Повесть без начала, сюжета и конца... - Липатов Виль Владимирович. Страница 25

Лиля Булгакова осторожно шагала по деревянному тротуару, Нина Александровна шла по земле, и поэтому они были одинакового роста, а лунный свет так мягко и ровно освещал лица, что они казались ровесницами. Некоторое время они шли молча, наслаждаясь тишиной, вечерним морозцем, хрустом льдинок под ногами, и Нина Александровна испытывала отчего-то такое чувство, словно это не она согласилась побеседовать с Лилей, а сама девушка решила провести душеспасительную беседу с Ниной Александровной. Это, несомненно, объяснялось сильным характером Лили, умеющей значительно молчать, привыкшей при отце – механике сплавконторы – считать себя важной персоной, стопроцентным отсутствием в характере девушки чинопочитания или школьной влюбленности в учителей. Все это было таким явным, открытым, незамысловато лежащим на поверхности, что Нина Александровна уже несколько раз незаметно улыбнулась и вспомнила второго киномеханика, или помощника киномеханика,– как хотите, так и называйте! – Василия Васильевича Шубина, который любил произносить важно: «Мы свободные люди!»

Зимой поселок Таежное спать укладывался рано, особенно в тех районах, где жили рабочие сплавной конторы, и теперь Нину Александровну и Лилю Булгакову обступала добротная деревенская тишина, в которой лишь негромко пела Зыкина. От Второй Трудовой улицы, по которой они шли, до края тайги было всего километра полтора, и при лунном свете отчетливо было видно, где начинаются кедрачи и как они уходят все дальше и дальше, приподнимаясь, чтобы на горизонте плавно слиться с ночным небом.

– Ну и что же? – отдохнув немного от школьной сутолоки, мирно спросила Нина Александровна.– Я слушаю вас, Лиля.

Девушка замедлила шаги, завидно раскованная и свободная, осмотрела Нину Александровну так, как это делают мужчины,– с ног до головы.

– Я боюсь, что меня не примут в комсомол,– сказала она.– Самая добрая и отзывчивая девочка нашего класса Машенька Выходцева меня информировала, что комсомольцы настроены против…

Нина Александровна тоже замедлила шаги, задумалась, сморщив лоб: во-первых, ей и в голову не могло прийти, что комсомольцы так демонстративно не любят Булгакову, во-вторых, и это самое главное, сама Нина Александровна о Машеньке Выходцевой думала такими же словами – «самая отзывчивая и добрая», и вкладывала в них такую же долю насмешки, какую сейчас уловила в тоне Лили Булгаковой.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – шутливо проговорила Нина Александровна.– Но почему комсомольцы против вас, Лиля?

– Они мне завидуют! – ни секунды не подумав, ответила Булгакова.– Я опередила всех!

Это, пожалуй, было правдой. Только Марк Семенов в девятом «б» мог соперничать с Лилей Булгаковой. Размышляя, Нина Александровна сначала, естественно, предположила, что имеет дело с изредка случающейся в классах ситуацией, когда коллектив злобно травит наиболее яркого ученика: молодость жестока. Ох, какой безжалостной становится молодость, если она основана на соперничестве!

– Вот я и решила с вами посоветоваться как с классным руководителем,– простым до бесцветности голосом продолжала Лиля.– Подавать мне сейчас заявление в комсомол или немножко переждать? – Она помолчала.– Возможно, страсти утихнут, если я откажусь участвовать в драмкружке, писать стихи и постараюсь не быть слишком красивой…

Лиля недавно играла в школьном спектакле Ларису из «Бесприданницы», спектакль ставил бывший профессиональный режиссер, который при соклассниках Лили сказал: «Эта девочка, если захочет, будет актрисой». На сцене Лиля – Лариса была прекрасна и недоступна, играла на гитаре и пела так, что у семиклассниц – самый благостный возраст для сентиментального восприятия искусства – текли слезы, а после спектакля девчонки и мальчишки младших классов приходили на второй этаж школы, чтобы, подкараулив Лилю, посмотреть на нее хоть издали…

– Подавать заявление или подождать? – машинально повторила Нина Александровна, продолжая отчего-то осторожно двигаться рядом с деревянным тротуаром.– Подавать заявление или подождать?… Знаете что, Лиля, я к этому вопросу, кажется, не готова… Нужно подумать и поговорить с некоторыми ребятами из нашего класса…

Ей-богу, Нина Александровна не хитрила и не дипломатничала, но, продолжая размышлять о безжалостности соперничающей молодости, подумала, что недовольство Лилей может объясняться и другими причинами, скорее всего эгоцентричностью. Жалко, что Нина Александровна на Лилю Булгакову раньше обращала, если признаться, мало внимания. В девятом «б» она преподавала чаще всего для Марка Семенова и предельно много занималась им. «Классная руководительница плоха,– подумала она,– если занимается только одной звездой».

– Я должна подумать,– рассеянно повторила Нина Александровна.– Все это для меня, Лиля, каюсь, неожиданность!

– Подумайте, посоветуйтесь,– согласилась Лиля.– Я вам верю, Нина Александровна! Вы очень умная! Если это лесть, простите.

Звезды падали и падали, место Людмилы Зыкиной в радиодинамике на удаляющейся парикмахерской заняла Майя Кристаллинская, сообщающая о том, что «ты пришел к нам таежной тропинкой, на моем повстречался пути, ты меня называл «бирюсинкой», все грозил на медведя пойти…». Звезды падали и падали в неурочный месяц года, но ведь и время было такое космическое, что многое происходило не по старинке: снегопады, оттепели, морозы, снежные бури; расцветали нежданно рано цветы, хороводились над землей незнакомые звезды и туманности, ночью на небе то гасли, то зажигались теплым человеческим огоньком искусственные спутники Земли, испытывали влияние атомных испытаний воздушные течения, путались во времени и силе приливы и отливы в морях и океанах, меняла облик древней Сибири по-новому живущая река Обь, в лесах и на равнинах всего мира становилось меньше зверья и птиц; люди, испытывая на себе развертывающуюся научно-техническую революцию, страдали от футурошока… Раздумывая о сложностях XX века, Нина Александровна на ходу жестом подруги обняла девушку за плечи и сказала:

– Никогда не следует преувеличивать опасность. Не так страшен черт, как его малюют. Слышите, Лиля?

– Я знаю, что вы добрая,– ответила девушка.– Вы только внешне кажетесь суровой, а так вы добрая… Но вы очень самостоятельная, Нина Александровна, вы независимая. По Киплингу, вы кошка, гуляющая сама по себе… Да и я такая же!

– Образно,– улыбнулась Нина Александровна и неожиданно для самой себя спросила: – Вы не ведете дневник, Лиля?

– Веду…

И вот тогда-то Нина Александровна почувствовала, что она и Лиля чем-то (пока еще трудно уловимым) действительно похожи внутренне, а уж внешняя похожесть была до смешного заметной: длинноногие, узкобедрые, большеротые, с такими гордо вздернутыми подбородками, словно их держали на туго натянутой узде.

Глава вторая

1

Незадолго до Нового года, когда трехкомнатная квартира все еще бесконечно доделывалась и доделывалась, Сергей Вадимович на неделю улетел в Ромск. За пять дней, пребывания в столице области Нине Александровне он позвонил всего раз, да и то для того, чтобы сообщить: «Задержусь, Нинусь, еще на недельку! Передай Борьке, что обещанное достал… Целую крепко. Ваш Сережа! Да, гражданочка, а такелаж-то я выбил!… Ну спасибочки! Пы-ры-вет!»

Вот таким образом у Нины Александровны появилась еще одна безмужняя неделя, наполненная естественной скукой по Сергею Вадимовичу, легкими и веселыми перебранками с Борькой, привычно трудной работой в школе и напряженными раздумьями о ее теперешней замужней жизни: почему Сергей Вадимович сделался писаным красавцем? почему у него зимой – не сезон – открылась язва? отчего у мужа в конце студенческих годов язва зарубцевалась сама? и почему муж в домашней обстановке все ерничает и ведет себя так легкомысленно, что при его характере это надо было истолковывать вот таким макаром: ему трудно в родном доме. Так почему же? Тревожного было так много, что Нина Александровна наконец-то решилась пойти на дом к бывшей директрисе средней таежнинской школы, а ныне не захотевшей уйти на пенсию учительнице начальных классов Серафиме Иосифовне Садовской – женщине, увенчанной всеми лаврами, доступными преподавателю школы. Она была и заслуженной учительницей РСФСР, и депутатом облсовета, и членом райкома партии, и внештатным корреспондентом «Учительской газеты» и носила по пролетарским праздникам на груди многочисленные ордена и медали. В жизни Нины Александровны старая учительница играла роль советчицы по всем «унутренним и унешним» делам, как шутила сама Серафима Иосифовна, и если могла существовать дружба между женщиной возраста Нины Александровны и пенсионеркой, то они были настоящими друзьями – преданными, откровенными и добрыми друг к другу.