Пальцы для Керолайн - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 1

Дмитрий ЛИПСКЕРОВ

ПАЛЬЦЫ ДЛЯ КЕРОЛАЙН

Иосиф брал со стола заранее заготовленную пачку горчицы и высыпал две трети в ведро, бултыхал ногами, перемешивая содержимое… Мать доставала теплый плед, закутывала отца и садилась рядом с ведром на корточки. Она поплескивала на колени Иосифу горячей водой, он потел и от разливающейся по телу истомы возбуждался. Глаза его становились меньше, и все тело как-то сужалось, он начинал гладить мокрые руки матери, раздвигал свои бедра, усаживал мать на ручку кресла, запускал пальцы ей под халат, находя самое нежное женское место, и издавал стон… Мне было интересно смотреть на это из своей детской кровати, но волны горячего воздуха, насыщенного испарениями горчицы, разъедали мои глаза, и я их закрывал, прислушиваясь к звукам, издаваемым родителями…

Лишь много лет спустя я понял, что отец был очень силен как мужчина, что природа щедро наделила его мужскими соками, забрав взамен внешнюю привлекательность. И уж если соки начинали бурлить, то бурлили они до утра…

В молодости отец был авантюристом. Когда еще не было ни меня, ни моих братьев, когда Иосиф был холост и проживал со своей матерью, в его кудрявую голову пришла первая мысль нарождающегося авантюриста. Он выкрал из тайника своей родительницы все золото и бриллианты, доставшиеся ей в наследство, и исчез.

Сел в поезд и через сутки вышел в южном городе, где имелся большой международный порт. Ему понадобилась неделя на то, чтобы устроиться поваром на судно, отходящее в Индию. Он выправил себе паспорт моряка, „расплатившись за него золотыми серьгами, подкупил капитана ажурной браслеткой, чтоб тот не очень замечал изъяны в его кулинарном искусстве, и уже через десять дней качался вместе с кораблем на волнах нейтральных вод…

Отец плохо представлял себе, что будет делать в Индии. Языками он не владел, об Индии знал лишь понаслышке, и каким делом можно там заняться, понятия не имел… Попросту говоря, при первом же увольнении он хотел скрыться в Бомбее и уже никогда не возвращаться на корабль. Общаясь с моряками, Иосиф понял, что ни в каком золоте, ни в каких бриллиантах Индия не нуждается — своих навалом.

В дефиците только электроприборы, и ничего другого.

Отец при этом известии не раскис, а принялся разнюхивать, кто из моряков и что везет на продажу… Вскоре он вызнал, что помощник капитана нелегально вывозит сотню электрических чайников и десятка два пылесосов, забив ими один из трюмных отсеков. Путем грубого шантажа отец вынудил помощника уступить ему за бесценок всю контрабанду и на пятнадцатый день с начала плавания появился с кофром крайнего дефицита в Бомбее, встретившем авантюриста сезоном летних дождей.

Первую ночь, завывающую штормовым ветром, ему пришлось провести возле французского корабля, прикорнув на своем кофре с будущим благосостоянием. Он вымок до нитки, хотел жрать, как тысяча грязных индийских детей, но присутствия духа не терял.

К утру французский моряк подал ему булочку с джемом и французский флажок.

Иосиф булочку съел, вставил флажок в пупок бронзовому будде и потащил свой кофр к выходу из порта, решив к вечеру непременно стать раджой.

К вечеру раджой он не стал. но мог считать себя вполне состоятельным человеком. За десять процентов от будущей выручки отец снял прилавок в магазине на окраине города и уже к полудню реализовал весь товар.

Сидя в рикше и блаженно поглаживая полный карман денег, он высматривал подобающий своим вкусам дом, в котором можно арендовать квартиру… Впрочем, с рикшей он попытался расплатиться советскими рублями и милостиво сунул старику трешку. Тот долго рассматривал ее, нюхал, даже на вкус попробовал бумагу, а потом неожиданно для отца завопил на всю улицу на санскрите и принялся хватать Иосифа за руки, пока тот не выудил из кармана местную монетку и не бросил ее под ноги старику. Однако советские деньги отец забрал обратно и напоследок дал рикше хорошего пинка под зад…

Иосиф снял квартиру в центре Бомбея, арендовал себе место на базаре и стал каждую неделю встречать в порту советские корабли. Он скупал все электроприборы, которые нелегально вывозили моряки, а потом сбывал их на базаре, приобретая взамен дешевое в Индии золото и бриллианты… «Не век с индусами жить!» Вскоре Иосиф мог считать себя очень богатым. Он роскошно обставил квартиру, ужинал в изысканных ресторанах, но и тосковал отчаянно, как могут тосковать только русские евреи. Причин своей тоски отец не понимал. Сколько ни анализировал их — никакого путного объяснения найти не мог… Он уже было подумал, что это та самая тоска по родине, о которой он столько наслушался по радио, и вдруг, внезапно расщедрившись, стал больше платить русским морякам за контрабанду. Он дошел даже до того, что с верным человеком переправил своей матери целую кучу золота, гораздо большую, нежели стащил, и написал ей письмо, в котором, рыдая, просил о прощении… Но тоска не проходила… Отец худел не радовался бойкой торговле и уже подумывал о возвращении на родину «блудным сыном», как вдруг солнечным утром, когда жара еще не убила благоухания цветов, а птицы не сомлели в прохладной синеве, Иосиф увидел на базаре женщину… Вот в чем природа его тоски, вот оно, то самое, чего ему не хватало в этой благословенной стране!

— Даже самый жадный еврей должен любить! — воскликнул отец, пораженный красотой женщины. — И я люблю!

Через минуту он уже отдавал женщине за бесценок электрический чайник и кофемолку, норовя как бы случайно прикоснуться к ее длинным смуглым пальцам, сплошь унизанным тонкими серебряными колечками, и весь трепетал, если прикосновение удавалось. Женщина же отдергивала руки, как будто до нее дотрагивался прокаженный, и торопилась скорее уйти… Иосиф, наоборот, тянул резину, тщательно заворачивая части чайника и кофемолки в разные бумажки, и все смотрел из-под жидких бровей на ямочку между грудей прекрасной покупательницы, обнимал взглядом тонкую, словно бутылочное горлышко, талию и желал целовать коричневое пятнышко на ее высоком и таком прекрасном лбу.

Незнакомка сложила покупки в корзинку, бросила на прилавок деньги и пошла с базара прочь, Иосиф, несчастный, словно ребенок, которому только что подарили и тотчас отобрали чудесную игрушку, густо заплакал. Не скрывая слез, от обиды он двинул каблуком по новенькому пылесосу, и затем обессиленный рухнул на прилавок, весь содрогаясь от рыданий…

Женщина исчезла, словно мечта, и отец затосковал еще сильнее. Теперь он уже понимал природу своей тоски, а оттого проклинал свою мамашу, на которую свалилась куча золота, присланная сыном-путешественником, когда тот был не в себе, спутав тоску по женщине с тоской по родине! Отец материл судьбу, отнявшую у него любовь, и за это отыгрывался на моряках, скупая за мизер контрабанду. Если же они отказывались продавать, Иосиф грозил, что немедленно отправится в посольство, скажет кому надо, и плавание для этих моряков будет последним…

Так прошел еще один месяц, полный одиночества и страдании. Как-то отец сидел за прилавком, жутко злой оттого, что люди шарахаются от непомерно высоких цен на его товар, мечтал о станковом пулемете и о длинной стене, к которой можно поставить всех жадюг покупателей, расстреливая их сотнями. Он отчетливо представлял нагромождение трупов, залитых кровью, и вдруг пугался своих мыслей. «Наверное, так убивали евреев в гетто, — размышлял он. — Сотнями…

Каждый хочет стать палачом того, кого ненавидит». После этого отец в своих фантазиях миловал покупателей, но цену на товар все же не сбавлял…

Дело двигалось к полудню. Жара разогнала всех мух, и базар почти опустел.

Отец засыпал, клевал носом и вдруг, словно во сне, в раскаленном, дрожащем мареве увидел любимые черты незнакомки, направлявшейся прямо к его прилавку.

Сон мигом растворился с жарой, отец расплылся в глупой улыбке и, словно приказчик, стал в поклоне, ожидая предмет своего обожания.

Незнакомка торопливо подошла к прилавку, достала из корзинки чайник и плавно опустила его на прилавок… Отцу никак не удавалось совладать с идиотской улыбкой. Он восторженными глазами смотрел на женщину, а та что-то лепетала, взмахивая полными руками и указывая на чайник, пока Иосиф не уловил смысла ее слов… чайник оказался бракованным и сгорел салютом на второй день. Женщина же живет в деревне, далеко от города, и ей слишком накладно так часто ездить в Бомбей, тем более из-за какого-то чайника… Отец в душе возблагодарил страну, предприятие, директора и всех, кто был причастен к изготовлению ставшего столь милым сердцу предмета быта. А незнакомке со всей своей змеиной хитростью сказал, что чайников теперь уже нету (хотя ими был забит весь склад), что ожидает он их лишь на будущей неделе, и если ей дорого еще раз приезжать в Бомбей, он сам привезет ей новый чайник, так как фирма в таких случаях берет все расходы на себя… Иосиф выудил листок бумаги и подвинул его незнакомке, чтобы та написала адрес деревни, в которой живет. После этого он еще раз заверил, что никакого обмана не будет, и чайник будет доставлен ей сразу же по получении новой партии.