Осени не будет никогда - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 17
– Шел бы ты домой! – жалел его дежурный Федорыч. – Ведь пулю только вытащили. Добегаешься до горячки!
– Не знаешь, Федорыч, задержанных в обезьянник поместили?
– Это которые в тебя стреляли? Ты что! По камерам развели!..
Сашенька никак не могла заснуть, а потому сразу услышала призывный шепот.
– Доктор, вы здесь?
Этот тихий призыв сразу разбудил старую бомжиху Свету, задушившую шарфом своего сожителя, который не желал собирать вторсырье, эксплуатировал ее по женской и материальной части, колотил регулярно, за что в сердцах и был умерщвлен в Великий Пост.
– Щещаш шебя на хоровод поштавят! – захихикала шепелявая Света. – Вот удивишься, шкоко у бабы дырок!
– Отвали! – цыкнула на бомжиху Сашенька. – Я здесь…
Душко сел под дверью камеры и заговорил:
– Это все из-за меня!.. Я не хотел… Простите меня!..
– Да кто вы? – удивленно вопрошала Сашенька.
– Я тогда на бульваре был… Душко моя фамилия… Рядовой Душко…
Он почувствовал ее запах через дверную щель. Так пахли девушки, которых он видел чаще всего издалека, которые даже в фантазиях его жили лишь мгновение… В мозгах закружилось, и он опять запросил прощения, да так искренне и настойчиво, как обычно каются дети.
А она все не понимала.
– На каком бульваре?
– На Страстном… Милиционер я… Это мы лысого обнаружили… Без уха…
– Вспомнила… Были милиционеры… Лиц только не помню… Далеко было… Надеюсь, вы не жирный?
– Нет-нет, я не Пожидаев, я – Душко…
– А за что вы прощения просите?
Рядовой замялся.
– Трудно объяснить… Ранили меня в ногу… Я помочь вам хочу!..
– Да чем же, если вы рядовой?.. Хотя погодите, – Сашенька на мгновение задумалась. – Запоминайте телефонный номер! Позвоните по нему, спросите Зурика, Зураба. Просто скажите ему, где я нахожусь… Меня зовут Александра Бове… Запомните?
– Я запомню, – пообещал Душко. – Все сделаю, как надо… Верьте мне…
Через минуту он уже набирал со служебного телефона номер мобильника.
– Александра Бове? – переспросил голос с кавказским акцентом. – А что с ней?
Душко показалось, что он слышит веселый женский смех и еще какие-то голоса.
– Она в милиции.
– В милиции? – с крайним удивлением переспросил Зураб.
– Так точно.
– Сашенька Бове в милиции, – человек на мобильном словно переваривал информацию, затем на приблизившийся женский смех гаркнул раздражительно. – Подождите!.. Говорите в милиции?
– В Тверском отделе.
Зураб подумал еще недолго, а затем сказал:
– Да черт с ней, с Сашенькой Бове! Везите ее хоть в Бутырку! А лучше сами ее используйте. Прекрасное тело и гениальный язык флейтистки!..
И повесил трубку.
Душко еще раз позвонил, после чего тот же голос послал его по-русски по общеизвестному адресу, на что милиционер сообщил, что он сотрудник МВД, что враз вычислит мобильник грязного хачика, засунет аппарат тому в заднепроходное отверстие, затем туда последует весь его фруктовый бизнес, а если Зурабик торгует шаурмой, то в конце совсем больно будет!..
– Таких, как ты, рожа носатая…
Далее фантазия Душко иссякла, хотя гневный порыв выветрился не до конца, и он сказал просто:
– При задержании – смерть!
– Понял, – почему-то грустно ответили из мобильного. – Прости, мент…
Душко вернулся к камере и соврал Сашеньке, что телефон заблокирован. Наверное, Зураб поменял номер.
– Я сам что-нибудь придумаю! – с воодушевлением зашептал Душко. – Обязательно!
– Нищего нового в шизни нет! – философски заметила бомжиха Света. – Фее мы – осенние цветы!
От этой фразы Сашеньке вдруг стало смешно, она так красиво улыбалась в ночи, что если бы Душко мог созерцать сие откровение, в его душе произошли бы процессы, несовместные с жизнью простого мещанина, хоть и милиционера.
– Идите, рядовой Душко! – попросила докторша. – Вы обязательно что-нибудь придумаете… Сейчас я попробую здесь спать.
Утром все участники событий по делу лысого собрались в кабинете полковника Журова. Полковник после вчерашнего посещения Главка был слегка сумрачен, кривил губами, а, обнаружив на вычищенным до блеска ботинке голубиную акварель, сомкнул брови и желал разговаривать только матерно.
– Уроды, козлы и педерасты! – начал он привычно. – Сегодня был звонок от Министра здравоохранения нашему министру, смыслом которого являлось утверждение, что наш отдел творит беззаконие! Что мы арестовываем человека, которому почти поставлен психиатрический диагноз и который находится не под нашей юрисдикцией!
– Это как не под нашей! – возмутился Пожидаев.
– А ты, Пожидаев… – полковник сделал вдох. – Есть буржуазия, есть рабочий класс, а ты занял, вша лобковая, место прослойки жировой, после того, как интеллигенция протухла!
– Так точно, – прокричал старшина.
– Я выбил у нашего министра пять дней, чтобы дело раскрутить!
Пожидаев и Хренин дружно зааплодировали. Лишь Душко стоял смущенный, опираясь на костыли.
– Не дрейфь, пацан! – поддержал полковник раненого. – Всех усадим!
Начальник отдела было сел на край стола, но тут, вспомнив, ловко подхватил падающий бюстик Президента и поставил гипс на место.
Пожидаев опять захлопал, за что был назван кастратом и евнухом. Значения второго слова старшина не знал.
– Короче, лимита! – отрезал полковник. – Сам дело раскручивать буду!
Лица Хренина и Пожидаева воспылали неподдельной радостью первомайского парада, а Душко чуть не рухнул на пол из-за подломившегося костыля.
– А ты на больничном! – напомнил полковник рядовому. – Вали на хату и отлеживайся!
– Я сказать хочу!
– Выполнять приказание! – проорал Журов, и Душко, вдруг вспомнив армейского полковника Грозного, ловко развернулся на костылях и отправился прочь.
Остальная бригада проследовала в подвал, где с предосторожностями была открыта камера с безухим преступником.
Лысый по-прежнему лежал на полу, спеленутый по рукам и ногам. Его глаза смотрели на вошедших, и, казалось, что какая-то мысль в них бродит затаенная.
– Снимите вы с него все это барахло психиатрическое, – скривился полковник, поправляя значок ромбовидной формы, свидетельствующий о высшем образовании.
– Очень опасен! – предупредил Пожидаев. – Троих омоновцев в реанимацию отправил за три секунды. Лишь мой друг капитан справился с ним. Да и то с помощью спецоружия…
– На нем же наручники! На ногах кандалы! Вы чего, памперсы не надели?.. Давай, Хренин, распутывай его! Ишь, как глазеет!.. Ух, зверюга!..
Хренин с опаской приблизился к лысому и принялся развязывать узлы простыней. Проделывая весь этот процесс, старший сержант то и дело слышал лязганье зубов, отчего бойцу с преступностью становилось жутко. А ну как укусит!.. Делай потом уколы от бешенства…
Впрочем, процедура закончилась успешно, Хренин утер пот со лба и швырнул простыни в угол камеры.
Теперь лысый лежал на полу в больничном исподнем и шевелил пальцами как рук, так и ног.
– Фамилия?!! – неожиданно рявкнул полковник, отчего Хренин перепугался, и чуть было не обмочился.
– Слизь-ки-ин, – протянул лысый.
Полковник ответу чрезвычайно обрадовался и велел сотрудникам поднять задержанного и усадить на лавку.
Мужчины не без опаски сделали это, а Пожидаев прикинул, что вес у безухого куда более центнера.
– Слизькин, говоришь? – продолжил полковник и на протяжный вой собеседника сообщил: – А меня зовут Геннадий Фролович…
И здесь случилось неожиданное. Только что усаженный на скамейку лысый вдруг оттолкнулся скованными ногами от бетонного пола и полетел через всю камеру в сторону полковника.
«Теперь новое начальство будет», – подумал старшина Пожидаев и захлопнул решетку с той стороны, оставляя полковника и Хренина наедине с сумасшедшим.
Впрочем, лысый не долетел до полковничьей фигуры, рухнул возле ног Журова и принялся лизать обувь товарища начальника. Он долизал голубиные разводы и тоненько пропел:
– Ва-си-лий Кузь-ми-ич!..