Влюбленный мститель - Линдсей Джоанна. Страница 4

Она под каким-то надуманным предлогом попыталась отказаться от обеда с ним, но другой возможности он ей не даст. Лучшего времени познакомиться поближе просто быть не может!

Винсент взял Лариссу за руку, повел в столовую, усадил и немедленно отошел, чтобы дать ей время освоиться. Он уже успел заметить ее волнение и смущение или, скорее, нежелание смотреть ему в глаза. По его мнению, на это была лишь одна причина.

Очевидно, несмотря на всю неприязнь, ее все же влекло к нему.

Что же, вполне естественно. Женщин всех возрастов и сословий привлекала в нем не только внешность, но и вызов, который он бросал всем своим видом и поведением. Они умирали от желания сокрушить его панцирь, разрушить барьеры и никак не могли осознать всей тщетности своих усилий. За непробиваемой скорлупой, к сожалению, зияла пустота.

Что же касается Лариссы… он воспользуется ее влечением к нему, чтобы преодолеть возникшую с самого начала неприязнь девушки. А потом постарается окончательно вскружить ей голову. Что ни говори, а в войне все средства хороши. И если понадобится, он пойдет до конца. Будет беспощадным и безжалостным. Хотя бы раз в жизни бесстрастность и бесчувственность сослужат ему хорошую службу.

Винсент уселся напротив и дал знак поджидавшим слугам подавать обед. Но только после первого блюда девушка заметила его откровенно восхищенный взгляд и снова зарделась. Ее очевидное смущение, впрочем, не послужило ему препятствием.

Винсенту не раз давали понять самыми различными способами и по самым различным поводам, что у него безмерно выразительные глаза, в которых отражаются переживаемые им чувства. Подобные признания немало забавляли его, поскольку делались обычно в постели, в пылу страстных объятии, а он редко испытывал к женщине что-то кроме легкого интереса. По-видимому, все дело в цвете его глаз. Сверкающий янтарь, расплавленное золото, дьявольски порочные, чувственные… всеми этими эпитетами награждали его мимолетные любовницы, но Винсент только отмахивался. Глаза как глаза, ничего особенного, по его мнению, обычные светло-карие, с золотистыми искорками, таких миллионы. Правда, он прожил с ними двадцать девять лет и, разумеется, привык.

Но если Ларисса воображала, что в них горит жаркое желание, хотя он всего лишь восхищался ее красотой, не забывая при этом насыщаться, это тоже сослужит ему хорошую службу. Предпочтительнее действовать не слишком открыто. Обольщение — дело тонкое. Жаль только, если она окажется слишком недалекой, чтобы понять, как умело ее соблазняют. Правда, и бежать ей некуда. Она в его власти. Следует только умело убедить, что все зависит от нее. Так он и сделает в подходящий момент. Разумеется, сейчас еще слишком рано: она пробыла в его доме меньше часа.

И все же… он не мог отвести от нее глаз, хотя и понимал, что следовало бы. Но не мог.

Поразительно, как это Аскот до сих пор ухитрялся прятать от общества свою прелестную дочь. Держать взаперти! В конце концов, они уже третий год живут в столице. К этому времени ее наверняка должны были заметить, тем более что по соседству жили немало титулованных особ. Однако она не была помолвлена, не имела поклонников и никогда не становилась предметом злословия. Этот сезон должен был стать для нее первым… если бы отец успел домой вовремя, чтобы вывезти ее в свет.

— Почему вы не выезжаете? — решился спросить он наконец. — О вас никто не знает!

— Вероятно, я не прилагала к этому никаких усилий, — слегка пожала плечами девушка.

— Но в чем же причина?

— Я не хотела перебираться в Лондон. Выросла в Портсмуте и была там безмятежно счастлива. Поэтому и сердилась на отца за то, что оторвал меня от привычной жизни. Весь первый год я вела себя как глупое избалованное дитя и делала все возможное, чтобы заставить отца пожалеть о переезде. Словом, была эгоистичной и себялюбивой. Но потом мне стало стыдно, и весь следующий год я старалась загладить свою вину перед отцом и сделать наш дом уютным и теплым. Знакомиться с соседями просто времени не хватало… Господи, зачем я все это вам выкладываю?

Винсент расхохотался, сам удивляясь такой откровенности. Кроме того, она казалась такой невинной и смущенной собственной болтовней. Пожалуй, это самое забавное: он заставил ее забыть о строгих правилах этикета и ненадолго стать простой и естественной.

— Должно быть, вы слишком нервничаете, — подсказал он, все еще улыбаясь.

— Вовсе нет, — запротестовала она, по-прежнему избегая его пристального взгляда, который он и не думал отводить.

— Ваше смущение вполне понятно. В конце концов, мы недостаточно хорошо знакомы… пока.

Утверждение «хорошо знакомы» имело, к сожалению, немало тончайших оттенков, и девушка, очевидно, не собиралась смириться ни с одним.

— И вряд ли познакомимся ближе, — сухо бросила Ларисса и, немного подумав, добавила:

— Я знаю, почему мы здесь.

— Знаете? — заинтересовался он.

— Разумеется. Без этого мой отец вряд ли согласился бы встретиться с вами. Видимо, это единственный способ увидеться с ним и уладить то самое таинственное недоразумение, которое вы так упорно отказываетесь разъяснить.

Подчеркнутое напоминание о том, что он не совсем с ней откровенен, которое он, в свою очередь, старался не замечать, поскольку не собирался обнаруживать свои истинные мотивы. Мщение должно застать врага врасплох. Просто не мешает знать, какие в этот момент у него на руках козыри в той игре, что он ведет с ней. Особенно потому, что девушка с каждым днем все больше интересовала его.

Когда она призналась, что не знает, куда идти, он, естественно, представил ее одиноко бредущей по улицам, без пенни в кармане, но, судя по сережкам в ее ушах, она вовсе не так уж обездолена. И все же он хотел, чтобы у нее не осталось иного выхода, кроме как провести несколько недель под его крышей. Не хватало еще, чтобы она догадалась продать драгоценности и найти себе другое жилище! А ведь так, вполне возможно, и случится, едва она поймет, что он любыми путями старается затащить ее в постель.

К сожалению, быстрая, стремительная атака отличается от долгой, утомительной, терпеливой осады как небо от земли. Ничего не поделаешь, придется тщательно выбирать каждое слово, каждый жест, каждый намек. К несчастью, время работает против него, поскольку Джордж Аскот может вернуться в любую минуту. Пожалуй, разумнее всего будет убедить Лариссу, что она в самом деле оказалась в безвыходном положении и полной нищете. Поэтому он предложил с сочувственным вздохом:

— Если у вас остались дорогие украшения, предлагаю на время запереть их в мой сейф. Слуги в этом доме достойны всяческого доверия, но я недавно нанял новых горничных, в честности которых пока не убежден.

— Матушка в самом деле оставила мне несколько чудесных вещиц. Но я собиралась продать их только в самом крайнем случае. Однако у нас есть картины, с которыми давно следовало бы расстаться. Я слишком долго медлила в надежде, что отец вот-вот вернется. Завтра же обо всем позабочусь.

— Вздор. Теперь вам совершенно ни к чему лишаться своего состояния. Здесь вы совершенно спокойно можете дожидаться отца. Уверен, он все уладит, как только вернется.

— Согласна, но я не желала бы стать вашей нахлебницей, хотя последние деньги истратила на лекарства для Томаса. Но ему нужно еще столько всего…

— Пока мы беседуем, вашу мебель грузят в фургоны и отправляют на хранение. Повторяю, нет никакой надобности продавать вещи. На этой неделе придет мой личный врач осматривать домочадцев, как всегда в это время года, так что не стесняйтесь воспользоваться его услугами и привести к брату. Но как случилось, что у вас совсем не осталось сбережений? Неужели Джордж Аскот настолько беспечен, что…

— Разумеется, нет! — негодующе перебила она. — Но до наших кредиторов откуда-то дошли совершенно беспочвенные слухи о том, что он не вернется. Все вдруг потребовали уплаты по счетам и никак не хотели верить, что отец скоро будет дома. Пришлось отдать все деньги, лишь бы они не поднимали шума. А потом Томас подхватил эту ужасную простуду. О, ему становилось все хуже и хуже, и мне уже стало казаться…