Непокорная пленница - Линн Вирджиния. Страница 25

Кроме вчерашнего дня в горном бассейне, когда он заставил ее… забыть все ее решения…

— Я бы хотела помыться, — сказала она, оглядев комнату, — которая была чуть больше гардеробной при спальне в ее доме. — Я грязная, даже на такой грубой кровати я не могу спать не помывшись.

Каттер поднял брови, но выражение лица было как всегда непроницаемым.

— Как видишь, здесь нет кадки.

— А что, так трудно попросить кувшин воды и тазик? — бросила она и плюхнулась на матрас.

С каждым мигом она все больше ослабевала и уже готова была заснуть как есть. Но Каттер пожал плечами и вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся, неся кувшин, большой таз и даже какую-то толстую тряпку и полотенце.

— Подойдет? — Он сунул ей тряпку.

— Да.

Каттер растянулся на матрасе и стал смотреть, как она умывается, моет руки, ноги. Она украдкой просунула тряпку под рубашку и протерла тело, хотя предпочла бы раздеться. Поколебавшись, не попросить ли его выйти, чтобы можно было помыться полностью, она отказалась от этой мысли. Он вызовется ей помогать, а она была не в силах выдержать еще одну битву.

— Там хватит воды и для тебя, — сообщила она.

— Это что, намек?

Она невольно скользнула взглядом по худому, полуголому телу. Он по-прежнему был в набедренной повязке и высоких мокасинах; она уже почти забыла, как он выглядит в нормальной одежде. Может, это и есть его нормальная одежда, ему в ней удобно. Похоже, между Каттером — убийцей и Каттером — вождем апачей дистанция огромного размера, но она слишком устала, чтобы разбираться в различиях.

— Делай что хочешь, — вяло сказала она, легла рядом с ним на матрас и закрыла глаза.

Через секунду она почувствовала, что Каттер пошевелился, к ее ужасу, он положил руку ей на грудь.

— Что ты делаешь? — Она отшатнулась. При тусклом свете свечи было видно, как в порочных зеленых глазах пляшут отражения огонька.

— Ты сказала, чтобы я делал, что хочу, вот я и делаю.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду!

— Разве?

Уитни дернулась и чуть не упала с матраса, но Каттер легко затащил ее обратно.

— Ну что, все еще будешь притворяться, что тебе неприятны мои прикосновения? — сказал он глубоким, интимным голосом; теплые пальцы пробрались под блузку на только что вымытое тело и там задержались.

К их обоюдному удивлению, она залилась слезами.

Уткнувшись головой в его голую грудь, она сквозь плач сказала:

— Я больше не хочу бороться с тобой. Я хочу, чтобы ты уехал и оставил меня в покое, или изнасиловал, или что там еще собирался со мной делать, но только не это!

Ожидание неизвестного… сводит меня с ума!

После напряженного молчания Каттер дотянулся до полотенца и подал ей, чтобы она вытерла слезы. Потом сухим концом вытер свою грудь и сказал:

— Ладно, спи, малышка. Сегодня не буду тебе больше надоедать.

Уитни слишком ослабла, чтобы удивиться тому, что он держал ее на руках, пока она не заснула. А когда утром проснулась, его не было, и она почувствовала странное опустошение. Он уехал не попрощавшись, и, возможно, она никогда его больше не увидит…

Асиенда, на которой ее оставили, состояла из большого главного дома и нескольких глинобитных избушек.

Она располагалась в низкой долине между гребнями гор, как показалось Уитни, на конце света. Возделанные поля ровными рядами тянулись по обе стороны широкой, обсаженной деревьями дороги, которая заканчивалась у дверей асиенды. Позади был сад; на солнце пламенели яркие цветы, сверкали черепичные крыши, с деревянных рам свисали виноградные плети с пыльными листьями, увешанные драгоценными камушками пурпурного цвета; осенью их разложат по фруктовым вазам, будут делать из них вино и желе. За садом простиралось блеклое голубое небо с клочьями облаков, а дальше — бесконечность.

Уитни стояла в дверях кухни, глядя на знакомые и в то же время незнакомые пределы. Она с болью поняла, что находится так же далеко от цивилизации, как когда была в горах, только здесь приятнее. Жирный гусь, требовательно покрикивая, ковылял по садовой дорожке, в дальнем углу сада бил фонтан, каменные херувимы бесконечно лили воду из кувшинов в большой ребристый водоем. Дразнящий запах хлеба из кухни мешался с насыщенным, сладким ароматом жасмина и гардении. Все создавало ощущение уютной домашней жизни, и это смутно утешало.

Все изменилось; Уитни вспомнила, как Теджас сказал, что перемены — это нормально, но временами ей было трудно с ним согласиться, особенно когда она думала о Каттере. Очень на него похоже — запихнуть ее куда-то и бросить, с раздражением подумала она. Но чего еще от него ждать? Между ними ничего нет, ничего, кроме антипатии и недоброжелательной терпимости к обществу друг друга. А еще — те яркие и сильные чувства, которые он в ней вызывает… Стоя в дверях кухни и глядя на цветущий, мирно жужжащий сад, она невольно подумала: вернется ли он за ней?

— Есть хочешь? — спросил Теджас, выходя из-за спины; он увидел в ее глазах вопрос, который ее мучил.

— Проголодалась, — просто ответила она; от изнеможения у нее опухли глаза и посинели веки, но она попыталась шутить. — Неужели у тебя найдется что-то кроме вяленого мяса и тех несчастных лепешек? — Но тут она заметила перемену во внешнем виде Теджаса и вытаращила глаза. — Теджас! Ты выглядишь… цивилизованным человеком!

Он засмеялся, эбонитово-черные глаза изогнулись двумя полумесяцами.

— Прошу тебя! Не дай Бог кто услышит. Разве я не всегда цивилизованный человек?

— По манерам — да, по одежде — нет.

— Так лучше?

Уитни прилежно обследовала стройную фигуру и сказала, что, да, так намного лучше.

— Хотя у тебя всегда хватало чувства собственного достоинства, чтобы носить брюки и рубашку. Это замечательно!

Слегка повернувшись, Теджас дал ей полюбоваться коротким черным жакетом, расшитым золотом и серебром. Брюки без манжет по бокам были отделаны узорчатыми лампасами под стать вышивке на груди, ботинки начищены до блеска, так что Уитни готова была поклясться, что видит в них свое отражение.

— Я рад, что тебе нравится, — сказал Теджас. — После того как ты поешь, мы и тебе подберем что-нибудь подходящее. Может, тогда ты почувствуешь себя лучше, а? — Он проводил ее на кухню и усадил за большой полированный стол. — В конце концов, здесь не так уж плохо.

Действительно, неплохо, если не считать очень юную сестру Теджаса, которая почему-то сразу невзлюбила Уитни. Девушку звали Тереза; если бы не хмурое выражение лица, ее можно было бы назвать красивой.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Теджас в то первое утро. Зайдя на кухню и обнаружив брата в обществе Уитни, девушка разразилась потоком брани. Уитни сумела уловить только отдельные слова. Чаще всего повторялось «puta» и «gringa», и оба унизительных определения относились к ней.

Уитни нахмурилась и напрямик спросила:

— Почему она на меня так злится?

— Она не на тебя, — сказал Теджас, стараясь не встречаться с ней глазами.

Уитни решила не нажимать на него, раз ему это так неприятно. Вместо этого она спросила:

— Мне послышалось, она назвала тебя другим именем?

Он усмехнулся:

— Здесь меня зовут Франсиско Диего Хосе Гарсияи-Вега.

— О-о. Неудивительно, что ты предпочитаешь имя Теджас. Я думаю, для этого имени имелись темные причины, скорее всего как-то связанные с тем, что ты скатился до злодейства, так что не трудись объяснять. — Она скользнула по нему быстрой улыбкой и взяла из тарелки еще один спелый персик. — Так это твой дом?

— Да, дом моих предков.

Она стрельнула в него любопытным взглядом:

— Почему ты связался с бандитами и отщепенцами, когда у тебя приличный дом?

— А не каждый, кого зовут бандитом, действительно бандит, и не каждый бандит не имеет дома, — туманно ответил Теджас. Он встал из-за стола и вежливо поклонился, чем привел ее в восторг.

— Как вижу, выйдя из леса, дикий зверь становится ручным, — сказала она, и он засмеялся.