Люби меня вечно - Линдсей Джоанна. Страница 36

Заметив, что все еще смотрит на его губы, Кимберли снова покраснела и выпалила:

— Герцогиня устроит завтра или в крайнем случае послезавтра один эксперимент.

Она быстро зажгла лампу на туалетном столике и бросила ветку обратно в камин. Повернувшись к нему, она убедилась, что лишнее освещение отнюдь не помогло. Он по-прежнему оставался таким же привлекательным: каштановые волосы упали на белую рубашку; в отблесках света от камина в его волосах появились заметные рыжие искорки, а зеленые глаза пристально смотрели на нее…

— Какой эксперимент?

Кимберли даже пришлось секунду соображать, о чем они говорят. Она покраснела еще раз — оставалось только надеяться, что Лахлан этого не заметил.

— Я сегодня разговаривала с Биллом Эйблзом, — объяснила она. — И доказала — по крайней мере себе, — что он вообще не знает вашего голоса. Так что мы заставим его послушать вас и еще нескольких шотландцев, а он должен будет сказать, какой голос принадлежит вам. Он этого сделать не сможет. Ему придется угадывать.

Лахлан мгновение помолчал, размышляя над ее словами, а потом сказал то же, что и Меган:

— Ему может повезти.

— Да, тогда нам страшно не повезет. — Она вздохнула. — Если это не сработает и если… если отпущенный вам срок закончится, а вор не будет пойман, тогда я признаюсь, где была той ночью.

Она сумела удивить его. Он стремительно встал и в следующую секунду уже был рядом с нею, на сей раз удивив ее. Она пришла в сильнейшее волнение — он оказался совсем близко и вдруг нежно, обхватив руками ее голову, спросил:

— Ты пойдешь ради меня на это, милочка? Его взгляд обжигал ее, так что Кимберли вынуждена была опустить глаза. А прикосновения, Боже правый!..

— Придется, — шепотом призналась она. — У меня не будет выхода. Я не могу допустить, чтобы вас отправили в тюрьму, а то, что я была с вами, доказывает…

Поцелуй прервал ее слова, не дав договорить. Она могла избежать его, отодвинуться… Может быть. Но теперь — теперь было уже слишком поздно. Она снова ощутила его вкус, шершавость запекшихся на губах болячек, нежность языка… Запах его тела пьянил ее.

Сначала его губы прикасались к ней очень осторожно, но в руках его уже ощущалась сила — он удержит ее, если она решится прервать поцелуй. Но она не хотела даже и пытаться, ни капельки не хотела. Она знала, что должна была бы, но… Когда она была рядом с Макгрегором, слово «должна» теряло смысл.

Ее чувства вновь проснулись, обострились до предела. Она трепетала от волнующего ожидания. Сладкой болью наполнилась грудь, томительным желанием налилось тело! А ведь он еще к ней не прикасался: только держал в ладонях ее лицо, да губы их слились в поцелуе…

Она слабо вздохнула и положила руки ему на грудь — не оттолкнуть, а чтобы дотронуться до него. Казалось, Лахлан только и ждал этого, потому что в ту же секунду обнял ее и тесно прижал к себе. Теперь его язык двигался глубоко и очень чувственно. Руки жарко скользили по ее спине и бедрам, привлекая ее все теснее к возбужденной плоти, к его жару. Наконец он подхватил ее на руки и осторожно положил на кровать.

Кимберли знала, что он собирается сделать. Где-то в глубине души она понимала, что вот-вот снова произойдет то, чего она не должна допускать. Но она купалась в блаженстве, которое он ей дарил, чувствовала жар его огромного тела, который, казалось, теперь уже окружал ее со всех сторон, нежные прикосновения его пальцев, пока он медленно ее раздевал… Кимберли понимала, что происходит, но в ней не было желания его остановить. Она жаждала только испытать наслаждение сполна — и поскорее.

Но Лахлан не собирался торопить то, о чем мечтал с той ночи, когда вот так же прикасался к ней. Он заронил в нее искру, которую собирался раздувать медленно…

Кимберли задрожала, когда его язык сначала скользнул вокруг ее ушка, а потом погрузился в него, застонала, когда он стал дразнить набухший бутон ее соска. Но она чуть не слетела с постели, когда его язык провел дорожку вниз по ее животу, и потом… Боже, нельзя!.. Но она была бессильна в своем желании, беспомощна в наслаждении, а он полон решимости узнать все ее тайны, подарить все восторги.

Волны наслаждения захлестнули ее… Экстаз был настолько сильным, что, когда Лахлан вошел в нее, наполнив горячей плотью, прикоснувшись к средоточию ее тайн, она снова достигла вершин наслаждения. А потом еще раз, несколько минут спустя, когда он застонал от блаженства.

Она уснула прежде, чем ее дыхание выровнялось, и так крепко, что даже не почувствовала, как он прижал ее к себе, торжествующе выдохнув:

— Теперь ты моя, милочка. Хочешь ты этого или нет, но утром ты в этом убедишься.

Кимберли этого не слышала — на свое счастье, иначе уже не смогла бы заснуть.

Глава 32

Лахлан собирался не спать всю ночь. Он хотел любить Кимберли этой ночью еще и еще раз — надо было, чтобы к утру она не сомневалась в том, что они созданы друг для друга. Больше он не примет никаких отговорок. На этот раз она должна будет согласиться выйти за него замуж. И он был счастлив этой мыслью.

Самое смешное заключалось в том, что он пришел к ней в комнату, не имея намерения ее соблазнить. Верно, он постоянно об этом думал, но прошлой ночью только хотел узнать, почему она разговаривала с Биллом Эйблзом.

Ему даже не пришлось спрашивать. Кимберли сама все ему объяснила. Но он совершенно не ожидал услышать, что она готова доказать его невиновность, пожертвовав собственной репутацией. Больше того — она с самого начала была готова на это пойти, если бы стало необходимо.

Лахлан был тронут до глубины души, когда увидел, что он действительно ей небезразличен, что она любит его, несмотря на все свои уверения в обратном! И он не удержался и заявил на нее свои права. И его Ким позволила ему это сделать. Если у него еще и оставались сомнения, то ее страстный, радостный ответ на его ласки окончательно их рассеял.

Да, он собирался не засыпать и уйти из ее комнаты, так же как в прошлый раз, перед рассветом. Он вернулся бы в подходящее время, чтобы окончательно уладить их отношения; Но он понял, что планы его нарушились, когда его разбудило негромкое мурлыканье — веселая песенка и звуки растапливаемого камина.

В своей комнате камин он растапливал сам. Горничные, на которых лежали эти обязанности, не появлялись в его комнате раньше полудня, когда были полностью уверены, что он уже встал.

Тем не менее у противоположной стены растапливался камин — и делала это не Кимберли, потому что он по-прежнему ощущал рядом с собой ее теплое дыхание. Она тесно прижалась к нему, перебросив ногу через его бедро, обнимавшая его за шею рука почти душила его. «Не заметить такое невозможно», — подумал он, смеясь про себя.

Однако события приняли неожиданный поворот. Лахлан не мог рассчитывать на то, что останется незамеченным, — его громадное тело может не заметить только слепой! Надеяться же на то, что ему повезет и горничная подслеповата, не приходилось: ему в последнее время совсем перестало везти.

То, что произошло, было довольно комичным — по крайней мере так он решил потом.

Сейчас, однако, Лахлан не видел ничего смешного в том, как Кимберли сладко потянулась рядом с ним. Видимо, и ее разбудили звуки, которые производила горничная. Это тоже было бы не так плохо. Даже чертовски приятно… Но только он успел так подумать, как она с громким воплем села в постели. А в следующую секунду завопила и горничная — да так, что чуть потолок не рухнул.

Тогда Лахлан и сам сел, пробормотав какие-то ругательства в адрес их криков и своих несчастных ушей.

Горничная уставилась на него, выкатив глаза и прижав к щекам вымазанные в саже руки. Он бросил на нее гневный взгляд, и она стремительно выбежала из комнаты. Кимберли кричала ей вслед, приказывая вернуться, но безрезультатно. Дверь с шумом захлопнулась. А Кимберли то ли застонав, то ли зарычав, спрятала голову под подушку.