Неугасимое пламя - Линк Гейл. Страница 8

Что касается Рэчел, то работа в саду, как таковая, мало увлекала ее, хотя результаты этой работы неизменно радовали. Она с большим удовольствием брала краски и старалась запечатлеть то, что столь искусно создавала ее мать.

— Я просила Лизль подать нам чай сюда, если ты не возражаешь, моя милая, — сказала Кэтлин.

— Я буду очень рада, мама, — ответила Рэчел, убирая дневник в ящик секретера и запирая его крошечным ключиком.

Ее действия не остались незамеченными ее матерью, которая, однако, предпочла отложить разговор на эту тему до того момента, как им подадут чай.

Лизль, цветная служанка, но не рабыня, а свободная, появилась в дверях с серебряным подносом в руках. На подносе красовался пузатый чайник и чайный сервиз тонкого китайского фарфора. Каждый предмет был украшен одним и тем же рисунком: голубая веточка глицинии в форме буквы «А» на белом фоне. Поставив поднос, Лизль опустила руку в карман своего белого передника и извлекла оттуда пухлый конверт кремового цвета.

— Для вас, мадемуазель, — объявила она, протягивая конверт Рэчел. — Один из слуг Деверо принес его несколько минут назад.

Тон служанки ясно свидетельствовал о том, что знакомство ее госпожи с одним из самых уважаемых семейств Нового Орлеана льстит ей. Удаляясь из комнаты, она радостно улыбалась.

Кэтлин налила дочери чашку крепкого чая, добавила молока и сахара, в то время как Рэчел взламывала восковую печать и вскрывала конверт.

— От мистера Мэтью Деверо, наверное? — спросила Кэтлин, слегка приподняв брови.

Не отрывая взгляда от изящного женского почерка, Рэчел покачала головой:

— Нет, мама, от его матери.

От внимания Кэтлин не укрылся румянец, вспыхнувший на щеках дочери. Ей было совершенно ясно, что Мэтью Деверо для Рэчел есть нечто большее, чем случайное увлечение. В лице девушки появилось что-то такое, чего не было прежде.

— Вот твой чай, Рэчел.

Рэчел взяла чашку из рук матери и улыбнулась ей. Она отпила глоток, и мысли ее вернулись к только что полученной записке. В ней содержалось приглашение Рэчел и ее родителям присутствовать на торжественном обеде, который семья Деверо давала на следующей неделе в своем городском доме.

— Нас приглашают на обед к Деверо, здесь, в Новом Орлеане.

— Можно взглянуть? — вежливо спросила Кэтлин.

— Разумеется, мама. — Рэчел передала ей письмо.

Снова взяв свою чашку, Рэчел прихлебывала чай и наблюдала, как взгляд ее матери скользит по изящным строчкам. Несколько минут Кэтлин раздумывала, и Рэчел с трудом сдерживала нетерпение.

Наконец, не в силах ждать более, она спросила:

— Ну так что же, мы сможем пойти, мама?

— Тебе хочется, детка? — Кэтлин знала ответ заранее.

Рэчел кивнула.

— Да, мама, — откровенно призналась она. — Очень хочется.

Кэтлин перегнулась через низенький столик и накрыла руку дочери своей. Она очень гордилась своим ребенком и с радостью думала о том, в какую прелестную женщину превращается Рэчел. Она с большим трудом перенесла разлуку с дочерью, остававшейся в частной школе, меж тем как они с Коннором начинали свою жизнь в Америке. Но они заранее решили, что, лишь став на ноги в новой стране, смогут привезти туда свою девочку. И Кэтлин заручилась обещанием собственных родителей позаботиться о внучке, если с ней и Коннором что-нибудь случится.

— Что ж, я думаю, мы должны пойти, — ласково сказала она. — Я пошлю ответ миссис Деверо, поблагодарю за приглашение и напишу, что мы его принимаем. — И, не снимая руки с руки дочери, Кэтлин спросила: — Тебе нравится Деверо-младший?

Рэчел подняла на мать глаза — голубые с легким оттенком серого. Она понимала, что не сможет солгать матери ни в чем, а тем более в столь важном для нее вопросе, как ее чувство к Мэтью.

— Я люблю его, — без обиняков призналась она.

Глубокий вздох вырвался из груди Кэтлин:

— И он отвечает тебе взаимностью?

Рэчел пожала плечами:

— Я, честное слово, не знаю, мама.

Она высвободила свою руку из-под материнской, поднялась и сделала несколько шагов:

— Я никогда не говорила с ним о своих чувствах.

— Тебе всего лишь восемнадцать, Рэчел. Быть может, это просто увлечение? — предположила Кэтлин.

Рэчел обернулась и пристально взглянула на мать:

— Тебе было семнадцать, когда ты полюбила папу, правда ведь?

Кэтлин задумчиво улыбнулась, оказавшись во власти воспоминаний.

— Правда, — согласилась она. — Я встретила твоего отца, и с этого момента все остальные мужчины перестали для меня существовать.

— То же самое и у меня с Мэтью, — призналась Рэчел. — С нашей первой встречи, когда папа поехал в имение Бель-Шансон покупать лошадь и взял меня с собой, я поняла, что Мэтью именно тот человек, за которого я хочу выйти замуж.

— А если он вовсе не хочет на тебе жениться? — возразила Кэтлин. — Ты когда-нибудь думала об этом?

— Я думаю, что я ему небезразлична, — проговорила Рэчел.

— Он позволял себе лишнее? — настаивала Кэтлин.

— О нет, мама! — Рэчел кинулась на защиту Мэтью. — Он человек благородный. Даже когда мы катаемся верхом, нас постоянно сопровождает грум. Ничего недозволенного между нами не было, честное слово. Ты можешь верить мне!

Кэтлин снова вздохнула:

— Да, слава Богу, могу.

С полной откровенностью Рэчел добавила:

— Хотя он ничего мне не говорил, кое-что я чувствую.

Кэтлин поднялась и стала рядом с дочерью, слегка поглаживая ее распущенные светло-золотые волосы.

— Ты еще так молода, моя девочка, а он мужчина, мужчина в полном смысле этого слова, и привык получать то, чего хочет.

— Значит, — Рэчел повернулась лицом к матери, — до тебя дошли те же слухи, что и до меня?

— Миссис Чандлер рассказала мне о репутации Мэтью Деверо, если ты это имеешь в виду, — ответила Кэтлин. — И я весьма ей признательна.

Похоже было, что ее мать чего-то недоговаривает. Подумав несколько секунд, Рэчел облизала пересохшие губы и выпалила:

— И она рассказала тебе о доме на Рампарт-стрит?

На сей раз покраснела Кэтлин Энсли Галлагер.

— Да, — коротко ответила она.

— Меня это не волнует, мама, — твердо заявила Рэчел. — Это прошлое.

— Если он все еще содержит ее, то это самое что ни на есть настоящее, — возразила Кэтлин. — Да и как бы то ни было, он по всем меркам настоящий мужчина, а мужчины весьма привержены плотским удовольствиям.

— Я не стану порицать Мэтью за его нынешнюю компанию, мама, или сердиться за то, что у него была эта женщина, имени которой я не знаю, — великодушно произнесла Рэчел, веря, что говорит искренне. — В настоящий момент я не имею никаких прав на него.

— Но хочешь иметь, — констатировала Кэтлин.

— Хочу всем сердцем, — просто ответила ее дочь.

Искренность Рэчел прошла проверку на прочность менее чем через три дня, когда она в сопровождении своей ближайшей подруги Каролины Чандлер переступила порог мадам де ла Пёр. Эта модистка, чье ателье модной одежды располагалось на Вьё-Карэ, была рекомендована матерью Каролины как лучшая в Новом Орлеане. Ее изысканные туалеты вполне стоили потраченных на них средств, ибо, по словам миссис Чандлер, в них не стыдно было показаться в Лондоне и даже Париже.

Девушки расхаживали между многочисленных рулонов роскошных тканей, помещавшихся в одной из комнат, когда навстречу им вышла сама мадам.

— Bonjour, mesdemoiselles [3], — произнесла она ласковым голосом с акцентом, выдававшим уроженку Луизианы. — Чем могу быть вам полезной?

— Моя подруга собирается на очень важный для нее званый обед, — принялась объяснять Каролина. — И мы решили, что вы смогли бы сделать для нее что-нибудь выдающееся.

— Oui, quelque chose incregable, n'est-pas? [4]

Мадам де ла Пёр окинула фигуру Рэчел оценивающим взглядом. Из кармана передника она извлекла сантиметр, огрызок карандаша, записную книжечку и начала делать какие-то пометки, приказав своей помощнице принести из другой комнаты несколько рулонов материи.