сабрины благополучно здравствуют и много лет спустя после тех трагедий, но кто примет это в расчет? Нет, умудренные жизнью светские львы и львицы не собирались обращать внимания на такие пустяки. Так что не было смысла рассказывать всю правду о семье Ламберт. Люди верят только в то, во что хотят верить, несмотря ни на какие доказательства. Кроме того, в светском обществе вот уже целую неделю не о чем было говорить, и свеженькая сплетня подоспела как нельзя более кстати. Куда интереснее утверждать, что Ламбертов преследует рок и члены этой семьи склонны расставаться с жизнью задолго до отпущенного им срока.

К сожалению, прадед Сабрины, Ричард, действительно отважился на столь ужасный поступок, а его легкомысленная жена, не в силах пережить трагедию, последовала примеру мужа. Казалось, на этом цепь роковых событий должна была оборваться: дочь Ричарда Люсинда в то время была замужем за графом Уильямом Ламбертом, человеком крепкого здоровья и могучего сложения. У супругов родились две дочери, Хилари и Элис. Отец Сабрины, Джон, еще не появился на свет, и именно поэтому герцогский титул перешел к дальнему родственнику, которого Ламберты никогда не встречали.

Никто так и не узнал, прыгнула Люсинда с балкона сама или упала с него случайно. Ее здоровье сильно ухудшилось после рождения наследника: бедняжку мучили уныние и меланхолия, а после родов она долго лежала в горячке. Но никто в графстве не сомневался, что безумие, которым была отмечена эта семья, опять проявило себя, и скандал разгорелся с новой силой. Вот почему Хилари и Элис так и не дождались своего первого лондонского сезона.