Это дикое сердце - Линдсей Джоанна. Страница 25

— Если ты не слишком торопишься, может, нальешь мне кофе? — спросила Кортни, поднимаясь и складывая постель. Тут только она поняла, что легла вчера спать не раздевшись. — Господи, я, наверное, рехнулась, — пробормотала она, ощупывая все еще непросохшую одежду.

— Возможно, это была запоздалая реакция, — предположил Чандос.

— Реакция? — Кортни стрельнула в него глазами. — Но ты-то знал! Почему же не напомнил мне?

— Я напомнил. Ты сказала мне «большое спасибо», легла и заснула.

Кортни отвернулась, представив, какой дурой она ему показалась, когда улеглась спать в мокрой одежде. А все из-за того, что Чандос вдруг захотел ее! Конечно, дура.

— Мне… надо переодеться, — сказала она и поспешно ушла.

Но на этом ее неприятности не закончились. Вчера вечером она так быстро собиралась, что, не подумав, сунула мокрую одежду в саквояж, и теперь все вещи отсырели.

Кортни глянула через плечо на Чандоса, потом опять в саквояж.

— Чандос, я… я…

— Что там еще стряслось. Кошачьи Глазки? Она опять посмотрела на него и выпалила:

— Мне нечего надеть.

— Нечего?

— Нечего. Я… положила в саквояж мокрые вещи и… забыла их оттуда вытащить и просушить.

— С просушкой придется подождать до вечера. А твои брюки тоже мокрые?

Он подошел к ней и заглянул в саквояж.

— Нет, сухие. Я убрала их в седельную сумку.

— Ну что ж, тогда надевай их.

— Но я думала…

— Ничего не поделаешь. Погоди, я дам тебе одну из своих рубашек.

Удивительно, но Чандос, казалось, совсем не рассердился. Через секунду он бросил ей кремовую рубашку из мягчайшей оленьей кожи. Вся беда заключалась в том, что рубашка была не на пуговицах, а на шнуровке, а у Кортни не было сухой сорочки, чтобы надеть под нее.

— Не хмурься, Кошачьи Глазки, все равно ничего другого нет: все остальные мои вещи надо стирать.

— Да нет, ничего… Я с удовольствием постираю тебе.

— Нет, — резко бросил Чандос. — Это делаю я сам.

Вот теперь он рассердился. О Боже! Вытащив из сумки брюки, Кортни пошла в кусты. Что за ужасный человек! Она только хотела помочь, а он так вскинулся, словно она в жены ему набивалась.

Через пять минут Кортни вышла на поляну. Лицо ее пылало от злости на Чандоса и от смущения за свой костюм. Рубашка Чандоса оказалась ей слишком длинна — намного ниже бедер, и она не могла заправить ее в брюки. А треугольный вырез на шнуровке, который ему доходил только до середины груди, у нее достигал пупка. Но хуже всего были шнурки из грубой сыромятной кожи. Она никак не могла затянуть их туго. Кортни старалась изо всех сил, но так и не справилась с этим.

Кортни поворачивалась спиной к Чандосу, а подойдя к костру за кофе, прикрыла грудь шляпой. Только раз она взглянула на него, и этот взгляд предупреждал: «Только посмей что-нибудь сказать!» Но Чандос не только молчал, но и вообще не смотрел на нее.

Чтобы справиться со смущением, Кортни начала подыскивать безопасную тему для разговора, и тут взгляд ее упал на чужую кобылу, которая паслась вместе с их тремя лошадьми.

— Не слишком ли ты сурово обошелся с этим Траском, заставив его возвращаться в Канзас пешком?

Эти слова вызвали непредвиденную реакцию. Чандос уставился на нее голубыми, холодными как лед глазами, и Кортни сочувствовала, что он на грани бешенства.

— Ты не знаешь, в чем он виноват, леди. Как же ты можешь судить о том, чего он заслуживает?

— А ты точно знаешь, что он виноват?

— Да.

— В чем?

— В изнасилованиях и в зверских убийствах мужчин, женщин и детей.

— Боже мой! — Кортни побледнела. — Если ты знал все это, почему же сразу не убил его?

Ничего не ответив, Чандос встал и пошел к лошадям.

— Прости, — бросила Кортни ему вдогонку. Услышал ли он?

"Господи, вечно мне приходится за что-то перед ним извиняться! Не лучше ли сразу попридержать язык?» — подумала она.

Зачем думать об этом Дэйре Траске? Его надо вздернуть на виселицу и четвертовать, как поступают в цивилизованных странах с теми, кто совершил тяжкие преступления. Ладно, хватит об этом!

Кортни выплеснула остатки кофе в огонь и пошла к своей лошади, которую Чандос оседлал для нее. Достав из сумки расческу, она быстро прошлась по волосам — спутанным, но чистым.

Когда она раздирала особенно трудный узел, Чандос подошел к ней сзади.

— Я мог бы отрезать тебе этот клок, раз уж ты признаешь мой талант к этому делу, — насмешливо сказал он. — Так сколько же скальпов я снял, а? Что-то память меня подводит.

Кортни быстро обернулась. Он весело смотрел на нее. Быстро же он избавился от плохого настроения!

Она вспомнила все, что говорила о нем вчера вечером, и краска залила ее щеки.

— И долго ты слушал?

— Достаточно долго.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я говорила это всерьез? — поспешно спросила Кортни. — Просто они интересовались, есть ли в тебе индейская кровь, и я решила, что лучше сказать да. Я хотела немного попугать их. Они утверждали, что никогда не видели тебя, так откуда им было знать, что ты совсем не похож на индейца?

— Не похож? — лукаво спросил Чандос, удивив ее этим вопросом. — Разве ты повидала на своем веку столько индейцев, что сразу узнаешь их?

Кортни побледнела. Он, конечно, просто дразнил ее, но она не находила в этом ничего забавного.

Постепенно до нее дошло, что он говорил вполне серьезно.

— Но в тебе же нет индейской крови, правда? — прошептала она и тут же пожалела о своем вопросе.

Зачем спрашивать о том, что и так очевидно? Но Чандос промолчал, глядя на нее в упор. От этого взгляда ей стало не по себе.

Кортни опустила глаза:

— Забудь о моем вопросе. Если ты готов ехать… Взяв ее руку, он вложил в нее кусок мяса, оставшийся после вчерашнего ужина:

— Это поможет тебе продержаться до обеда.

— Спасибо. Чандос, ты не знаешь, что значит «bella»?

Он очень внимательно посмотрел на нее:

— Это мексиканец тебя так называл?

— Да.

— Это значит «красивая».

— А-а. — протянула Кортни и снова вспыхнула от смущения.

Глава 22

— Если у тебя есть что постирать, лучше сделай это сейчас, — сказал Чандос, когда они остановились вечером на ночлег. — Завтра мы отъедем от Арканзаса, и по крайней мере три дня на нашем пути не будет воды.

Стирки у Кортни осталось не слишком много, но следовало проветрить и просушить всю одежду. Чандос быстро управился с двумя лошадьми — своей и Траска — и пошел к реке стирать свои вещи. С этим он тоже вскоре покончил, хотя Кортни только собиралась приняться за стирку. Когда она тоже все сделала, их привал напоминал задний двор гостиницы. На всех кустах, ветках деревьев и камнях висела и лежала одежда.

Кортни показалось забавным, что их дикий привал в самом сердце Индейской Территории выглядит так по-домашнему. Но здесь, на полянке, и в самом деле стало уютно, и она удивилась тому теплому чувству спокойной гармонии, которое охватило ее душу. Отчасти это объяснялось присутствием Чандоса. Рядом с ним ей всегда было спокойно и надежно. Сегодня вечером он не ушел на охоту. Кортни не сомневалась, что он остался из-за нее. Чандос понимал, что она боится остаться одна, и Кортни была благодарна ему за чуткость.

Чтобы выразить ему благодарность, Кортни с усердием взялась за стряпню. Она решила приготовить что-нибудь вкусное из вяленого мяса и сухих овощей, приправила рагу специями, которые взяла в дорогу, и слепила жирные клецки. В этом блюде не было ни одного боба!

Пока Кортни готовила, Чандос полулежал на земле с закрытыми глазами, привалившись к седлу.

Когда она начала что-то тихонько мурлыкать себе под нос, по телу его пробежали теплые волны, и он, пытаясь перебороть себя, плотнее закрыл глаза. Она все напевала, невольно разжигая его чувства в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого. Когда дело касалось Кортни Хортс, он, казалось, напрочь утрачивал способность сопротивляться.