Это дикое сердце - Линдсей Джоанна. Страница 29

Кортни заколотила его по спине, затем, потрясенная, отпрянула. Она била беспомощного человека, человека без сознания!

— О Господи, Чандос, прости! — Она заплакала, гладя ему спину в тех местах, по которым только что молотила кулаками. — Пожалуйста, не умирай! Я больше не буду на тебя злиться, как бы ты ни заслуживал этого. И… и если ты поправишься, обещаю, что больше никогда не захочу тебя.

— Врешь!

Кортни вздрогнула от неожиданности. Глаза его по-прежнему были закрыты.

— Ты отвратителен! — бросила она, вставая. Чандос медленно повернулся на бок и поднял на нее глаза.

— Почему? — тихо спросил он.

— Почему? Ты знаешь почему! — воскликнула Кортни и вдруг невпопад добавила:

— И я вовсе не чертова девственница. Во всяком случае, теперь. Разве нет?

— А разве я так назвал тебя?

— Минут пять назад.

— Ч-черт! Я говорил во сне?

— И очень много, — сказала она с язвительной усмешкой и, отвернувшись, пошла прочь.

— Не надо принимать всерьез то, что говорит мужчина во сне. Кошачьи Глазки, — сказал он ей вслед. — И вот что еще: я уже не считаю тебя чертовой девственницей.

— Иди к черту! — не останавливаясь, крикнула она.

Но Кортни ушла недалеко, застыв как вкопанная перед дохлой змеей. На земле рядом с ней лежал кожаный кисет на шнурке, а она могла поклясться, что вчера вечером его здесь не было.

Холодок пробежал у нее по спине. Она украдкой огляделась, но вокруг было столько деревьев и кустов, что за ними мог прятаться кто угодно.

Кортни уставилась на кисет, боясь притронуться к нему. Это был прекрасно сработанный кисет из оленьей кожи размером в два ее кулака, и, судя по очертаниям, в нем что-то лежало.

Если кто-то подходил ночью к их привалу, пока Кортни ухаживала за больным Чандосом, почему же она никого не видела? Почему не ощутила присутствия постороннего? И почему этот человек не заявил о себе? Мог ли кто-то случайно обронить здесь этот кисет? Даже если и так, незнакомец должен был увидеть костер и показаться… если только хотел, чтобы его заметили.

Страх охватывал Кортни при мысли о том, что кто-то был здесь ночью и, вероятно, видел ее, тогда как она и не подозревала об этом. Но кто это был? И зачем оставил кисет?

Кортни осторожно подняла его, взявшись за шнурок, и, держа на вытянутой руке, понесла к привалу. Чандос по-прежнему лежал на боку, и она подумала, что, хоть он и очнулся, ему, должно быть, все так же плохо. Господи, и как же у нее повернулся язык наговорить кучу обидных вещей слабому и больному! Что за вожжа попала ей под хвост?

— Не похоже, чтобы он кусался.

— Кто? — спросила Кортни, медленно подходя к нему.

— Кисет. Ты так далеко его держишь от себя, — сказал он. — Но мне кажется, это напрасная предосторожность.

— Вот. — Кортни бросила кисет перед ним. — Я решила не открывать сама. Он лежал рядом с убитой змеей.

— Не говори мне про эту чертову гадину! — гневно сказал он. — С каким удовольствием я убил бы ее еще раз!

— Да уж, воображаю, — отозвалась она и потупила глаза. — Прости меня, Чандос, я наговорила вчера лишнего. Даже не знаю, что на меня нашло.

— Забудь, — рассеянно бросил Чандос, открывая кисет. — Благослови его Господь! — воскликнул он, извлекая на свет увядшее растение с корнями.

— Что это?

— Змеиная травка. Если бы она была у меня ночью! Но лучше поздно, чем никогда.

— Змеиная травка? — недоверчиво переспросила Кортни.

— Надо отжать ее, добавить в сок немного соли и приложить к ранке. Это одно из лучших средств при укусе змеи. Приготовишь?

Кортни взяла у него змеиную травку.

— Ты знаешь, кто это оставил, да?

— Да.

— Кто же?

Чандос долго, внимательно смотрел на нее, и Кортни уже думала, что он не ответит. Наконец он сказал:

— Один мой друг. Ее глаза округлились:

— Почему же твой друг не вышел ко мне и не дал это растение? Он мог бы и сам рассказать мне, что с ним делать.

Чандос вздохнул:

— Он не мог рассказать тебе сам. Он не говорит по-английски. И если бы он вышел к тебе, ты, вероятно, убежала бы от него.

— Он индеец? — спросила она, заведомо зная ответ, ибо почему-то не сомневалась, что их таинственный ночной гость был индейцем. — Прыгающий Волк — я угадала?

Чандос нахмурился:

— Я что, и правда много наболтал?

— Ты разговаривал с самыми разными людьми. Ты что, всегда разговариваешь во сне?

— Откуда я знаю, черт возьми?

Кортни, обидевшись на резкость его тона, отвернулась. Приготовив сок из змеиной травки, она подошла к Чандосу:

— Повернись на живот, пожалуйста.

— Нет. Дай сюда!

— Я сама! — Она увернулась от его руки. — Вчера вечером ты уже достаточно напортил, занимаясь самолечением, кстати, совершенно бесполезным.

— Я не просил твоей чертовой помощи!

— Надо думать, ты предпочел бы умереть, чем попросить меня о помощи, да? — набросилась на него Кортни.

Он промолчал.

Кортни была уязвлена. После всего, что она сделала для него, Чандос мог бы хоть поблагодарить ее! Так нет же — он еще заявляет, что не хотел ее помощи.

— Твой друг еще здесь, Чандос?

— Ты хочешь познакомиться с ним?

— Нет.

Чандос устало вздохнул:

— Сейчас его нет поблизости, если это тебя волнует. Но он, вероятно, еще появится, чтобы посмотреть, выздоровел ли я. Но ты не увидишь его. Кошачьи Глазки. Он знает, что тебя легко напугать.

— Вовсе нет, — холодно возразила она. — Откуда он знает про меня?

— Я ему рассказал.

— Когда?

— Какая разница, черт возьми?

— Никакой. — Закончив с ногой Чандоса, она посмотрела на него:

— Просто мне хотелось бы знать, зачем он преследует нас. Это ведь его я тогда видела, да? И сколько же ночей он шпионил… — Глаза Кортни расширились, когда она поняла, что это значит.

— В ту ночь его не было, Кошачьи Глазки, — нежно проговорил Чандос, угадав ее мысли. — И он вовсе не преследует нас. Мы… случайно едем одной дорогой.

— Но ты поехал бы с ним, если бы не я, правда? Ну да, конечно! Неудивительно, что ты не хотел брать меня с собой.

Он нахмурился:

— Я объяснял тебе, почему не хотел брать тебя с собой.

— Да, объяснял, — холодно отозвалась Кортни. — Но учти: тому, что ты говорил мне другой ночью, я почти не верю!

Кортни надеялась, что Чандос возразит, но он не сказал ни слова. Ей так хотелось накричать на него, на худой конец просто разрыдаться, но она сдержалась и ушла, подняв голову.

— Я иду на речку мыть посуду. Если через десять минут не вернусь, знай, что я наткнулась на твоего друга и упала в обморок.

Глава 25

Чандос смотрел, как Кортни подогревала бульон, которым насильно поила его целый день. Предвечернее солнце играло в ее волосах, высвечивая золотые пряди. Казалось, он никогда не налюбуется ей.

Он намеренно грубо вел себя с Кошачьими Глазками, обижал ее и сам страдал от этого, но иначе не мог. Эта женщина не для него. Если бы она знала о нем все, то сама поняла бы это. Он говорил себе, что тогда она смотрела бы на него с ужасом.

А сейчас он видел в ее взгляде огонь и гнев обиженной женщины. Но, черт возьми, ее гнев лишь подпитывал его мужскую гордость, и никуда от этого не деться — это ему нравилось! Он был бы сильно уязвлен, если бы она спокойно восприняла его притворное равнодушие. Но нет — когда он не обращал на Кортни внимания, она выходила из себя от злости, и это приводило его в восторг.

Он не хотел лишать ее невинности, крепясь изо всех сил, чтобы удержаться от соблазна, но эту битву с самим собой все-таки проиграл. Сделав ее своей в ту незабываемую ночь, Чандос очень надеялся, что навсегда загасил огонь желания. Но не тут-то было! Стоило ему увидеть ее купающейся в реке, как все благие намерения тут же исчезли.

Он был почти благодарен змее, которая положила конец этому безумию. Не случись этого, он прошлой ночью, несомненно, опять дал бы волю своим желаниям, а это не сулило ничего хорошего. Чандос понимал, что расстаться с ней будет нелегко, и старался заранее отдалиться от Кортни, чтобы смягчить боль разлуки.