Осени не будет никогда - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 48

Журов даже помахал вослед, удаляющейся «скорой». Здесь к отделу подкатили два «галенвагена» с государственными номерами, и полковник понял, что конфликт разрешился вовремя. Хотел было напомнить о министерстве, но передумал и зашагал внутрь родного отдела гордый и усталый.

Ни в этот день, ни на следующий Сашенька не принесла сексуального облегчения грузину, так как была увлечена своим новым пациентом. Она добилась полного рентгеновского обследования и не нашла у лысого никаких повреждений костей.

Здоровяк, однако, подумала. Невероятные регенерационные способности. Синяки прошли уже к вечеру первого дня, а рана на месте бывшего уха, несмотря на антисанитарные условия милицейской камеры, даже не загноилась. Докторше пришлось лишь обработать рану перекисью водорода.

– Ничего, ничего, – успокаивала она лысого. – Сейчас такие протезы делают!

Лысый в ответ только улыбался, а когда Сашенька вновь спросила, как его имя, он повторил:

– Слизькин…

– Это ваша фамилия, – кивнула девушка. – Я знаю… А имя?

– Слизькин уме-ер, – с трудом выговорил лысый.

Сашенька вздрогнула.

– А вы кто?

Лысый молчал и смотрел на нее домашним животным.

– А как он умер, этот Слизькин? – попыталась Сашенька подойти с другой стороны.

– Ы-ы-ы!… – было ей ответом.

Что-то в этом «ы-ы-ы» напугало Бове, но она была психиатром и умела брать себя в руки, общаясь даже с самыми буйными.

«Пациенту надо сделать компьютерную томографию», – решила, и отправилась добиваться разрешения на дорогую процедуру. Ей отказали, сославшись на очередь, и она отправилась на прием к главврачу.

– А, это вы, Сашенька… – совершенно индифферентно встретил коллегу главврач. – Вас уже отпустили?

– А зачем меня держать? Я же ни в чем не виновата.

– Значит, другие времена настали… Раньше, если брали, то не выпускали, виноват ты, или агнец Божий…

– Что-то у вас настроение не праздничное, – заметила Сашенька.

– А это, Александра Игоревна, от сознания собственной незначительности…

– Депрессия… Попейте что-нибудь. Уж вам-то говорить о собственной незначительности… Доктор наук, профессор, академик, возглавляете крупнейший психиатрический центр страны…

– Знаете, милая… Я вот тут наблюдал офицера, который командовал операцией, у него шрам на шее… Он мне нож показывал, которым ему голову отрезали… У меня как-то все переменилось после внутри. Кого волнует, что я академик, кроме может быть, моих близких… Ну не я, кто-нибудь другой был бы на моем месте… А вот офицер…

– И на его месте кто-нибудь был бы, – попыталась Сашенька успокаивать профессора.

– Конечно, – согласился тот. – Вот только другому голову бы отрезали. А этот выжил… Сам, что ли, себе яремную вену пережал?.. Ведь это какой ужас надо преодолеть, когда реально, когда не метафора, захлебываешься своей кровью!..

– Поговорите с Сихарулидзе на грузинском!.. Или знаете что? Поезжайте на дачу! – посоветовала девушка. – Там вас внуки живо на ноги поставят! Никакой депрессии через час не останется!

– У меня внуки взрослые…

– Ну, так правнуки…

– Они еще маленькие и живут на Севере. Внук мой старший – тоже офицер. Только медицинский. Он на Севере служит. А второй, у него еще нет детей, тоже офицер, военный хирург, шьет и режет по линии ООН под жарким солнцем…

Сашенька сидела, слушала своего начальника и думала, что вот так вот, можно случайно узнать всю человеческую душу за несколько минут, безо всякого старания. А другую душу никогда не приоткрыть… Ей жаль было старика, чья душа вдруг обнажилась, отринув все регалии ученого и члена профсоюза.

– Или, знаете что, – предложила она, – выпейте коньячку… С лимончиком. У вас же есть?

– На работе?

– Ну, имеете же вы право плюнуть на все хотя бы на несколько часов!

– Вы так думаете?

– Идите в свою комнатку, ложитесь на диван, а я вам ноги пледом укрою!

Главврач, словно ребенок, кивнул послушно и пошел в комнату за кабинетом, где открыл стеклянный бар, скрытый в буфете работы еще позапрошлого века, налил там рюмочку и выпил, как лекарство… Через несколько секунд ему стало легче, он поглядел заблестевшими глазами на Сашеньку, сбросил халат, оставшись в рубашке и брюках, сел на кожаный диван, снял видавшую виды обувь и прилег на подушечку с изображением бедуина. Он эту подушечку взял трофеем в каком-то маленьком немецком городке. Там у него еще был временный трофей – блондинистая немка с толстыми ляжками, такой вкусный трофей!..

На этом воспоминании академик вдруг увидел склонившуюся девушку, укрывавшую ему ноги пледом, и такой аппетитной показалась главврачу ее задница, обтянутая халатиком, что вдруг его рука сама потянулась, тронула подагрическими пальцами упругость девичьего тела…

Сашенька обернулась и посмотрела на профессора с удивлением. Он не понимал ее взгляда, боялся укора и презрения, а потому поспешил оправдаться:

– Наверно, вы последняя, к кому я прикоснулся в жизни в таком аспекте… Черт попутал… Простите…

– Не развалюсь! – вдруг улыбнулась девушка. – Мне бы томограф!.. Там такой интересный больной!..

– Конечно, конечно! – взбодрился академик. – Скажите, что я разрешил!

– А теперь поспите часа два! – предложила Сашенька. – Встанете, будете, как новый!

Она пошла к двери.

– Вы очень хорошая девушка, – услышала за спиной.

Обернулась и еще раз улыбнулась.

Уже идя по коридору, она подумала, что проблем с защитой кандидатской не будет… А еще в голову пришло совсем банальное, что гадость уживается с чистотой. И что, наверное, чистоты вовсе не бывает, так, если белую краску перемешать с черной, получится серая… Все – серое… Она тоже почувствовала себя серого цвета…

* * *

Лысый совершенно не собирался ложиться для обследования. Продолжал улыбаться престранно и мучил здоровенных санитаров, которые висели у него по двое на каждой руке.

– Александра Игоревна! – услышала девушка за спиной голос своего учителя. – Бесполезно!..

– А как же мне его?..

– Укольчик, – предложил профессор Фишин. – Двойную дозу. А то и тройную!..

– Но ведь он не буйный!

– Но ведь вы хотите сделать исследование?

Сашенька согласно покачала головой, и медсестра безо всяких раздумий воткнула лысому в предплечье шприц с убойной дозой снотворного.

И после этого лысый еще долго мучил санитаров, пока тяжесть не стекла на его веки, а ноги как-то сами подкосились, делая здоровяка беспомощным.

Его уложили и вкатили в томограф.

Врач нажала клавиши, процесс пошел, и томограф принялся постреливать то одиночными, то длинными очередями.

– Я вас не успела поблагодарить! – уже в коридоре обратилась к учителю Сашенька.

– За что же? – с удивлением поднял кустистые брови профессор Фишин.

– За то, что вступились за меня тогда…

– Ах, это… Не вгоняйте меня, милочка, в краску! Сие было естественно и благодарности не стоит!..

Они стояли возле окна и смотрели каждый в свое пространство. Стояли и смотрели молча.

Сашенька сравнила двух стариков и почувствовала, что к главврачу чувствует нежность, с капелькой жалости, а к рядом стоящему отношение было, как к пожилому, но мужчине. Она украдкой опустила глаза и посмотрела на руки профессора, лежащие на подоконнике. Это были два мохнатых молота с маленькими старческими пятнышками на коже. Сашенька удивилась, что прежде никогда не обращала внимания на руки учителя… Из глаз девушки выкатилось по слезинке, но этого никто не заметил…

– Ну что ж, – оторвался от созерцания внутреннего пространства профессор. – Посмотрим, что там в голове у вашего протеже?

Она кивнула.

Глаза женщины-врача, проводившей обследование, были похожи на куриные яйца. Такие обычно бывают, когда у человека ну совсем плохо со щитовидной железой, или при крайнем удивлении.

Специалистка по компьютерной томографии имела обширный опыт, мозгов перевидала всяческих, и микро, и макроцефалических, и с огромными опухолями, и вообще видала голову без мозга как такового. Так что Сан Сановну, как ее звали коллеги, удивить чем-либо было нереально.