Осени не будет никогда - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 17

– Шел бы ты домой! – жалел его дежурный Федорыч. – Ведь пулю только вытащили. Добегаешься до горячки!

– Не знаешь, Федорыч, задержанных в обезьянник поместили?

– Это которые в тебя стреляли? Ты что! По камерам развели!..

Сашенька никак не могла заснуть, а потому сразу услышала призывный шепот.

– Доктор, вы здесь?

Этот тихий призыв сразу разбудил старую бомжиху Свету, задушившую шарфом своего сожителя, который не желал собирать вторсырье, эксплуатировал ее по женской и материальной части, колотил регулярно, за что в сердцах и был умерщвлен в Великий Пост.

– Щещаш шебя на хоровод поштавят! – захихикала шепелявая Света. – Вот удивишься, шкоко у бабы дырок!

– Отвали! – цыкнула на бомжиху Сашенька. – Я здесь…

Душко сел под дверью камеры и заговорил:

– Это все из-за меня!.. Я не хотел… Простите меня!..

– Да кто вы? – удивленно вопрошала Сашенька.

– Я тогда на бульваре был… Душко моя фамилия… Рядовой Душко…

Он почувствовал ее запах через дверную щель. Так пахли девушки, которых он видел чаще всего издалека, которые даже в фантазиях его жили лишь мгновение… В мозгах закружилось, и он опять запросил прощения, да так искренне и настойчиво, как обычно каются дети.

А она все не понимала.

– На каком бульваре?

– На Страстном… Милиционер я… Это мы лысого обнаружили… Без уха…

– Вспомнила… Были милиционеры… Лиц только не помню… Далеко было… Надеюсь, вы не жирный?

– Нет-нет, я не Пожидаев, я – Душко…

– А за что вы прощения просите?

Рядовой замялся.

– Трудно объяснить… Ранили меня в ногу… Я помочь вам хочу!..

– Да чем же, если вы рядовой?.. Хотя погодите, – Сашенька на мгновение задумалась. – Запоминайте телефонный номер! Позвоните по нему, спросите Зурика, Зураба. Просто скажите ему, где я нахожусь… Меня зовут Александра Бове… Запомните?

– Я запомню, – пообещал Душко. – Все сделаю, как надо… Верьте мне…

Через минуту он уже набирал со служебного телефона номер мобильника.

– Александра Бове? – переспросил голос с кавказским акцентом. – А что с ней?

Душко показалось, что он слышит веселый женский смех и еще какие-то голоса.

– Она в милиции.

– В милиции? – с крайним удивлением переспросил Зураб.

– Так точно.

– Сашенька Бове в милиции, – человек на мобильном словно переваривал информацию, затем на приблизившийся женский смех гаркнул раздражительно. – Подождите!.. Говорите в милиции?

– В Тверском отделе.

Зураб подумал еще недолго, а затем сказал:

– Да черт с ней, с Сашенькой Бове! Везите ее хоть в Бутырку! А лучше сами ее используйте. Прекрасное тело и гениальный язык флейтистки!..

И повесил трубку.

Душко еще раз позвонил, после чего тот же голос послал его по-русски по общеизвестному адресу, на что милиционер сообщил, что он сотрудник МВД, что враз вычислит мобильник грязного хачика, засунет аппарат тому в заднепроходное отверстие, затем туда последует весь его фруктовый бизнес, а если Зурабик торгует шаурмой, то в конце совсем больно будет!..

– Таких, как ты, рожа носатая…

Далее фантазия Душко иссякла, хотя гневный порыв выветрился не до конца, и он сказал просто:

– При задержании – смерть!

– Понял, – почему-то грустно ответили из мобильного. – Прости, мент…

Душко вернулся к камере и соврал Сашеньке, что телефон заблокирован. Наверное, Зураб поменял номер.

– Я сам что-нибудь придумаю! – с воодушевлением зашептал Душко. – Обязательно!

– Нищего нового в шизни нет! – философски заметила бомжиха Света. – Фее мы – осенние цветы!

От этой фразы Сашеньке вдруг стало смешно, она так красиво улыбалась в ночи, что если бы Душко мог созерцать сие откровение, в его душе произошли бы процессы, несовместные с жизнью простого мещанина, хоть и милиционера.

– Идите, рядовой Душко! – попросила докторша. – Вы обязательно что-нибудь придумаете… Сейчас я попробую здесь спать.

Утром все участники событий по делу лысого собрались в кабинете полковника Журова. Полковник после вчерашнего посещения Главка был слегка сумрачен, кривил губами, а, обнаружив на вычищенным до блеска ботинке голубиную акварель, сомкнул брови и желал разговаривать только матерно.

– Уроды, козлы и педерасты! – начал он привычно. – Сегодня был звонок от Министра здравоохранения нашему министру, смыслом которого являлось утверждение, что наш отдел творит беззаконие! Что мы арестовываем человека, которому почти поставлен психиатрический диагноз и который находится не под нашей юрисдикцией!

– Это как не под нашей! – возмутился Пожидаев.

– А ты, Пожидаев… – полковник сделал вдох. – Есть буржуазия, есть рабочий класс, а ты занял, вша лобковая, место прослойки жировой, после того, как интеллигенция протухла!

– Так точно, – прокричал старшина.

– Я выбил у нашего министра пять дней, чтобы дело раскрутить!

Пожидаев и Хренин дружно зааплодировали. Лишь Душко стоял смущенный, опираясь на костыли.

– Не дрейфь, пацан! – поддержал полковник раненого. – Всех усадим!

Начальник отдела было сел на край стола, но тут, вспомнив, ловко подхватил падающий бюстик Президента и поставил гипс на место.

Пожидаев опять захлопал, за что был назван кастратом и евнухом. Значения второго слова старшина не знал.

– Короче, лимита! – отрезал полковник. – Сам дело раскручивать буду!

Лица Хренина и Пожидаева воспылали неподдельной радостью первомайского парада, а Душко чуть не рухнул на пол из-за подломившегося костыля.

– А ты на больничном! – напомнил полковник рядовому. – Вали на хату и отлеживайся!

– Я сказать хочу!

– Выполнять приказание! – проорал Журов, и Душко, вдруг вспомнив армейского полковника Грозного, ловко развернулся на костылях и отправился прочь.

Остальная бригада проследовала в подвал, где с предосторожностями была открыта камера с безухим преступником.

Лысый по-прежнему лежал на полу, спеленутый по рукам и ногам. Его глаза смотрели на вошедших, и, казалось, что какая-то мысль в них бродит затаенная.

– Снимите вы с него все это барахло психиатрическое, – скривился полковник, поправляя значок ромбовидной формы, свидетельствующий о высшем образовании.

– Очень опасен! – предупредил Пожидаев. – Троих омоновцев в реанимацию отправил за три секунды. Лишь мой друг капитан справился с ним. Да и то с помощью спецоружия…

– На нем же наручники! На ногах кандалы! Вы чего, памперсы не надели?.. Давай, Хренин, распутывай его! Ишь, как глазеет!.. Ух, зверюга!..

Хренин с опаской приблизился к лысому и принялся развязывать узлы простыней. Проделывая весь этот процесс, старший сержант то и дело слышал лязганье зубов, отчего бойцу с преступностью становилось жутко. А ну как укусит!.. Делай потом уколы от бешенства…

Впрочем, процедура закончилась успешно, Хренин утер пот со лба и швырнул простыни в угол камеры.

Теперь лысый лежал на полу в больничном исподнем и шевелил пальцами как рук, так и ног.

– Фамилия?!! – неожиданно рявкнул полковник, отчего Хренин перепугался, и чуть было не обмочился.

– Слизь-ки-ин, – протянул лысый.

Полковник ответу чрезвычайно обрадовался и велел сотрудникам поднять задержанного и усадить на лавку.

Мужчины не без опаски сделали это, а Пожидаев прикинул, что вес у безухого куда более центнера.

– Слизькин, говоришь? – продолжил полковник и на протяжный вой собеседника сообщил: – А меня зовут Геннадий Фролович…

И здесь случилось неожиданное. Только что усаженный на скамейку лысый вдруг оттолкнулся скованными ногами от бетонного пола и полетел через всю камеру в сторону полковника.

«Теперь новое начальство будет», – подумал старшина Пожидаев и захлопнул решетку с той стороны, оставляя полковника и Хренина наедине с сумасшедшим.

Впрочем, лысый не долетел до полковничьей фигуры, рухнул возле ног Журова и принялся лизать обувь товарища начальника. Он долизал голубиные разводы и тоненько пропел:

– Ва-си-лий Кузь-ми-ич!..